Санкция «Айгер». Две мертвые китаянки - Треваньян. Страница 57

Свет не горел в комнате Джонатана. От лунного сияния, отраженного снегом за окном, накрахмаленное постельное белье испускало собственное свечение. Джонатан сидел в темноте. На коленях у него лежал пистолет, который оставил ему Поуп, тяжелый и неуклюжий из-за глушителя, придававшего оружию вид какого-то мутанта из скобяной лавки. Забирая его у стойки (при виде коробки конфет в подарок от мужчины мужчине администратор выразительно выгнул брови), Джонатан узнал, что Поуп отбыл в Соединенные Штаты, получив первую медицинскую помощь, необходимость которой возникла после того, как он, по его же словам, — изобретательности Поупа оставалось только позавидовать — поскользнулся в ванной несколько раз подряд.

Хотя перед восхождением определенно надо было поспать, Джонатан не рискнул принять таблетку.

Этой ночью у объекта будет последний шанс нанести упреждающий удар — если только он не решил подождать, пока они не окажутся на скале. Хотя убийство одного из участников столь опасного восхождения поставит под угрозу жизни остальных, оно не вызовет никаких подозрений и не оставит никаких следов. Все зависело от того, насколько объекту хватит решительности — и сообразительности.

Но какой смысл сидеть и трепыхаться по этому поводу! Джонатан резко поднялся с кресла и развернул спальный мешок напротив двери, чтобы силуэт каждого входящего был четко виден на фоне света в коридоре. Забравшись в мешок, он снял револьвер с предохранителя и взвел курок, чтобы не пришлось издавать эти два звука позднее, когда любой звук будет, возможно, иметь решающее значение. Он положил пистолет на пол возле себя и постарался заснуть.

В приготовления такого типа он никогда особо не верил. Объекты санкций всегда прибегали к подобным мерам и всегда тщетно. Его неверие было вполне обоснованным. Пока он ворочался и находил удобную позу, чтобы хоть немножечко поспать, он оказался прямо поверх пистолета, быстро извлечь который из-под спального мешка было просто невозможно.

Должно быть, он задремал, потому что совершенно явственно вздрогнул, когда, не раскрывая глаз, почувствовал в комнате свет и движение.

Он открыл глаза. Дверь была настежь раскрыта, и человек — Биде — был отчетливо виден в рамке желтого прямоугольника. Пистолет в руке Биде сверкнул серебром на фоне черного края двери, когда француз осторожно прикрыл ее за собой. Джонатан не шелохнулся. Он почувствовал, как его собственный пистолет уперся ему поясницу, и проклял злую судьбу, которая его туда засунула. Темная фигура Биде приблизилась к кровати.

Хотя Джонатан заговорил тихо, казалось, что его голос заполнил собой всю комнату, погруженную во тьму.

— Не двигайтесь, Жан-Поль.

Биде замер, не понимая, откуда исходит голос.

Джонатан понял, как ему нужно разыграть эту партию. Он должен продолжать говорить тихо, властно, монотонно.

— Я прекрасно вас вижу, Жан-Поль. И без колебаний убью при малейшем движении вопреки моей команде.

- Да. — Голос Биде был хриплым от страха.

— Справа от вас ночник. Нащупайте его, но не включайте, пока я не скажу.

Послышался шорох, потом Жан-Поль сказал:

— Нащупал.

Джонатан, не меняя монотонной интонации чревовещателя, все же понял, что долго блефовать ему не удастся.

— Включите лампу. Но не оборачивайтесь. Продолжайте смотреть на свет. Поняли? — Джонатан не решался сделать лишнее движение, необходимое для того, чтобы вытащить руки из спальника и нашарить пистолет. — Поняли, Жан-Поль?

— Да.

— Тогда так и делайте, только медленно. Давайте! — Джонатан понял, что это не сработает.

И был прав. Биде сделал, как ему велели, только отнюдь не медленно. В то мгновение, когда комната залилась ослепительным светом, он развернулся к Джонатану и навел пистолет туда, где тот лежал самым неподобающим образом в своем коконе из гагачьего пуха. Он смотрел на Джонатана, в его взгляде было примерно поровну страха и ярости.

Очень медленно Джонатан поднял руку, не вынимая ее из мешка, и направил указательный палец на Биде, который, сглотнув, понял, что выпуклость на мешке направлена ему прямо в живот. В течение нескольких секунд ни один не шевельнулся. Джонатана прямо-таки бесило, что его настоящий пистолет довольно болезненно давит его под плечо. Но он улыбнулся.

— В моей стране это называется мексиканской ничьей. Кто бы из нас ни выстрелил первым, умрут оба.

Джонатан не мог не оценить самообладания Биде.

— И как же обычно выходят из такой ситуации? В вашей стране?

— По традиции оба должны убрать пистолеты и все обговорить. Таким образом было спасено немалое количество спальных мешков.

Биде рассмеялся.

— У меня не было намерения стрелять в вас, Джонатан.

— Извините. Вероятно, меня сбил с толку ваш пистолет, Жан-Поль.

— Я только хотел произвести на вас впечатление. Может быть, испугать. Не знаю. Это был жест глупца. Пистолет даже не заряжен.

— В таком случае вас не затруднит бросить его на кровать?

Биде на мгновение замер, потом весь обмяк, ссутулился и уронил пистолет на кровать.

Джонатан медленно приподнялся на локте, продолжая указывать на Жан-Поля пальцем, спрятанным в мешке, просунул вторую руку под мешок и извлек пистолет. Когда Биде увидел, как из-под водонепроницаемой ткани показалась рука с пистолетом, он пожал плечами, чисто по-галльски изображая покорность судьбе.

— Вы очень смелый, Джонатан.

- Просто у меня иного выбора не было.

— В любом случае вы очень изобретательны. Но в атом не было никакой надобности. Как я уже сказал вам, мой пистолет даже не заряжен.

Джонатан выбрался из мешка и подошел к креслу, в (которое уселся, не отводя пистолета от Биде.

— Хорошо, что вы решили не стрелять. Я бы чувствовал себя полным идиотом, если бы мне пришлось, согнувши палец, орать «пиф-паф!».

— Разве не оба должны убрать оружие после этой самой мексиканской… как ее?

— Никогда не верьте гринго. — Джонатан обрел спокойствие и уверенность. Было ясно одно — Жан-Поль был непрофессионалом. — Вы пришли сюда с какой-то целью, я полагаю?

Жан-Поль смотрел на собственную ладонь, водя большим пальцем по ее линиям.

— Я думаю, что мне надо вернуться к себе в номер, если вы не против. — Он отвернулся. — Я и так уже выставил себя перед вами полным ослом. Я ничего не добьюсь, усиливая это впечатление.

— Мне кажется, я имею право на некоторые разъяснения. Ваш визит в мою комнату был… несколько необычен.

Биде тяжко уселся на кровать, ссутулившись, пряча глаза, и были в его облике такая тоска и подавленность, что Джонатана ничуть не встревожило, что Биде теперь вполне мог дотянуться до своего пистолета.

— Нет в мире ничего более жалкого и смешного, Джонатан, чем разъяренный рогоносец. — Биде печально улыбнулся. — Никогда не думал, что окажусь в роли Панталоне.

Джонатана охватило неприятное смешанное чувство жалости и презрения, которое он всегда испытывал к людям, психологически слабым, в особенности к тем, кто не мог самостоятельно совладать со своими интимными проблемами.

— Я и так уж выставил себя перед вами в самом смешном свете, и больше терять мне нечего, — продолжал Биде. — Полагаю, вы уже в курсе моих физических недостатков.

Анна ваяла за правило посвящать в них всех своих жеребцов. Это их почему-то еще больше распаляет.

— Вы ставите меня в неловкое положение, Жан-Поль, вынуждая заявить о моей непричастности.

Жан-Поль посмотрел на Джонатана так, будто его вот- вот вырвет.

— Не трудитесь.

— Пожалуй, потружусь. Нам вместе участвовать в восхождении. Давайте скажем просто: я не спал с Анной и не имею ни малейших оснований полагать, что мои поползновения на сей счет встретили бы что-нибудь, кроме презрительной усмешки.

— Но прошлой ночью…

— Что прошлой ночью?

— Она была здесь.

— Откуда вам это известно?

— Мне было одиноко без нее… Я искал ее… Я слушал у вашей двери. — Он отвернулся. — Это самое омерзительное, да?

— Да. Вчера ночью Анна была здесь. Я встретил ее в холле и предложил ей выпить. Любовью мы не занимались.