Райские птички (ЛП) - Малком Энн. Страница 30

Я поняла, что больше не могу вести себя, как жертва, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Моя жизнь зависела от того, чтобы больше не быть слабой. Поэтому я дерзко вздернула подбородок, целеустремленно, грациозно откинулась на спинку стула – мама гордилась бы, – положила руки на колени, одну поверх другой, и встретила его пристальный взгляд.

Его кулаки слегка сжались от моей бессловесной демонстрации неповиновения. Совсем не похожа на предыдущие жертвы. А у него они были. И очень много.

Моя кровь вскипела, и мне пришлось больно вонзить ногти в ладонь, чтобы не сделать ничего глупого, например, задушить его. И снова в воздухе таилась опасность.

— Мы будем говорить о делах, или ты собираешься отнимать у меня время, Илай? — спокойно спросил Лукьян, наливая себе еще. — Ты же знаешь, я человек, который презирает пустую трату времени, — угроза была почти нарисована кровью на полу.

Я скрыла свое удовлетворение от того, как мужчина вытянулся по стойке «смирно», откинулся назад и бросил на меня последний взгляд, прежде чем сфокусироваться на Лукьяне.

— Конечно, мне и в голову не взбредёт тратить твоё время, Оливер, — сказал он. — Я ценю свою жизнь.

Лукьян склонил голову набок, словно Илай был разновидностью насекомого, которое было вредителем или не очень значительным, чтобы обращать на него внимание.

— А я-то думал об обратном.

— Информация, — уточнил старший. — У нас уже есть банковский перевод, готовый к отправке.

Лукьян, конечно, ответил не сразу. Он долго смотрел на молодого человека, потом потягивал водку. Неторопливо, беззаботно. Как человек, который управляет миром. Наконец он сосредоточился на пожилом мужчине и полез в карман, чтобы достать гладкий черный телефон. Он постучал по экрану.

— Информация теперь у вас. И, конечно, я удалю все копии, — он поднял глаза. — Вы хотите стать свидетелем процесса?

Старик махнул рукой.

— Конечно, нет. Ты человек слова.

— Да, я такой, — согласился Лукьян с угрозой, которая осела на Илая, хотя он даже не взглянул на него.

— Как и мы, — сказал старик, вставая и постукивая по своему телефону. — Банковский перевод завершен.

Лукьян еще раз взглянул на экран.

— Вижу.

Старик встретился с ним взглядом, это было все равно что заглянуть в пустую могилу на кладбище. Невероятно холодную и влажную, полную смерти. Он был самым опасным из них двоих. Потому что знал, что нельзя угрожать или насиловать. По крайней мере, на людях.

Я подавила желание вздрогнуть, когда он сосредоточил свое внимание на Илае, дергая головой, чтобы тот встал. Молодой человек сделал это с видом подростка, который ненавидит слушаться своих родителей.

— Мы не хотим больше тратить твое время и ценим твою… — он посмотрел на меня, — Личную жизнь. Так что мы пойдем. Спасибо за гостеприимство.

Лукьян кивнул, не делая ни малейшего движения, чтобы проводить их. Илай взглянул на меня, но его взгляд больше не действовал на меня после того, как я оказалась в центре истинной опасности от его коллеги.

— Позвони, если она тебе когда-нибудь наскучит, — сказал он. — Или после того, как ты закончишь, — его глаза пробежали вверх и вниз по моему телу. Я снова приняла прежнюю позу. — Не имеет значения, дышит она или нет. Я все равно смогу… использовать ее.

На этот раз я вздрогнула. Потому что это не было насмешкой или угрозой. Это была настоящая просьба, просьба человека, у которого был отвратительный и очень реальный фетиш.

Лукьян не ответил. Вместо этого он кивнул старику.

— Моррис, надеюсь, наши пути больше не пересекутся.

Моррис кивнул в ответ, что-то на его лице выдавало смирение, и тихо вздохнул. Я не совсем поняла, что происходит, пока грохот выстрела не прогнал остатки моего разума.

Глухой стук тела, упавшего на ковер, казался более сильным, чем звук пули, которая его туда уложила. Это сделал Лукьян.

Я посмотрела на безжизненный взгляд Илая возле моих лодыжек. Тонкая струйка крови потекла из его виска. Я скромно переставила ноги в другую сторону от ручья, но в остальном не двигалась и не говорила.

Моррис даже не взглянул на тело. В его поведении ничего не изменилось.

— Будь здоров, Оливер, — сказал он.

А потом он ушел, не оглянувшись, оставив человека, с которым пришел, мертвым на полу, как тарелку, которую случайно-нарочно разбили на званом обеде. Как только звук его шагов был заглушен глухим хлопком входной двери, осталась только тишина.

Лукьян допил виски и расстегнул пиджак. Он даже не взглянул на меня. Вместо этого он подошел к барной тележке, поставил на нее пустой стакан и вернулся.

Мертвое тело в комнате перестало существовать. По крайней мере, для него.

У меня возникло странное воспоминание о том моменте на кухне с мамой. У меня кровь застыла в жилах.

— Не хочешь переодеться к ужину? — спросил он.

Я моргнула, переводя взгляд с непреклонного взгляда смерти на другой взгляд, еще более непреклонный, чем смерть. Я хотела спросить об Илае. О том, почему он убил своего коллегу. Об этих океанах крови. Хотела закричать. Может быть, блевануть. Но вместо этого я встала, обогнув кресло так, что он оказался между мной и Лукьяном.

Каким-то образом тело в комнате больше не имело значения. Ни для Лукьяна, ни для меня. Потому что Лукьян был чем-то большим, чем смерть. Стыд и боль, свернувшиеся в каждой части меня, были более насущными, чем мертвый психопат на полу.

— Т-то, как ты это сделал, о-обращался со мной, — заикаясь, произнесла я тихим, грубым и совершенно слабым голосом.

Я ненавидела, что боль того момента просочилась в мой тон. Я встретилась с ним взглядом сквозь туман. Я сдержалась, чтобы не вздрогнуть от его бесчувственного выражения и того факта, что оно все еще было неотразимо красивым, даже если вытравлено безразличием.

— Ты вел себя так, будто я – ничто, — это был едва слышный шепот, мои руки были сжаты в кулаки так сильно, что ногти царапали внутреннюю сторону ладоней.

Его холодный взгляд не отрывался от моего.

— Это было больно, — прохрипела я.

Что-то мелькнуло. Как жар, отражающийся от раскаленной дороги летом, мерцающий в миражах перед тем, как вернуться в небытие.

— Я ранил твои чувства, — заключил он низким дрожащим голосом, от которого вибрировала комната.

Это потрясло меня до мозга костей. Он был так далеко от этой комнаты. От меня.

Мне удалось сдержанно кивнуть, все еще цепляясь за надежду, что это – притворство. Игнорируя более вероятную возможность, что, как он обращался со мной перед этими людьми, было проблеском правды за занавесом того, что я себе вообразила.

— Мне плевать на твои чувства, — сказал он.

На этот раз я вздрогнула.

Еще одно мерцание. Оно длилось дольше, но оставалось бестелесным.

— Если стоит выбор между спасением твоей жизни или заботой твоих чувств, я выберу твою жизнь. Всегда, солнышко, — он шагнул вперед, и, несмотря на его ледяной тон и мраморно-остекленевший взгляд, воздух вокруг нас запылал жаром, когда он коснулся моего тела своим. — Я буду жить с тем, что ты злишься на меня, обижаешься, даже ненавидишь. Но я не буду жить с твоим трупом. Вот так просто. Твои чувства не имеют к этому никакого отношения. И ты должна понять, что я сделаю все, чтобы сохранить тебе жизнь, даже если придется убить то, что между нами. Даже если придется уничтожить твою душу. Я сделаю это.

— Я думаю… — я сглотнула. —… ты уже сделал это.

Он смотрел на меня все тем же холодным пустым взглядом, не выражая никаких чувств или реакции.

— Нет, солнышко. Ты узнаешь, когда я это сделаю. Не думай об этом.

Мой желудок скрутился, когда он опустился передо мной на колени, как будто молился или поклонялся. Они остановились как раз на том месте, где меня хватал Илай.

Его большой палец скользнул по нежной коже.

— Я думаю, больше всего тебя беспокоит то, что сейчас произошло, а не то, что тебе больно, — пробормотал он снизу, его рука двигалась вверх. — Тебя это взволновало.