Сирота (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 14
Хотелось бы уделять тренировкам больше времени. И с саблей куда шире работать. И с копьем поупражняться, и с луком. Однако возможности его тела этого попросту не позволяли. Поэтому он начал с самого простого – укрепления кисти и отработки самых ходовых быстрых ударов. Слабых, но очень полезных против противников без доспехов или имеющих большое количество уязвимых мест.
Устинка же с Егоркой все время тренировки за ним наблюдали. Внимательно-внимательно.
– А чего вы на меня так смотрите? У меня хрен на лбу вырос что ли?
– Дивное ты творишь… дивное…
– Разве батя мой не упражнялся с сабелькой?
– Упражнялся. Чего уж там, – кивнул Егорка. – Хворост рубил да иногда игрался с Борисом.
– А вот так?
– Не видели.
– А где тот Борис?
– Погиб. По позапрошлому лету.
– Тоже от стрелы?
– С коня сверзился и шею сломал. По пьяному делу решил дубок поваленный перескочить. Все говорили, что его кляча не сможет, а он хорохорился. Вот и…
– Не смогла?
– Ногами зацепилась. И они вместе кубарем полетели. Чуть полежал на траве и душу Богу отдал, болезный…
Андрейка хмыкнул. И вернулся к упражнениям.
Борис этот ему очень бы пригодился. Или если не он, то хотя бы кто-то для нормально спарринга. Хоть вот этих двух «веселых ребят». Только перед этим какие-нибудь учебные сабли сделать, выстругав из дерева, чтобы не убить никого ненароком. И не травмироваться.
После болтовни и небольшого перерыва наш герой перешел к общей физкультуре. Только с акцентом на развитие выносливости. Сила-силой, но пока с таким телом она была малополезна.
Так совокупно около часа и «прозабавлялся». Позавтракал. Еще часок отдохнул. И они втроем занялись хозяйственными делами.
К этому времени землянка была уже готова. И импровизированный сортир с поганым ведром соорудили. То дело нехитрое оказалось. Поставили четыре столба, обвязанные по верху жердями для придания им хоть какой-то жесткости. Шесть жердей положили сверху, как слеги, формирующих наклонный профиль небольшой односкатной крыши. С десяток вязанок травы [28] на крышу. Несколько волокуш лозы, чтобы сформировать стенки. Глина, замешанная с травой, на обмазку плетеных стенок. И легкая дверца с такой же «плетенкой», только уже без обмазки. Ну и внутри немного повозиться пришлось.
День на него угробили. Однако результат Андрейку полностью удовлетворил. Он не хотел постоянно бегать по округе и гадить под кустами. Особенно зимой, по морозу. Можно, конечно, ставить поганое ведро в землянке. Но запах? И гигиена. Кроме того, пока это не требовалось, но сбор мочи и кала был полезным делом. И просто так их расходовать – не продуктивно.
Так или иначе, но чуть в стороне от землянки он сортир этот и соорудил. А потом занялся большим таким и просторным навесом, чтобы заниматься делами в ненастье не в землянке, а на свежем воздухе.
Круто наклоненная двускатная крыша задали определенную вытянутость конструкции. Чтобы обойтись без слишком длинных столбов. Вот с этим навесом сегодня и надлежало поработать. И перекрыть его полностью пучками травы, надежно привязав ее к жердям, чтобы ветром не сдувало. Потому как за вчера удалось покрыть только десятую часть – у самого входа в землянку. Там-то они лежаки и поставили.
А после покрытия крыши, он планировал сформировать по периметру навеса невысокую плетеную изгородь из лозы, чтобы под навес ветром снег зимой не заносило. Во всяком случае в большом количестве.
Казалось бы – удалось уже много всего.
Но работ, намеченных Андрейкой, предстояло еще огромное количество. И каждое утро он просыпался с ломотой во всем теле.
Хорошее питание, которое он обеспечил себе за счет краски и ловушек, давал организму и углеводы, и белки, и микроэлементы. Много физической активности обеспечивало их усвоение и укрепление растущего тела. Но вот ощущения… они были ниже среднего. Однако Андрейка не роптал и не пытался ахать. Он, стиснув зубы, трудился и шел к своей цели. Потому что с его судьбой тут еще ничего не решилось. Она как была подвешенной, так и оставалась…
А в Туле в это время Афанасий нервно вышагивал по церкви и вспоминал разговор, что неделю назад у него состоялся…
– Шуметь пришел? – мрачно спросил воевода, когда к нему наведался Афанасий.
– Да чего уже шуметь то… – махнул рукой священник. – Шумом делу не поправишь. Сам разуметь должен – краска эта должна попасть богомазам. А ты…
– Я дал Агафону десяток в сопровождение и грамотку отписал о том, что торгует он трофеем законным, а не воровским образом добытым. За что он обещался передать на нужды крепости полсотни рублей. Зима близко. Разорение же страшное. Чую я – прокорм закупать нужно, чтобы зиму с весной продержаться. Многие поместные дворяне оказались с пустыми поместьями. Коли не поддержат – разбегутся.
– Да куда они пойдут?
– Куда? Да хотя бы в послужильцы кому из бояр, заключив ряд. Уже слухи такие ходят. А город чем оборонять, коли татары вновь сунутся?
– Государь наш не оставит Тулу в беде.
– Дай Бог ему здоровья! – вполне искренне перекрестился воевода. – Не оставит. Но когда помощь от него поспеет? Чай не у нас одних беда. Да и казанские татары шалят. Слухи ходят, что он по зиме в поход может пойти на них.
Помолчали.
Афанасий видел вопрос иначе. Но то, что говорил воевода было дельно и возразить он не смел. Никто бы не понял. Ни его начальство, ни жители города.
– Эх… пришел бы Андрейка ко мне сразу, а не к этому мироеду…
– И чтобы было? – грустно улыбнулся воевода. – Ты бы дал ему не осьмнадцать рублев, а двадцать? Ну, двадцать пять. А потом переслал в Москву митрополиту сию краску дивную?
– Двадцать пять всяко лучше, чем восемнадцать.
– Для Андрейки – да. А для города?
– Ежели краска эта пропадет, то…
– Ничего и станется. Как пришла, так и ушла. Краска добрая. Видел я ее. Но ее мало. На икону одну. Да и то – едва-едва. Зато ныне пользу она городу великую принесет. И очень своевременную.
– А ежели Андрейка еще что принесет такое?
– А ты думаешь, еще принесет?
– Отрок сей себе на уме. И, раз отец его такое сокровище от всех утаил и приберег на черный день, то и Прохор оказывается был не дурак. Балагурил и чудил на людях, а сам…
– Да… удивил Прохор. Удивил. Никогда бы не подумал, что он о завтрашнем дне думает. С виду – дурень дурнем. И Андрейка удивил.
– И он еще удивит. Он ведь ко мне сам пришел. Страшится Агафона.
– Страшится?
– Что тот, как все уляжется, к нему в гости наведается. Да под пытками попытается выведать иные ухоронки.
– А они есть?
– Есть ли они или нет, ни мы, ни Агафон не ведаем. Судьбу Андрейки же это не изменит. После пыток тот его замучает и закопает где под кустом. Чтобы не донес.
– Понимаю, – кивнул воевода задумчиво.
– Теперь же, когда и ты, и я ведаем о том его страхе, гибель отрока ляжет тенью на Агафона, даже если тот сдержит свою алчность. Не так ли?
– Думаешь у него краска еще есть?
– Я не ведаю того. И никто не ведает. Но отрок сей весьма самостоятелен и умен не по годам. Пока отец его жив был – притворялся. Как и батя его. И они, мню, и дальше притворством жили бы, если бы не случилось горе и Андрейке не пришлось бы спасать свое положение.
– Ты хочешь, чтобы я поговорил с ним?
– Я не знаю… – покачал головой Афанасий. – Я боюсь его спугнуть. Он ведь может краску, ежели она у него еще имеется, взять и бежать. Даже если за ним придут – не так-то просто будет его поймать в лесу. А отрок сей, без всякого сомнения, готовится. И, как недруги отойдут, извлечет ухоронки да в бега.
– Далеко ли он убежит?
– Да к деду своему и убежит.
– Степан… – поморщился воевода, вспоминая колючего и жесткого мужчину.
– Оттого и не ведаю я как лучше поступить. Ежели он испугается, то… – развел руками Афанасий.
– А сам он еще что принесет?