Сирота (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 2

– Ну что, ты готов? – спросил его профессор с каким-то нездоровым блеском в глазах.

– Да. – кивнул Андрей, который совсем недавно пережил приступ боли. Они с каждым месяцем становились все чаще и острее. Из-за чего уже разрушили его сон и истощили до крайности. Настолько, что врачи стали настойчиво рекомендовать ему хоспис [3] и наркотики, дабы отойти в мир иной без лишних тревог и болевых ощущений. Но он выбрал свой путь. Он к нему готовился. И вот теперь – сев на кресло, опутавшись проводами и надев какой-то необычный шлем, он был полон решимости.

Профессор улыбнулся.

Дернул за рубильник.

И тело Андрея пронзила острая боль. Настолько мощная, что он потерял сознание и обмяк, повиснув на ремнях, удерживающих его тело. Секундой спустя запищал кардиомонитор, а его диаграмма ЭКГ превратилась в линию.

– Дело сделано, – несколько нервно произнес старик, внезапно осипшим голосом. Подошел к окну и приоткрыл жалюзи.

В четко очерченном круге вокруг все было нормально. А вот дальше крутился серый вихрь первородного хаоса вокруг этого островка порядка. Энергии для поддержания аномалии в стабильном состоянии оставалось всего-ничего. Едва на полминуты.

За его спиной громко тикали часы, отдаваясь в голове каждым щелчком, словно ударом. Старого мира больше не было. Он спровоцировал его откат. А значит в новом его варианте, в новой его сборке судьба может оказаться более милостива к его супруге и дочери погибших таким нелепым и обидным образом.

Да, он отправил в прошлое современника. Но профессор, вслед за Львом Толстым и прочими его поклонниками был уверен, личность ничто в жерновах истории. Выживет ли он там? Бог весть. Однако даже если и выживет, то ничего поменять не сможет и мир, плюс-минус соберется также, как и сейчас. Вот на этот «плюс-минус» профессор и рассчитывал, надеясь, что это убережет его семью от гибели. Ведь случайность же… случайность…

Щелкнули еще раз часы, отсчитывая очередную секунду.

Пискнул аварийный зуммер, показывающий, что энергии осталось на десять секунд.

– Весь мир в труху… – нервно улыбнувшись, прошептал профессор знаменитую фразу из ДМБ. А потом добавил: – Надеюсь, все это не зря.

Пискнул последний раз зуммер. И эта стабильная аномалия в доли секунды растворилась в хаосе. Настоящее же сместилось на неполные пять веков назад, начав заново развиваться. И там, в далеком 1552 году от Рождества Христова или, как тогда считали, в 7060 году от сотворения мира Андрей открыл глаза. И тут же зажмурился из-за рези от яркого солнца. Какой-то балбес догадался положить его так, чтобы солнечные лучи светили ему прямо в лицо.

Вокруг сразу залопотали.

«Ну что же, хотя бы местные края» – пронеслось в голове у Андрея с некоторым облегчением. Потому как оказаться где-нибудь в Китае или Персии ему не сильно хотелось. Слишком все другое в культурном плане. Слишком он там будет чужеродным элементом.

На Руси, понятно, он тоже будет выглядеть чужим. Но… хотя бы не настолько. Просто «ушибленным» слегка. Да и адаптируется быстрее. Оставалось понять только кем именно он тут очнулся. И скрестить пальцы за то, чтобы не оказаться крепостным там или холопом. Или, упаси Боже, холопкой. Профессор вроде бы говорил о том, что он попадет в тело предка-мужчины, но вдруг у этого «ученого лба» что-то пошло не так?

Часть 1. Осень

Глава 1

1552 год, 2 июля, Тула

Немного еще повалявшись, Андрейка [4], а его здесь к счастью звали именно так, поднялся, отряхнулся и огляделся. Ощущения были странные. Тело было меньше старого и существенно легче. Из-за чего поначалу все вокруг казались великанами. Но это быстро прошло.

Куда важнее оказались ощущения. Он чувствовал себя словно в какой-то компьютерной игре. Почему? Сложно сказать. Скорее всего потому, что, он хоть и готовился оказаться в прошлом, но и сам до конца в это не верил. И использовал этот проект как возможность не думать о плохом в последние годы жизни. Чтобы наполнить их смыслом и чем-нибудь увлеченно заниматься. А тут раз – и все получилось. И наш герой оказался удивлен этому совершенно не шуточно.

Клим Дмитриевич делал свое дело – настраивал машину времени, доводя ее до ума. А он? Он просто вцепился в этот «спасательный круг» и готовился, но в глубине души даже и не сомневаясь в полной бессмысленности этих занятий. И в том, что он умрет. Без всяких сомнений и довольно скоро…

Как и предполагал профессор, какие-то остатки личности далекого предка, которого Андрей так бессовестно подвинул из тела, сохранились. Прежде всего отрывки памяти и эмоциональные реакции на знакомых людей. Почему это сохранилось? Не ясно. Да и не важно. Главное – что это не привело к раздвоению личности. И к тому, что он не получил полную амнезию в глазах окружающих. А то было бы крайне неудобно.

Внешне вселение, кроме кратковременной «потери сознания» телом в самом прямом смысле этого слова, вылилось в несколько странное поведение. Парень поводил несколько минут напряженным взглядом по окружающим. А потом начал «узнавать», то одного, то второго, то третьего. Понятно, что подробностей в такого рода воспоминаниях было минимально. Но личности опознал и эмоциональные реакции своего предшественника осознал. Для начала – хватило за глаза. Но общения со священником избежать не удалось, слишком уж он себя странно повел…

– Мне сказывали, что сомлел ты, – с доброй, располагающей к себе улыбкой, спросил отец Афанасий.

– Да, – односложно ответил Андрейка.

– Отчего же?

– Не ведаю.

– Как сказали, что батька его погиб, так отрока и скрутило. Словно оглоблей ударило. Раз. И осел. А сам едва дышит. – вместо Андрейки ответил дядька Кондрат, друг отца, что привел его по доброте душевной в храм «от греха подальше, а то как бы беда какая не приключилась».

– Царствие ему небесное, – вполне искренне произнес священник и перекрестился. – Хороший человек был.

Андрейка же едва сдержал грустную, скорее даже мрачную ухмылку. Судя по тому, что он сумел вызнать, погиб отец этого тела во время обороны Тулы от татар. Перестреливался с супостатом и поймал стрелу. То есть, батька Андрейки отдал жизнь за них всех в честном бою.

Но это еще полбеды.

Сыну он оставил в наследство старую саблю в дешевых ножнах да лук татарский, трофейный с шестью стрелами в колчане. Мерин [5] и заводной меринок [6] его пали во время отхода к городу. Он и сам тогда едва ноги унес. А вместе с ним утекли к татарам и сбруя, и кое-какие пожитки, и, что особенно обидно, кольчуга дедова с шеломом [7].

Так что у Андрейки на сей момент из имущества имелся только отцовская сабля, лук с неполным колчаном стрел и достаточно худой кошелек.

Конечно, где-то там, на берегу реки Шат, недалеко от засечной черты, имелось поместье отцовское. Но ему с него по малолетству выделят на прокорм всего 25 четвертей [8]. Пока. А полностью передадут лишь на будущий год, если сможет пройти верстку в новики. Но толку от этого поместья – ноль. Потому как людей на нем теперь, после такого нашествия татар, совершенно не осталось. Побили или угнали в рабство почти наверняка. И совершенно не важно в такой ситуации 25 у тебя четвертей или 500. Работать на них все одно – некому.

В самом же городе с поручением отцовым остались два его холопа – Устинка и Егорка. Обоим уже за тридцать лет. На вид худые, изнуренные «кадры» с пустым взглядом. И батя их в холопы взял лишь от милосердия великого, ибо голодали, совершенно разорившись.