Возмездие - Хоффман Джиллиан. Страница 36

Однако сегодня он был доктор Чамберс.

— Нет, я пришла к вам не как к эксперту. Я не стала бы вам звонить в девять вечера, если бы мне требовалась ваша консультация по делу. — Она с трудом улыбнулась.

— Я это ценю, но другим такая вежливость не свойственна, Си-Джей. Джек Лестер звонил мне и в час ночи. — Он тоже улыбнулся. — И я не выказывал недовольства.

Джек Лестер работал в прокуратуре штата и занимался тяжкими преступлениями. Си-Джей терпеть его не могла.

— Джек Лестер — напыщенный, наглый и самоуверенный тип. И вам следовало повесить трубку. Я бы повесила.

Доктор рассмеялся:

— Я учту на следующий раз и не сомневаюсь, что следующий раз будет. — Затем он снова стал серьезным. — Если вы не нуждаетесь в моей помощи консультанта, то тогда... — Он замолчал и вопросительно посмотрел на Си-Джей.

И снова она изменила положение в кресле. Время тянулось ужасно медленно.

Когда она заговорила, то произносила слова очень тихим шепотом:

— Вы знаете, почему я стала приходить сюда. Вы знаете, почему я обращаюсь к вам как... пациентка.

Он кивнул.

— Кошмарные сны? Они вам снова снятся?

— Нет, боюсь, дело гораздо хуже, чем кошмарные сны.

Си-Джей в отчаянии обвела взглядом комнату, а затем запустила обе руки в волосы. Ей просто необходимо было закурить.

Чамберс нахмурился:

— Тогда в чем же дело?

— Он вернулся, — прошептала Си-Джей дрожащим голосом. — Но на этот раз в реальности. Он реален. Он — Уильям Бантлинг. Купидон! Он — это он!

Доктор Чамберс покачал головой, словно не понимая, о чем она говорит.

Слезы, которые она так долго сдерживала, полились по щекам Си-Джей.

— Вы понимаете, что я вам говорю? Купидон — это он! Это тот человек, который меня изнасиловал! Это Клоун!

Глава 30

Доктор Чамберс нахмурился, затем сказал спокойно:

— А почему вы так считаете, Си-Джей?

— Я слышала его голос в зале суда. Я узнала его голос, как только Бантлинг начал кричать на судью Каца.

Си-Джей зарыдала, и врач протянул руку к столу за бумажным платком и схватил целую коробку.

— Успокойтесь, успокойтесь, вот платок. — Он откинулся на спинку кресла и почесал подбородок.

— Вы уверены, Си-Джей?

— Да. Уверена. Я слышала этот голос двенадцать лет. Он звучал в моей голове все это время. Кроме того, я видела шрам.

— На руке?

— Да. Прямо над кистью, когда он хватался за Лурдес Рубио в зале суда. — Наконец она подняла глаза на Чамберса — наполненные слезами и отчаянием. — Это он. Я знаю. Но я не знаю, что мне делать.

Доктор Чамберс задумался. Си-Джей использовала паузу, чтобы прийти в себя. Наконец Чамберс заговорил:

— Если это он, то в некотором роде вы получили хорошую новость. Теперь вы знаете, кто он и где находится. Наконец вы сможете покончить со всеми вашими мучениями. После стольких лет. Я уверен, суд в Нью-Йорке будет трудным, но...

— В Нью-Йорке не будет никакого суда, — оборвала она врача.

— Послушайте, Си-Джей! Неужели после двенадцати лет страданий, после всего, что вынесли, вы не станете давать показания против него? Не нужно стыдиться. Нет оснований больше прятаться. Вам приходилось немало работать со свидетелями, не желающими давать показания, чтобы...

Она покачала головой.

— О, я стала бы давать показания. Без колебаний. Но суда не будет по другой причине — срок давности истек семь лет назад. Бантлинга невозможно судить за то, что он изнасиловал меня, пытался убить, за то... что исполосовал меня ножом. — Си-Джей сложила руки на груди, потом склонилась вперед, словно закрывая живот. — Его нельзя осудить. Что бы я ни сказала.

Доктор Чамберс совершенно неподвижно сидел несколько мгновений, затем спросил:

— Си-Джей, а вы уверены? Вы разговаривали с кем-то в Нью-Йорке?

— Одна из детективов, которые вели мое дело, ушла в отставку. Другой мертв. Дело передано в отдел нераскрытых преступлений. Не было ни подозреваемого, ни задержанного.

— Тогда почему вы решили, что не можете продолжать?

— Я разговаривала с представителем прокуратуры округа Куинс, из подразделения, занимающегося экстрадицией. Мне следовало раньше подумать о сроке давности, но... я не подумала. Мне даже не пришло в голову, что когда я наконец найду негодяя, то ничего не смогу сделать. Ничего.

Слезы опять заструились у нее по щекам.

В кабинете надолго воцарилось молчание. Впервые за десять лет, которые Си-Джей знала доктора Чамберса, тот потерял дар речи. Наконец он заговорил тихим голосом:

— Мы с вами переживем это, Си-Джей. Все будет в порядке. Что вы теперь хотите сделать?

— Вот в этом-то и проблема. Я не знаю. Что я хочу сделать? Я хочу, чтобы его задница поджарилась на электрическом стуле. Я хочу отправить его в камеру смертников. Не только из-за того, что он сделал со мной, а за одиннадцать женщин, которых он убил, и бесчисленные жертвы, которые, я уверена, он оставил на своем пути. И я хочу именно сама отправить его на электрический стул. Это неправильно?

— Это правильно, — сказал доктор Чамберс. — Очень правильно. Совершенно оправданное желание.

— Если бы могла, то отправила бы его в Нью-Йорк. Я бы заявила всему миру, что он — сукин сын, и затем засадила его за решетку там; я бы посмотрела ему в глаза и сказала: «Будь ты проклят, ублюдок! Тебе не удалось меня сломить! Теперь иди и поздоровайся с новыми товарищами, с которыми тебе предстоит общаться следующие двадцать лет, потому что их задницы — единственные, которые тебе предстоит видеть!» — Она посмотрела на доктора Чамберса. В глазах была мольба. — Но теперь я не могу сделать того, чего ждала двенадцать проклятых лет. Он даже это у меня отнял...

— Ну, остается дело Купидона, Си-Джей. Ему грозит смертная казнь за убийство этих женщин, не так ли? Не похоже, что он выйдет из зала суда свободным человеком.

— Нет, но я пытаюсь решить еще одну проблему. Я знаю, что не могу вести его дело, но если скажу Тиглеру, то не сможет и вся прокуратура, и тогда нам пришлют какого-нибудь новичка из Окалы, только что закончившего юридический факультет, и он будет три года пытаться расследовать свое первое убийство. А мне придется стоять в стороне и смотреть, как кто-то не в состоянии разобраться с этим делом, и негодяй опять выйдет сухим из воды!

«Не сомневайтесь, Хлоя, мы активно занимаемся расследованием. Надеемся, вскоре подозреваемый окажется за решеткой. Спасибо за помощь следствию».

— Должно быть какое-то решение. Может, Тиглеру удастся передать дело в семнадцатый или пятнадцатый округ?

Семнадцатый округ — это Бровард, пятнадцатый — Палм-Бич.

— Тиглер это не решает. Это уж как повезет, а я не собираюсь так рисковать. Я просто не могу. Вы же знаете, насколько сложны серийные убийства. В особенности когда есть десять трупов, но нет признания и прямого доказательства вины. Пока мы собираем факты для предъявления обвинения Бантлингу только в одном убийстве. И едва ли сумеем быстро собрать доказательства по причастности к другим девяти! Легко допустить ошибку. Очень легко.

— Я это понимаю, но меня беспокоите вы. Очень беспокоите. Я знаю, что вы сильная женщина, вероятно, самая сильная из всех, кого я когда-либо встречал, но никому, независимо от силы характера и твердости убеждений, не следует вести дело человека, который его или ее жестоко атаковал. Думаю, все дело в том, что вы просто не хотите выпускать это дело из рук.

— Может, и нет — пока мне не предложат подходящее решение. То, в которое я поверю.

— А как насчет того, чтобы передать дело другому государственному обвинителю в вашей прокуратуре? Как насчет Розы Харрис? Она хороший специалист, прекрасно разбирается в доказательствах с использованием образцов ДНК и отлично умеет допрашивать свидетелей.

— Как мне передать дело другому обвинителю, скрыв, почему я это делаю? В особенности на этой стадии? Скажите мне! Все знают, как мне хотелось вести это дело; черт побери, я год по нему работаю! Я видела все раздувшиеся, разложившиеся тела, встречалась с родственниками всех жертв, видела все снимки со вскрытий, читала все отчеты лабораторий, выписывала все ордера — я знаю это дело. Как мне сказать в прокуратуре и средствам массовой информации, что я его НЕ хочу завершать? Если я только не заболею какой-нибудь жуткой болезнью, то не отдам его. И даже если заболею, то, вероятно, тоже не отдам. И об этом знают все.