Война за Проливы. Решающий удар - Михайловский Александр. Страница 8

А тут мы – такие хорошие и вооруженные до зубов. Там, где не хватает ротных минометов, в ход идут батальонные «самовары» калибром в сто двадцать миллиметров. Для этого девайса закинуть пудовую мину со дна долины на гребень горы или вообще на обратный скат – как два пальца об асфальт. А если не хватает и их, то к штату морских десантно-штурмовых бригад приданы дивизионы пятидюймовых гаубиц, и на самый крайний случай – шестидюймовая артбригада корпусного резерва. Эту часть я еще ни разу не беспокоил, потому что для столь тяжелого молотка попросту не нашлось достойной работы. А еще мои бравые парни в ходе тренировок мирного времени получили начальную альпинистскую подготовку, ибо не всегда побережье для десантирования имеет плоский отлогий рельеф. Есть на нашей планете места, где после высадки на небольшом пляжике требуется сразу карабкаться в гору. Так что соответствующая экипировка у нас в запасе тоже имеется: кошки на ботинки, ледорубы-альпенштоки и даже крючья, молотки и альпинистские веревки. Несколько раз наши нагло обходили австрийские позиции по гребню, и, пока вражеские солдаты ярусом ниже пытались укрыться от минометного обстрела, мои морпехи отстреливали их на выбор как куропаток.

И так продолжается уже четвертый день: мы сбиваем один заслон, а за ним образуется следующий, еще более наспех организованный и бестолковый. У господина фон Хётцендорфа начинает подгорать сразу с трех сторон. И если кайзер Вилли пока медлит пойти и забрать себе «Вену с городками», то в Галиции и Трансильвании веселье идет полным ходом. Третья армия генерала Штакельберга осадила Перемышль, а ее авангарды продвинулись еще дальше и встретились с правофланговыми передовыми частями четвертой армии генерала Келлера, двоюродного брата командарма «нашей» первой конной. В результате этой операции в лембергском котле очутилась пятидесятитысячная группировка кадровой австро-венгерской армии. Это второй такой котел после Кракова, если не считать осады Перемышля – но там внутри осажденной первоклассной крепости оказался весьма незначительный гарнизон. В распоряжении коменданта крепости, не успевшего получить подкрепление из мобилизованных, имеется только пять батальонов пехоты, полк полевой артиллерии, три полка крепостной артиллерии и несколько саперных рот.

В то же время левый фланг четвертой армии, второй гвардейский и третий сибирский корпуса уже вышли на перевалы в южных Карпатах и сейчас пробиваются в Закарпатье. Гвардейский корпус ломится через Яблунецкий перевал, а сибирский – через Торуньский. Правда, такой, как у нас, мощной артиллерийской поддержки «самоварами» и современнейшими гаубицами, у гвардейцев и сибиряков нет. Зато у них в достаточном количестве имеются ротные минометы, горные пушки, а также шестидюймовые мортиры образца 1885 года. Эти мортиры, снятые с вооружения в остальной армии, были сведены в специальные горные мортирные бригады резерва императорской ставки. Двухпудовый чугунный снаряд – это вполне солидная утварь для убийства, особенно после того как из него вытряхнули черный порох и залили внутрь расплавленный тротил-гексоген-алюминиевый композит.

А еще у Австро-Венгрии оказалось вскрытым мягкое южное подбрюшье. Трансильванская группировка, которая казалась достаточной против румынской армии, разлетелась в прах при попытке противостоять трем армейским корпусам 5-й армии генерала Плеве (не путать с тем Плеве, который министр внутренних дел) и второй конной армии Брусилова. Там тоже все горит, шипит и пузырится. Там, в составе армии Брусилова, со своим Кавказским горно-кавалерийским корпусом орудует один из храбрейших людей этого времени – генерал-лейтенант Гуссейн-хан Нахичеванский: его джигиты в горах воюют даже лучше, чем на равнине. Контингенты, которые австрийскому командованию удается поднять по мобилизации, не успевают накапливаться, как их раздергивают по частям для латания дыр на разных направлениях. Но в каждом конкретном случае поступивших резервов не хватает для того, чтобы в корне переломить ситуацию – и русское наступление продолжается, а австрийские генералы продолжают требовать резервов, резервов и еще раз резервов, так необходимых для латания расползающегося как прелая тряпка фронта.

На нашем направлении обстановка аналогичная, разве что за исключением того, что мы воюем не только числом, но и умением, помноженным на качественное превосходство. Первоначальный состав, с которым мы начинали еще на русско-японской войне, еще весь в строю, а новое пополнение уже хорошо обучено и имеет опыт нескольких больших маневров. Срок службы в императорской армии в мирное время – шесть лет, и за этот срок можно не спеша и с толком обучить высококлассных специалистов. Но и в дни войны я такими кадрами тоже не разбрасываюсь, поэтому действую в соответствии с принципом, изреченным средневековым французским маршалом Вобаном [8]: «Потратим побольше снарядов – прольем поменьше крови». Вот тут нам главной помощницей и становится тянущаяся из тыла железная дорога: по ней к нам в одну сторону везут ящики с боеприпасами (так что артиллерийские батареи никогда не испытывают снарядного голода), а в другую санитарными поездами со всем возможным комфортом вывозят раненых.

Кстати, о королевиче Георгии. У этого юноши в известном месте явно зашито шило, потому что, не усидев в моих адъютантах, он напросился на передовую – туда, где парни, подобно заправским альпинистам, лазят на склоны по веревкам, ходят по краю пропасти и совершают другие поступки, в обычной жизни называемые подвигом. И телохранительницы-побратимки геройствуют вместе с ним: карабкаются в гору по канату и метко стреляют в австрийских офицеров из снайперской винтовки.

Правда, перед тем как отпустить этого башибузука королевских кровей на вольные хлеба, я вызвал к себе командира той роты, штабс-капитана Долина, его второго офицера поручика Ветлицкого и заодно фельдфебеля Неделю (самого битого и бывалого из всех начальствующих чинов роты), после чего провел с ними долгую беседу. Мол, за всех троих они отвечают головой. А потом имел почти такой же длинный разговор с Анной и Феодорой. Если кто и способен укротить гонор Георгия, так это только они. В результате мой протеже ведет себя как все: труса не празднует, но и показной храбростью не кичится. Не принято это у меня в корпусе – и точка.

А раз так, быть может, безбашенный сербский королевич все-таки вполне удачно доживет до конца войны, навоюется и наберется жизненного опыта. А потом в назначенный момент примет власть из рук своего престарелого отца, и ни одна тварь не посмеет против него интриговать, потому что за его спиной все это время будем стоять мы. А такая заручка стоит дорогого.

12 июля 1908 года. вечер. Вена, Шаллаутцерштрассе, дом 6, Генеральный штаб Австро-Венгерской империи.

Присутствуют:

Император Франц Фердинанд;

Начальник Генштаба генерал-полковник Франц Конрад фон Хётцендорф.

Это был душный воскресный вечер: над прогретыми солнцем мостовыми колыхалось раскаленное марево, листья деревьев в парках понуро обвисли, и даже речные воды не приносили долгожданной прохлады. Обычно такая погода разряжается короткой, но бурной грозой, во время которой с небес низвергаются реки воды, а ураганный ветер ломает деревья и срывает с домов крыши. А потом наступает тишь да гладь, да Божья благодать, ласково сияет с умытого неба солнышко, а в посвежевшем воздухе пахнет прохладой.

Правда, такое послегрозовое благолепие увидят далеко не все. Некоторых зашибет падающим деревом или убьет шальной молнией, – но это уже детали, не интересующие счастливчиков, которые благополучно переживут буйство стихии. Вот и в политике все точно так же. Долгое и душное царствование императора Франца-Иосифа рано или поздно, но непременно, должно было завершиться всесокрушающей грозой. И то, что эта гроза в мире царя Михаила грянула на шесть лет раньше, чем в нашей истории – целиком и полностью заслуга русского императора и его советников, которые, обустроив восточный фасад России, перешли к устранению угроз на ее западных рубежах. Австрийский император Франц-Иосиф, да еще турецкий султан Абдул-Гамид, пережитки прошлого девятнадцатого века, как два созревших фурункула, вызывали у руководства Российской Империи отчаянное стремление вскрыть эти нарывы острым скальпелем и, вычистив от накопившегося гноя, навсегда залечить их на теле европейской цивилизации.