Встретимся на Черной речке (СИ) - Федченко Варвара. Страница 13

— Вы меня напугали, — черные глаза художника, моего нового знакомого, сверкнули в свете луны.

— Что случилось? — настороженно спросил мужчина.

— Чего тама? — откуда-то из-под палубы появилась голова деда Максима. — О, девка! Я же тебе говорил — к воде не ходить! Сом утащит.

— Здрасти! Вы мне сами сказала, сходить, послушать, как сом плавает. Я видела его! — я, как ребенок, отчиталась деду.

— Хде?! — на украинский манер спросил дед Максим.

— Только что! У борта. Я стояла на мостике, а он мимо проплывал.

Художник из строительно-архитектурного колледжа хрипло рассмеялся, отворачиваясь от нас.

— Какой он? Сом-то? Большой поди?

Я согласно закивала, но мужчина не дал мне сказать. Со смехом в голосе обратился к деду.

— Ну ладно девушка подшофе, ей простительно. Но вы то, взрослый, адекватный человек, как в эти сказки верите?

Дед оскорбился, и, подбоченившись, с запинками заговорил:

— Да я сам видел! И девка вон тоже видела.

— Что вы видели? — с ласковой улыбкой спросил у меня черноглазый мужчина.

— Сома, конечно. Я даже голову видела: серая такая, чешуя блестит. Он вот там, — я показала за правый борт. — Плавал. И достаточно близко к берегу. Вот прямо…

— Вот так, да? — спросил художник, и дернул какую-то палку.

Раздались точно такие же звуки, которые я слышала буквально минуту назад. А когда я наклонилась над поручнем, то увидела, как что-то серое и блестящее снова мелькнуло над волнами. Художник легко поднял палку, к концу которой была привязана леска. По мере поднятия наверх этого сооружения, до меня начало доходить, что происходит, и я рассмеялась. Леска держала конструкцию, напоминающую советскую авоську или сачок, в которой лежала пара… Бутылок пива.

— Охлаждаю, — пояснил художник.

— Вот зараза, — плюнул дед Максим, и снова погрузился куда-то под палубу, бубня. — Я то думал… Думал, сом приплыл…. Тьфу ты.

— Замечательная мистификация, — я все еще подсмеивалась и над собой, и над дедом. — Вы просто фокусник. Оставайтесь здесь, будете тешить деда подобными представлениями.

Мужчина, показывая на банку пива, спросил:

— Вы не против? Я сегодня весь день рисовал на том берегу: высоко, тени вообще нет. Мечтал о простой банке пива. Дед мне ее привез, за что ему грандмерси, — чуть громче сказал художник, повернувшись в сторону люка, в котором пропал дед Максим. — Но оно было отвратительно теплое.

— Пейте, конечно.

— «Ничего, если пока тебя вместо шика парижских платьев, одену в дым табака?>>‚ — мужчина, с самоиронией процитировал Маяковского, жестом предлагая мне пиво. — Извините, шампанское в районном сельпо отсутствует.

— Зато там есть вино, — парировала я, так же жестом отказавшись от предложенной мне банки.

— Ага, ща-ас, — крякнул дед Максим из своего люка. — Нет там вина.

— А где тогда Витька его взял? — удивленно спросила я.

— А мне откед знать? — буркнул дед. — Я ему только пива привозил.

— Похоже, ваш молодой человек предусмотрительно запасся этим жизненно важным продуктов заранее, — усмехнулся черноокий мужчина.

— Это не мой парень. Просто одногруппник, — спокойно ответила я.

— Наверное, из города привез. Что ж, хоть какая-то частичка цивилизации.

— Что отмечали?

— Оплакиваем бездарную трату времени, — сыронизировала я, глядя, как луна снова прячется за низко висящие облака.

— Таки бездарную? Вы разве сегодня не рисовали?

— Рисовали… — вздохнула я. — Вот прямо здесь и рисовали. На берегу.

— Вам натура не нравится?

— Мне здесь ничего не нравится, — констатировала я, и пошла к спуску. — Дед Максим, спокойной ночи.

— Какой «ночи»? Я тут до утра провожусь, мотор барахлит, — заворчал дед.

— Давайте я вас провожу? — к моей радости, спросил мужчина.

Я молча кивнула, хотя внутри все вздрогнуло от этих, казалось бы, простых, банальных слов, которые я слышала десятки раз. Тяжелые тучи сдвинулись, и луна осветила лицо мужчины, подававшего мне руку.

«Господи, какой ты красивый! Такой знакомый, и одновременно абсолютно чужой человек», — подумала я, отводя взгляд от иссиня-черных глаз.

— Как вам пленэр? — спросила я.

— Нормально. Давайте лучше о вас, — перевел разговор мужчина.—

Я не совсем вас понял… Если вам здесь не нравится, то зачем приехали?

— Так сложились обстоятельства, — подобрала я слова. — В общемто, эта поездка — способ сдать следующую сессию. Один мой преподаватель поставил мне условие: либо я еду, либо могу отчисляться.

— Странное условие, вам не кажется?

— Я уже не знаю, что мне кажется. Но теперь ваша очередь отвечать. Почему вы вчера нарисовали меня?

— Вы органично смотрелись на поляне в бору: образ собирательницы. Этот ваш плащ, уставшая поза, промокшая обувь, выбившиеся из прически пряди… И фон подходящий — рассветное солнце. Я вспомнил картинку из детства: моя мама так же выглядела, в лесу, когда собирала ягоды. И в итоге получилось весьма эстетично. Так почему вы согласились ехать? Сдали бы у другого преподавателя.

— Сначала я была очень зла. Расскажу вас секрет: чтобы попасть на пленэр, сюда, на Черную речку, нужно было нарисовать пейзаж. Я, в порыве ненависти и злобы, наляпала на холст масла и хаотично размазала его. Пять тюбиков! Надеялась, что меня не возьмут с такой «картиной», — я ухмыльнулась. — Но, как видите, я здесь. Видимо, мой преподаватель решил, во что бы ни стало сослать меня на этот остров.

— А картина была настолько плоха? Или вы просто недооцениваете себя?

— Нет, ваша очередь. Почему вы решили приехать сюда?

— Я, когда — то давно, бывал здесь. Еще в студенческие годы. С этим местом связано много приятных воспоминаний… Да и натура здесь прекрасная: остров, с каждой своей стороны, открывает совершенно новый вид, отличный от предыдущего. Здесь есть скалы, — я слегка повернула к мужчине голову, и он тут же повторил, — Да-да, с юго-западной стороны, есть скалистая порода. Так же есть песчаный берег, разные типы леса (сосновый и березовый), болото… В общем, рай для пейзажиста.

— А вы пейзажист? — удивилась я. — Я думала, что вас больше интересует деревянное зодчество, церковь…

— Почему? — удивился мужчина.

— Ну, я из вашей специализации такой вывод сделала. У вас в строяке, как мне казалось, именно этим занимаются.

— Где у нас»? — переспросил мужчина.

— Ой, вы, может быть, не знаете, что мы так называем… — смутилась я. — Ну, это сокращенное от архитектурно-строительный колледж.

Либо «строяк», либо «архитектурка».

— Хм, я не знал.

— Извините, пожалуйста! Если вам обидно такое название, я его навсегда забуду, — клятвенно пообещала я.

— Да ничего страшного… — мужчина помолчал. — Теперь ваша очередь. Насчет той картины: вы уверены, что она так плоха?

— Естественно, — закатила я глаза. — Просто представьте себе: килограмм черного масла, и все это хаотично раскидано по полотну.

— Хаотично? Или интуитивно? — осторожно спросил черноглазый.

— А есть разница?

— Огромная! — воскликнул мужчина. — Хаотичное, как вы выразились, раскидывание приводит к банальной мазне на холсте. А интуитивное рисование — это высшая степень таланта живописца. Когда из, опять же цитирую вас, килограмма масла получается шедевр. О чем вы думали, когда рисовали?

— О ненависти к сложившейся ситуации, к этому месту, к своему преподавателю. Я представила, как черные воды этой реки захватывают меня, мое свободное время, мою свободу, в конце концов.

— И что получилось в итоге? Опишите картину.

— Черная масса. Потоки воды. Она шипит, пенится, сбивает меня с ног.

— Вы сами себя слышите? — тихо спросил художник. — Это и есть искусство. Вы выразили свои личные, глубинные эмоции, чувства посредством интуитивного написания картины. Это редкий талант. Рисовать по шаблону, по правилам, может каждый. А вот вложить в рисунок что-то свое, интимное, пережитое или переживаемое может не каждый.