Возрождающийся (СИ) - Соловей Дмитрий "Dmitr_Nightingale". Страница 5

Непростое оказалось это дело. Раньше я знать не знал, что слово «узда» предполагает целый комплекс элементов: удила, кольца, затылочный ремень, ремни на щеках, подбородке и прочее. Разобраться с ходу во всех этих ремнях было непросто. Непонятным для меня осталось только выражение «закусить удила». Заглянув в рот запряжённой Звездочки, я пришёл к выводу, что металлический стержень с кольцами лежит на беззубом крае рта животного. Чем там «кусать»?

Кроме узды для лошади, полагалось десятка три наименований частей конской сбруи, включая тот же хомут, шлею, подпругу и так далее. При полном отсутствии того, что служило мне раньше развлечением (интернет, телевизор), разбираться со сбруей Звёздочки оказалось интересно. К тому же лошадка была пожилой, послушной и безопасной для ребёнка. К моему удивлению, у неё отсутствовали подковы. Как оказалось, в деревнях не подковывают лошадей.

В течение лета наблюдать за тем, как знахарка запрягает Звёздочку, мне довелось несколько раз. Запасать травы для настоек женщине приходилось в разных местах. Обычно мы выезжали на рассвете, оставив курам в загоне еды и питья. Другой живности в хозяйстве знахарки не имелось и обязанностей тоже.

Далеко по лесу лошадь пройти не могла, но по дороге знахарка доезжала до нужного ей места, оставляла меня в повозке, а сама уходила собирать нужные растения. Поверите или нет, но мне, взрослому мужчине тридцати двух лет, одному лесу было откровенно ссыкотно. Пусть народ заверял, что в этих местах всех обирал переловили, а других разбойников нет, но у меня были свежи воспоминания того, что я видел на дороге, потому одному в компании с лошадью было неуютно. Знахарка часто выбирала дороги, по которым давно никто не ездил, убеждая меня каждый раз, что здесь безопасно.

Возможно, на старую лошадь и не менее древнюю повозку народ не позарится, но в лесу зверья водится много. Хилый костерок, что разводила женщина на обочине дороги, и пучок каких-то трав вряд ли могли отпугнуть хищников. За костром я всегда бдительно следил, держа наготове увесистую головешку. При вероятном появлении людей планировал бежать вглубь леса, а от зверья отмахиваться горящей палкой. Ни то, ни другое до конца лета мне не пригодилось. Осенью за грибами, ягодами и корешками мы ходили пешком. Далеко забираться в лес я не мог. Уставал, да и тащить корзину, полную грибов, для меня было тяжело. Так что помогал я обычно их чистить и перерабатывать.

А ещё у знахарки были ульи. Стояли они чуть дальше озера на большой поляне. Когда начались дожди, мы их перевезли ближе к дому. Потом мед качали, заливали в невысокие кувшины, закупоривали крышками и обмазывали воском. Затем это все в корзины складывали и перестилали сеном. Для Звёздочки знахарка немного накосила травы, но планировала закупить овса на торгах. Крестьяне урожай собрали и традиционно в начале осени его распродавали и обменивали.

В нашем хозяйстве имелись куры, за которыми нужен был присмотр в течение трёх дней, пока мы будем в отъезде. Одна из деревенских старух обещала присмотреть, взяв в качестве оплаты яйца.

Выехали из деревни небольшим караваном. Кто-то е раньше убыл на торги, кто-то уже вернулся. Я подслушал разговор о том, что торговля в этом году удачная. Цены хорошие. Поскольку я давно завоевал доверие знахарки, то она меня никак не контролировала. Правда, выдала на голову тёмный платок. Я его наподобие банданы закрутил, спрятав полностью свои светлые волосы. Глаза, конечно, голубые. Но кто там издали будет приглядываться к ребёнку?

На торгах мне после жизни в лесу оказалось интересно. Вести себя опрометчиво я не думал, но немного понырял между телег, по рядам купцов и возле лотков со сластями. За несколько месяцев я немного одичал, а тут столько народа! Впитывал в себя все, что видел: как люди держатся, как здороваются, что носят, что едят.

Знахарка продала мёд, коренья и мази. Купила корм для Звёздочки, мне зимнюю обувь наподобие валенок и тулуп. Что-то из денег у нее еще осталось. Меня в это посвящали. Напоследок женщина приобрела туесок с солью, и утром мы отправились обратно домой. Я привычно молчал, не лез с расспросами, но знахарка сама делилась мыслями:

– Зерна мне староста даст мешок. На мельницу не повезём, сами будем молоть. Молочко скоро начнут носить. Детвора простынет в непогоду, пойдут ко мне. Тебе попить нужно. Сыра покушать…

– Спасибо, – ответил я.

– Ты не думай, что я со зла на тебя иногда кричу, – вздохнула знахарка. – Сама уже вижу, что без помощника не обойтись. Тебя, конечно, никогда не примут в деревне за своего. Но думаю, что на старости лет станешь мне опорой.

Мы ехали с остановками целый день. Женщина так и продолжала строить планы на нашу совместную жизнь. Возраст я её так и не узнал (она сама не помнила). Рассчитывала ещё много лет прожить. Я к тому времени окрепну, начну её подменять в сборе трав и кореньев. То есть обеспечу бабушке «достойную пенсию». А как она помрёт, тогда мне лучше уходить. Как ни странно, по рекомендации знахарки – всё в ту же Белию.

– И где Белия? В какой стороне? – поинтересовался я.

– Там, где солнышко всходит. Только далеко идти. Мал ты для путешествий. Горы на пути, ты их не преодолеешь, – немного припугнула меня женщина. Зато направление движение указала и кое-какие ориентиры дала.

В то, что мне нужно подрасти и окрепнуть, я и сам понимал. Тем более что у нас неплохие отношения складываются. Знахарка обещала меня не только своему ремеслу обучить, но и грамоте. Да и другие бытовые сведения были полезными.

Предположения женщины о простуде среди детей оправдались. Немного, всё же население здесь крепкое, но больные появились, а вместе с ними и разнообразие продуктов на нашем столе. Нехорошо так думать, но когда сын старосты простыл и свалился в горячке, то нам даже масло и творог принесли. Знахарка лечила добросовестно, запас нужных трав имела хороший. Потому парень быстро оправился.

Сам я в деревне появился только весной. Знахарка попросила помочь отнести продукты обратно домой. Какая-то женщина рожала. В таком деле сроков не предугадать. А поскольку родня одаривалась до и после рождения ребёнка (если сын), то мне пришлось нести часть оплаты.

Деревенские пацаны давно ждали такого случая. В лесу меня поймать или застать врасплох было сложно. Летом я только со знахаркой ходил, зимой им самим проблемно гулять по снегу. А тут как по заказу! Взрослых никого, а мелкий шкет пыхтя тащит полную корзину еды.

– Беляк! Беляк! – кричали они, топча ногами снедь из корзины.

Впервые за все время моего проживания в этом мире эмоции и гены тела взяли вверх. Мне самому было жалко разбитую крынку с молоком, но рыдал громко точно не я, а часть доставшегося от Данира сознания. Так с рёвом, весь в грязи и соплях, я вернулся обратно, устроив переполох перед домом роженицы.

– Сам он упал, наговаривает, – отчитывались мальчишки перед старостой. – Знает, что его Айла заругает, и на нас перекидывает.

К тому моменту я успокоился, оценил ситуацию со стороны и решил молчать. Доказывать что-то бесполезно. Я чужак, маленький, беззащитный чужак. Пройдут годы, но я все равно буду чужаком с другим цветом волос и глаз. Так что спорить не стал.

– Данир, ты не ушибся? – обеспокоилась знахарка.

– Молоко жалко, – пожаловался я.

– Ничего, посиди тут в сторонке. Будем возвращаться, я ещё попрошу.

Молока знахарка в тот день взяла, но настроение у меня от этого не улучшилось. Зато я подобрал ровную палку, очистил её от коры и разместил между двух деревьев, закрепив ремнями так, чтобы получился турник. Тело мелковато, но некоторыми физическими упражнениями его уже можно нагружать. Летом начну на озере плавать. Да и бегать много буду.

За последующие два года в деревне я появился всего три раза. И обязательно в сопровождении знахарки. Мог бы и совсем из леса не выходить, но и дичать не стоило. Мне в общество, пусть и этой конкретно деревни, придётся вписываться. Всю жизнь из себя партизана не получится изображать. Хотя пока у меня это получалось замечательно. Даже знахарка не всегда обнаруживала меня, если я не шёл рядом.