Ты мое дыхание (СИ) - Яфор Анна. Страница 17
Надо отдать ему должное, на мою безобразную выходку он отреагировал довольно спокойно. Не знаю, что стало тому причиной, привык ли он, что все женщины поголовно его хотят и не стараются скрыть это, или просто мое дикое заявление его позабавило, но он не уволил меня тотчас же и даже, кажется, не слишком разозлился.
Неловкости моей, правда, это отнюдь не убавило. Как и заинтересованности в нем. Я старалась отводить глаза и вообще не смотреть на него, только получалось это скверно. Близость этого человека тревожила. Широкие плечи, рост, исходящее от мужчины едва уловимое тепло и что-то еще, манящее и искушающее одновременно: безразличие, откровенная отстраненность и явное самообладание. Он владел собой куда лучше меня. Я, вон, даже собственные мысли не смогла сдержать, выболтав все, что думала, а то, что происходило в его голове, и примерно не могла представить.
Наверно, поэтому мне невольно хотелось сократить расстояние между нами. Не представляю зачем. Я ведь знала наверняка, что мы пересеклись на короткое время, что ничего, помимо работы, между нами нет и не может быть, что таких разных людей еще стоит поискать. Да и вообще мужчины с настолько фатальной отчужденностью очень опасны. Особенно для таких, как я. Какая-то недоступная, глубинная часть их души просто не способна понять другого человека. Поэтому стать жертвой чар Ольшанского… вряд ли можно было придумать что-то хуже.
Но все ощущения совершенно не поддавались никакой логике. Я невольно продолжала пялиться на него, стараясь хотя бы, чтобы это не выглядело слишком явно, и отчаянно кусала губы, чтобы снова не сболтнуть чего-то лишнего.
Когда мужчина ушел, я выдохнула, прижимая ладони к разгоряченным щекам. Сделала глоток воды из бокала, смачивая пересохшее горло. Пора заканчивать этот обед. И впредь ограничиться сугубо деловым общение с Ольшанским. Не стоит самой себе давать повода.
В сумке запищал телефон, заставляя меня вздрогнуть. Не смотри! — приказала себе самой. Не смей! Что бы Он ни написал. Это больше не имеет значения…
Кому я лгала? Себе? Напрасно. Имело — и еще какое. Слишком долго я привыкала к этим письмам, чтобы в один момент научиться жить без них.
Где ты, душа моя? Не молчи, потому что мне невыносимо без тебя. Кажется, я схожу с ума. Ты мне нужна. Жизненно необходима, прямо сейчас…
Почти сразу за этим сообщением пришло следующее:
Я не могу работать, не могу сосредоточиться ни на чем. Без тебя все не так.
Сердце забилось, так сильно, что стало трудно дышать. Зачем я прочитала это письмо? Ведь зареклась не заглядывать в почту и не травить самой себе душу. Все равно ничего хорошего от новых сообщений не стоило ждать.
А теперь во мне снова зародились сомнения. Если доцент болен и поэтому не появился в институте, как он может работать? Вернее, не работать? То есть…
Я сама запуталась в собственных мыслях. Больше всего на свете хотелось поверить, что мне пишет не Рогачев. Кто-то другой. Это казалось нереальным после всего, что я узнала, но таким желанным. Может быть, есть хотя крошечный шанс? Самый-самый маленький?
А ты работаешь сегодня?
Дурацкий вопрос. И абсолютно неуместный. Особенно, если учесть, что целый десяток предыдущих его писем я проигнорировала. Но ответ был важнее всего прочего.
С самого утра. И впереди еще длинный-длинный день, и вряд ли я смогу пережить его без тебя.
У меня затряслись руки. Возможно ли такое, что я все-таки ошиблась?
Зачем я тебе нужна?
Следующее сообщение пришло быстрее, чем экран телефона успел погаснуть.
Потому что я хочу тебя. Хочу увидеть, коснуться. Почувствовать рядом. Сделать все то, о чем мы с тобой писали. Хочу этого на самом деле. Не в письмах — в реальности.
Я прижала ладонь к губам, как будто этот жест мог помочь сдержать рвущееся наружу смятение. Подозвала официанта. Знала, что поступать так, по меньшей мере, некрасиво, но мне надо было остаться одной. Как можно скорее, а до возвращения Ольшанского наверняка оставались считанные минуты.
— Передайте, пожалуйста… — умолкла, не зная, какое определение подойдет точнее. Моему спутнику? Слишком вызывающе. Тому, с кем я обедала? Это совсем глупо звучит. Думай, Ника, быстрее! Иначе он вернется и тогда ты вряд ли сможешь так быстро уйти. — Передайте мужчине, который был со мной, что мне пришлось срочно уехать. И что я перезвоню.
На лице официанта не дрогнул ни один мускул: наверно, он и ни к таким заявлениям привык. Кивнул мне, уверяя, что все сделает. Я вцепилась в телефон так, будто кто-то мог отобрать его у меня, и поспешила к выходу.
Я выбежала из ресторана и торопливо огляделась, выбирая местечко поукромней и которое точно не будет видно от входа. Глупая предосторожность, конечно, наверняка, Ольшанскому и в голову бы не пришло преследовать меня. Но сейчас вряд ли было уместно рассуждать о моей адекватности, учитывая то, что я успела уже натворить и наговорить.
Я присела на скамейку в небольшом скверике и набрала номер подруги.
— Ин? Мне помощь твоя нужна. Вернее, не совсем твоя, а Марии Семеновны, — тетка Инги работала методистом на одной на кафедре. Не «ах», конечно, какие связи, но все же лучше, чем ничего. — Можешь раздобыть у нее адрес Рогачева?
В трубке повисла тишина, и я отчетливо представила как у подруги ошарашенно приоткрылся рот. Она долго молчала, а потом осторожно переспросила:
— Кого-кого?
— Доцента нашего, — мрачно пояснила я. Знала, что расспросов не избежать, поэтому заранее приготовила довольно убедительную, как мне показалось, легенду. — Навестить его хочу. Ты же сказала, что он болеет.
— Болеет, — задумчиво подтвердила Инга. — И что? — Видимо, сам факт его болезни не стал для нее достаточным аргументом, по которому я могла бы желать увидеть старика. Тем более, дома. — Ты правда попрешься к нему? И зачем?
Я вздохнула. Терпеть не могла врать, но сейчас у меня просто не было выхода. Не рассказывать же ей истинную причину, по которой мне крайне важно его увидеть именно сегодня.
— Я же тебе говорила, что он придрался к моей курсовой. И велел все переделывать. А времени, сама знаешь, кот наплакал. Хочу умилостивить его немного.
— ЧЕМ??? — почти выкрикнула Инга с явным ужасом в голосе, и я тотчас представила, что именно подумала моя подруга. Сделала глубокий вдох, борясь с подступающей тошнотой. И ответила почти зло, не понимая, как она могла представить такое.
— Совсем не тем, что тебе пришло в голову. Фрукты ему отнесу, соки какие-нибудь. Ты, может, уточни еще у тетки, что он любит. Может, повезет, и он не будет валить меня на экзамене.
Инга помолчала.
— Ну-у, не знаю. Не похож он на того, кого можно смягчить фруктами. Хотя, кто знает. Если ему сильно плохо, а тут ты явишься, как сестра милосердия, может, и проникнется.
Ох, лучше бы она этого не говорила. Я опять вспомнила обо всех своих страхах и сомнениях, и о том, что будет, если все же переписывалась я именно с ним. Тогда я прямо там и умру. И плевать на курсовую, экзамен, и все остальное.
Оказалось, что жил он совсем неподалеку, вот только хорошо это, или плохо, я не знала. Наверно, хорошо с той точки зрения, что уже вскоре все должно было разрешиться, но я боялась так сильно, что минут сорок проторчала у его подъезда, прежде чем, наконец, осмелилась войти.
За дверью долгое время была тишина, и я уже решила, что в квартире нет никого, но тут раздались шаркающие шаги и приглушенное покашливание. А я замерла, ощущая, как с удвоенной силой начало колотиться сердце. Сбежать бы… но не для этого я сюда пришла. Надо все же выяснить правду, какой бы эта правда ни была.
Дверь распахнулась, и на пороге предстал Рогачев. Собственной персоной. Увидев меня, зачем-то снял очки и повертел их в руках, потом снова надел. Прищурился и потер подбородок.