Санкция «Айгер». Две мертвые китаянки - Треваньян. Страница 7
— Делом нам надо заняться, Хэмлок, а не любовью. — Но при этом она села на диван, туда, куда он указал ей мановением руки.
Он пригубил виски.
— У нас на все хватит времени. Но, разумеется, как вы скажете… Подумайте пока. А тем временем расскажите, что мне следует знать об этой санкции.
Мисс Жопп посмотрела на потолок и на секунду прикрыла глаза, собираясь с мыслями.
— Человек, которого они убили, служебный псевдоним «Стрихнин», по службе не блистал.
— Что он делал в Канаде?
— Представления не имею. Что-то для Центра. Нас ведь это совершенно не касается.
— По-моему, тоже. — Джонатан протянул к ней руку, и она взяла ее, просигналив легким пожатием пальцев.
— На Стрихнина напали в небольшом отеле на Касгрейн-авеню… м-м, приятно… Вы знаете эту часть города?
— Нет. — Он продолжал наглаживать ей запястье.
— К счастью, Центр обеспечил ему прикрытие. Наш человек был в соседней комнате и слышал, как происходит нападение. Как только двое убийц ушли, он прошел в номер Стрихнина и провел профессиональный осмотр тела. Потом он тут же связался со Спецрозыском и Санкциями. Мистер Дракон сразу подключил меня.
Джонатан нежно поцеловал её.
— Вы хотите сказать, что агент, бывший в прикрытии, просто сидел в своем номере и спокойно дал убить этого… Стрихнина?
— Еще виски?
— Нет, спасибо. — Он встал и привлек ее к себе. — Где она? Там?
— Спальня? Да. — Она последовала за ним. — Вы же знаете стиль их работы, Хэмлок. Задача прикрытия — не вмешиваться, а наблюдать и сообщать. Притом они, похоже, проверяли новую систему.
— Так? Что за систему?… Простите, дорогая. Вечно я в этих крючочках путаюсь.
— Давайте я сама… У них всегда были сложности с тем, как замаскировать движения и звуки, издаваемые агентом-наблюдателем, когда его помещают рядом. Теперь у них родилась идея, что самому агенту надо не стараться сидеть тихо, а наоборот, шуметь, как можно больше…
— О Господи! Вы эти простыни в холодильнике держите?
— Это натуральный шелк, а не что-нибудь… Сейчас они экспериментируют с магнитофонной записью старческого кашля — крутят ее день и ночь, обозначают, что в номере кто-то есть. Но кто-то такой, в ком просто невозможно заподозрить агента… Ой! Тут у меня очень чувствительное место. Сейчас щекотно, но потом пройдет… Здорово придумано?
— Это вы про старика с кашлем? О да, весьма.
— Ну и как только мистер Дракон прислал мне форму Б-3611, я принялась за дело. Всё было несложно… Особенно люблю, когда гладят снаружи.
— Я уже понял.
— Похоже, этот Стрихнин оказался не таким уж недотепой. Одного из двоих он сумел ранить. Наблюдатель видел, как они выходили из отеля и даже из окна сумел разглядеть, что один из них хромает.
Другой, который не был ранен, должно быть, запаниковал. Он побежал… о, как хорошо!.. И налетел на столб на противоположной стороне улицы. Когда он остановился перевести дух, наблюдатель узнал его. Остальное было… а-ах! Ар-р-х!.. Дальше было просто.
— Имя и фамилия объекта?
— Крюгер. Гарсиа Крюгер. Очень опасный тип.
— А вы меня не разыгрываете насчет имени? Так зовут только злодеев в плохих боевиках.
— Я никогда никого не разыгрываю — насчет имен… О-а-а-рр! Гр-р-а!
— Опасный тип — что именно вы имеете в виду?
— Как он обошелся со Стрихнином. Он… о, Боже мой!.. Он… он…
— Упритесь в матрац всей ступней, и посильней.
— Да. Стрихнин проглотил жвачку, которая была при нем. Крюгер доставал ее ножом. Горло и живот… Ой! Ада-р-р-а-а! Да… да… да…
— Джойса читали?
Она с трудом выталкивала слова сквозь стиснутые челюсти, воздух микроскопическими порциями со всхлипом шел сквозь сведенное судорогой горло.
— Нет… О-о-х!.. Почему вы спросили?
— Так, пустяки. А что второй?
— Который хромал? Пока не знаю. Дилетант — мы в этом уверены.
— Откуда вы знаете, что дилетант?
— Его вырвало, пока Крюгер работал над Стрихнином. Прямо на пол. А-р-рха-ах-хр-га-га-ах!!! — Она выгнула сильную спину и приподняла его над кроватью. Кончили они одновременно.
Потом имели место нежные ласки и легкие видоизменения взаимоположения тел.
— Знаете, Хэмлок, — произнесла она тихо, отдохновение и несколько хрипло после пережитой натуги. — У вас прекрасные глаза. Такие трагикомические глаза.
Этого он ожидал. После всего они всегда говорили о его глазах.
— Я все думаю о вашем оружии, Хэмлок.
— А что такое?
— По сведениям, поступившим от мистера Дракона, вы предпочитаете крупный калибр.
— Правильно. Я вынужден. Стрелок я никудышный. — Всё?
— Угу.
Они оделись и выпили еще виски в безликой гостиной. В своем подробном инструктаже мисс Жопп описала привычки и распорядок дня Гарсиа Крюгера и ответила на вопросы Джонатана. Закончила она такими словами:
— Все это содержится в составленной нами справке. Изучите ее, потом уничтожьте. А вот ваше оружие. — Она вручила ему увесистый коричневый мешок. — Мы еще увидимся?
— А это будет благоразумно?
— Пожалуй, нет. Можно я скажу вам кое-что? Когда я… в общем, в самый разгар… можете себе представить, о чем я подумала?
— Нет.
— Я вспомнила, что вы — убийца.
— И вам стало неприятно?
— Нет, что вы! Наоборот. Странно, да?
— Да нет, довольно обыкновенно. — Он взял справку и оружие, подошел к дверям. Она пошла следом за ним, ожидая прощального поцелуя и совершенно не чувствуя той отрешенной холодности, которая всегда овладевала Джонатаном после полового акта.
— Спасибо вам, — сказала она, — за этот совет упираться ступней. Действительно помогает.
— Я счастлив, когда люди становятся духовно богаче от общения со мной.
Она протянула руку, и он пожал ее.
— У вас действительно чудные глаза. Я очень рада, что вы пришли.
— Спасибо за прием.
На площадке, в ожидании лифта, он испытал глубокое удовлетворение от проведенного вечера. Все было просто, ничем не отягощено и принесло большое облегчение на некоторое время. Все равно, что вовремя сходить пописать. Вот такую «любовь» он и предпочитал всем прочим.
В целом его половая жизнь была ничуть не героичнее, чем, скажем, грезы среднестатистического холостяка. Эти романтические занятия активизировались, как правило, в то время, когда он выходил на свои задания-санкции. Во-первых, именно тогда появлялась масса дополнительных возможностей. Во-вторых, предвосхищение опасности только подхлестывало его сексуальный аппетит. Вероятно, здесь, на уровне микрокосма, действовал тот же прихотливый закон природы, вследствие которого уровень рождаемости так заметно повышается во время войны.
Оказавшись в постели, он действительно бывал очень хорош. Его незаурядная квалификация была не просто следствием анатомических достоинств — в этом отношении он мало чем выделялся из общей массы мужчин. Не являлась она и результатом планомерных ухаживаний и тщательной тактической подготовки. Нет, его достижения по этой части были, скорее, производной от его выдающихся стайерских способностей и богатого опыта.
О его опыте достаточно сказать, что зуд любопытства никогда не пересиливал в нем умения хранить полное самообладание. После Анкары, и Осаки, и Неаполя уже не оставалось таких поз или нюансов, которые были бы ему неведомы. И только с двумя породами женщин он не имел опыта половой связи: с австралийскими аборигенками и эскимосками. Он не рвался заполнить эти этнические пробелы — главным образом, по причине своего чувствительного обоняния.
Но в значительно большей мере его фантастической выносливости способствовали тактильные ощущения, точнее, некоторые дефекты этих ощущений. Занимаясь плотской любовью, Джонатан ничего не чувствовал. Точнее сказать, он никогда не испытывал того локального физиологического экстаза, который мы ассоциируем с оргазмом. Нет, разумеется, на его биологической фабрике регулярно воспроизводилось семя, переизбыток которого в организме нервировал Джонатана, мешал спать, отвлекал от работы. И в момент извержения он испытывал огромное облегчение. Но это облегчение означало лишь конец дискомфорта, а не достижение удовольствия.