Возмездие - Хоффман Джиллиан. Страница 24

Доминик внимательно осматривал ее в поисках знаков, которые подтвердили бы правдивость слов, и протянул руку, чтобы коснуться ее лица. Она тут же напряглась. Си-Джей знала, что он это почувствовал и быстро опустил руку.

— Думаю, ты что-то скрываешь, — только и сказал Доминик, затем повернулся и направился к двери. — Я привезу тебе все данные по Бантлингу после того, как закончу с его домом, — сказал он и пошел по коридору.

Си-Джей знала, что Доминик обеспокоен. Черт побери, так ведь и она тоже.

Глава 20

Двухэтажный белый дом с аккуратными темно-зелеными с желтоватым отливом навесами и окном на фасаде из сплошного стекла стоял на некотором удалении от шоссе. Выложенная красной кирпичной плиткой дорожка вела к коричневым дубовым двустворчатым дверям. Шестифутовая бетонная белая стена с декоративными чугунными воротами скрывала от посторонних задний двор. Там росли кипарисы и пальмы, возвышаясь почти на двадцать футов. Это был симпатичный дом, расположенный в тихом жилом районе, на так называемой средней линии — между довольно консервативной северной частью Майами-Бич и ультрамодным и современным Собе. До того как орды представителей средств массовой информации налетели на них в то утро, жители Лагорк-авеню, относившиеся к верхней прослойке среднего класса, вероятно, никогда особенно не обращали внимания на своего симпатичного, хорошо одетого соседа. А теперь его назвали главным подозреваемым в самой напряженной охоте на человека, которую знал Майами после того, как Эндрю Кьюненен застрелил модельера Джанин Версаче на Оушен-драйв в Собе.

Полицейские в форме ползали по дому как муравьи. На подъезде к нему стояли два фургона экспертов округа Майами-Дейд. Доминик шел по аккуратной дорожке мимо цветущих растений — яркой фуксии и бугенвиллеи, Мэнни следовал за ним. Молодой полицейский из отдела Майами-Бич, на вид лет двадцати двух, нервничал, стоя на посту перед входной дверью, очевидно, осознав, что теперь каждое его движение записывается и затем анализируется в прямом эфире двумя дюжинами, если не больше, репортерских команд, которые вели наблюдение с другой стороны улицы, оставаясь за барьером — желтой лентой, что отделяла территорию дома от посторонних. Си-эн-эн и Эн-би-эс вели прямую трансляцию. Доминик показал свой жетон полицейскому из отдела Майами-Бич, представляя, как в это мгновение на миллионах телеэкранов в нижней части появилась бегущая строка: «Полицейские из спецподразделения приближаются к дому смерти в поисках частей тел и улик».

Техники и эксперты наводнили весь дом — их пальцы в латексе осторожно прощупывали каждый уголок, собирая и сохраняя образцы самых обычных предметов — от шампуня до ворсинок ковра. Ведь дело было совсем не ординарным. Все, любые мелочи, теперь считалось уликами, и образцы любого рода, в любой форме, упакуют, запечатают и отправят в лабораторию для анализа.

Мелькали вспышки, фотографы из группы экспертов снимали каждую комнату со всех возможных точек. Мелкий черный порошок покрывал все поверхности, где можно найти отпечаток пальца. В гостиной от дорогого берберского ковра уже отхватили довольно большие куски, также вырезали кусок сухой штукатурки размером два на два со стены горчичного цвета. Коврик, лежавший перед дверью, и дорожку в коридоре скатали и назвали уликами еще утром, когда полицейские только прибыли на место. Содержимое всех мусорных ведер к корзин, а также мешка из пылесоса, веник, швабру без палки, перьевую щеточку, поднос из сушилки — все тщательно упаковывали в белые пластиковые пакеты, куда обычно помещают улики, и раскладывали в холле перед входной дверью, чтобы отнести в фургон экспертов.

В кухне техники пытались отсоединить улавливатели инородных предметов в сливной трубе, идущей от мойки, потом это сделают и со всеми другими улавливателями в доме, а полицейские из отдела Майами-Бич перекладывали темные замороженные куски мяса из холодильника в чистые пластиковые пакеты как улики. Набор острых как бритва разнообразных ножей упаковали по одному и запечатали. В лаборатории улавливатели из сливных труб тщательнейшим образом обследуют, чтобы определить, не содержится ли в них кровь или частички тканей, которые кто-то пытался смыть. Мясо разморозят и проверят, не является ли оно человеческим. Ножи также проверят на соответствие разрезам на груди Анны Прадо.

Наверху со всех кроватей сняли и упаковали белье и матрасы, а в холле из шкафов достали постельное белье и полотенца и аккуратно разложили по большим черным пластиковым мешкам, которые теперь стояли в коридоре. Сильный, вызывающий тошноту запах люминола распространялся из-за закрытых дверей гостевой спальни, где техники из бюро судебно-медицинской экспертизы побрызгали мощным химикатом на все разборные стены и деревянные полы в поисках микроскопических следов крови. Если там когда-либо проливалась кровь, то, невидимая при обычном осмотре, она теперь должна засиять ярко-желтым цветом. Пятна крови полностью не отмыть мылом с горячей водой, и в темноте после использования нужного химиката они расскажут свою историю.

В другой гостевой спальне техники аккуратно пылесосили ковер приспособлением со специальным стальным цилиндрическим контейнером, собирая в него мельчайшие частички ткани, ворсинки, волоски. Шторы с окон сняли и тоже упаковали как улики.

Доминик нашел детектива Эдди Боумана и спецагента Криса Мастерсона на полу в спальне хозяина. Они разбирали ряд за рядом видеокассеты, которые хранились в огромном плетеном ящике. Оба детектива входили в спецподразделение с момента его создания. За их спинами громко работал телевизор с большим экраном.

— Привет, Эдди. Как идет обыск? Что-нибудь нашли, ребята?

Эдди Боуман поднял голову от горки пленок.

— Привет, Дом. Тебя искал Фултон. Пытался дозвониться. Он в сарае за домом.

— Я только что с ним разговаривал. Спущусь туда через минуту.

На телеэкране хорошо сложенная рыжеволосая девушка, одетая в клетчатую форму католической школы, склонялась над коленями обнаженного мужчины. Лица мужчины видно не было. Доминик обратил внимание, что в платье не хватает довольно большого количества материи, причем во вполне определенных местах. Это выглядело особенно странно для формы католической школы. Безголовый мужчина лупил по голому заду девушки рыжей металлической тростью, и девушка кричала. Было трудно судить, кричит ли она от боли, от удовольствия или от того и другого сразу.

— Это пойдет для суда? — спросил Эдди, которого, очевидно, нисколько не волновали крики.

— Пойдет. Судья отказал в праве выхода под залог, — сообщил Доминик.

Он не мог сосредоточиться на разговоре и смотрел на рыжую партнершу мужчины на экране. Фальконетти заглянул в плетеный ящик. Там лежало по крайней мере сто черных видеокассет. На одной он увидел белую наклейку, на которой значилось: «Светловолосая Лолита 4/99».

Как раз в это мгновение в комнату вслед за Домиником вошел Мэнни, все еще тяжело дыша от подъема по лестнице.

— А... Ты, Дом, никогда не расскажешь все. Людям же интересно. — Мэнни повернулся к Эдди Боуману, облокотился о шкаф и пытался привести дыхание в норму. — Бантлинг полностью сломался. Качал вопить как баба и орал судье, что не может отправиться в тюрьму. О нет, только не он. — Мэнни усмехнулся. — Чертов псих.

Прошло несколько секунд, прежде чем Мэнни взглянул на экран, на который уставились остальные.

— Что ты такое смотришь, Боуман? — спросил Мэнни с отвращением.

— А ты поэтому так тяжело дышишь, Медведь? — ответил вопросом на вопрос Боуман.

— Черт тебя подери! Мне нужно покурить, только и всего, но наш Домми не позволит мне курить там, где могут быть улики. — Мэнни снова обратил внимание на телеэкран и сморщил нос, глядя на Эдди Боумана. — Так, а это что за дерьмо? Мне от него блевать хочется. Что это такое? Это, случайно, не твоя жена, Боуман?

Эдди проигнорировал замечание и кивнул в сторону телевизора:

— Это то, что любил у себя дома смотреть по ящику наш мистер Бантлинг. Не совсем Пи-би-эс [9]. У него тут горы домашних видеофильмов. Я не ханжа и не блюститель нравов, но то, что мы с Крисом сегодня уже просмотрели, — просто дикость.