Амброзия (СИ) - Билык Диана. Страница 32

– Что случилось?

– Ты должна ее вытащить, – слабо пролепетал проводник и тяжело развернулся на спину. В груди зияла рваная рана.

Ангелина резко вдохнула и прикрыла рот ладонью.

– Пуля… – Кирилл потянулся и вложил ей в руку нож. – Вытащи ее.

– Я н-не… могу.

Кирилл прикрыл глаза и застонал. Его пальцы налились, ногти изогнулись и превратились в когти зверя. Лина подобралась, ей не нужно было объяснять, что происходит, подцепила нож, но не смогла его вырвать из крепких рук проводника. Власов резко открыл глаза с поперечной полоской и пророкотал:

– Прости… Мне пришлось…

И выгнулся. На груди прорастала густая шерсть, ребра расширялись и подавались вперед. Неприятно трещали кости. Лина поморщилась, но тут же взяла себя в руки.

– Тише, – она наклонилась над проводником и коснулась поцелуем видоизмененного лица. Или морды. Острые клыки царапнули по губам, не то рык, не то стон, влетел в горло. – Кирилл, я сделаю это, но ты должен быть собой. Прошу тебя… Иначе бессмысленно. Вернись…

Его несколько раз дернуло. Лина отлетела в сторону и ударилась головой о колыбель. Многолетняя пыль встрепенулась и мерцающими на солнце звездами разлетелась по комнате.

Пришлось собрать все силы и подползти. Осторожно положив рядом нож, Лина сбросила футболку и забралась на Кирилла сверху. Он рычал, дергался и пытался скинуть ее.

– Я знаю, что нужно. Потерпи.

Наклонившись, провела пальцами по мягкой шерсти. Грудь проводника быстро поднималась и опускалась. В глубине, под ребрами, колотилось сердце. От раны, как цветок, тянулись кроваво-черные линии, они стягивались и на глазах превращались в шерсть. Лапы-руки отмахивались от прикосновений и царапали кожу.

– Вернись ко мне, Кирилл… – почти заплакала Лина, когда он снова выгнулся и зарычал ей в лицо. – Мне хорошо с тобой. Вернись… – она приложила щеку к его плечу, не обращая внимания на подергивания и попытки ее скинуть. Погладила осторожно звериную морду, коснулась пальцем шероховатых губ и позволила себя укусить. Удивительно, но он не порвал кожу, а лишь мягко коснулся зубами. Затем заворчал и затих.

Ангелина приподнялась и взглянула на него сверху. Массивный и жуткий, в зеленых глазах светилась решительность и… доброта. Он дышал глубоко, обдавая лицо горячим воздухом. Шерсть пробивала кожу и медленно сползала к низу живота. Склонившись, Лина вобрала в себя его соленый вкус, провела языком снизу вверх. Кирилл напрягся всем телом и, густо прорычав в потолок, цапнул ее за волосы.

Она хотела этого сама. Провела пальцем и, почувствовав, как он каменеет и пульсирует, перебралась ближе. Направила осторожно и, впустив его в себя, всхлипнула от удовольствия. Волны желания затапливали шок и расслабляли затекшие мышцы.

Шерсть под пальцами медленно сникала, грудь проводника разглаживалась и блестела от пота и крови. Но рана, очень не к стати, затянулась: придется резать снова. Лина двигалась плавно, не спеша, стараясь пробудить в Кирилле желание жить. Она понимала, что сейчас должна отдать сколько сможет и не взять ничего. Даже если для нее это опасно.

– Лина-а-а… – прохрипел Власов своим голосом. Звериные остались только глаза, остальное вернулось в человеческий вид.

Она гладила его скулы и двигалась. Осторожно и бережно. Кирилл потянулся и, схватив ее за затылок, заставил приблизиться. Целовал исступленно, проникая языком в рот и подаваясь бедрами навстречу. Лина держалась на грани, но держалась.

Разорвав поцелуй, Кирилл прошептал:

– Ты должна это сделать сейчас. Быстрее, прошу тебя. Другой возможности может не быть: пуля слишком давит на сердце.

Ангелина кивнула и подобрала нож. Кирилл стиснул ее бедра и снова подался вверх. С каждым толчком он приближал ее взлет. Или падение.

– Давай же!

– Нет, рано, – она ускорила темп, наклонилась и обвела языком по его соску. Пальцы Кирилла до боли сжимали бедра. Он толкался и рычал.

Было больно, немного. Приходилось напрягаться, чтобы не сорваться самой и не забрать то, что нужно Кириллу. Лина кусала губы и насаживалась. Глубоко, резко. Кричала и снова целовала его грудь. Облизывала соски, пока не услышала над ухом разорванный крик. Резкая боль пронзила спину, острые когти процарапали сверху вниз. И, точно кто-то потянул за веревку, силы стали покидать тело. Стиснув зубы, Ангелина наклонилась и поддела острием ножа кожу на груди Кирилла. Он пульсировал внутри нее и хватал воздух губами. Слабость наваливалась стремительно, пальцы дрожали, пот стекал по вискам, а Лина вонзала нож все глубже и глубже. Кожа и ткани расходились, но тут же стягивались. Кирилл, откинувшись назад, кричал и продолжал погружаться в нее.

– Поспеши, – захрипел он.

Ангелина почувствовала, как нож скользнул глубже и царапнул что-то твердое. Пришлось окунуть в рваную рану дрожащие пальцы и нащупать горячий металл. С первого раза вытащить не получилось: мешала кровь. Она липкой и горячей рекой хлестала по животу проводника и скользила между подушечками пальцев.

В глазах темнело, в горле сушило, бедра горели, а тело ломало от истомы и боли.

Едва не отключившись, Ангелина без надежды снова ввела пальцы в рану, отчего Кирилл просипел и дернулся, и нащупала пулю. Рядом билось его сердце. Глухо, редко, будто замедляясь.

Кэйса закричала, срывая голос. Голова и тело превратились в неподъемный свинец. Она резко вытащила руку и сжала кулак. Темная пелена накрыла быстро, и Лина не почувствовала, как упала.

Глава 34. Жажда

Разлепив веки, Кэйса прислушалась к тишине. Она щелкала и скрипела ветками за окном, шуршала листьями и разбавлялась веселым пением птиц. Солнце повернулось и не светило ядовито в комнату. Много времени прошло, возможно, даже целый день. Тени стали гуще и длинней, а комната напитала тепло, и к запаху сырости добавился стойкий солоноватый аромат крови.

Ангелина перевернулась и вытянула из-под себя затекшую руку. Разжала кулак, и на пол выкатилась черная пуля. Она тихо стукнулась о дерево и забилась под колыбель.

Кирилл лежал навзничь. Он не шевелился, и Лине показалось, что не дышал. Припала к его груди и замерла. Сердце билось редко и слабо, но билось. И рана затянулась. Лина провела ладонью по гладкой коже и стерла остатки хлопьев сухой крови. Жив и не перешел. От этого потеплело в душе и хотелось засмеяться. А ведь она могла и не очнуться после такой выкачки, но выдержала. Будь Лина простым человеком, Кирилл бы уже умер. Вернее, стал бы монстром, и это маленькое спасение было настоящей отрадой в ее черной жизни. Сейчас стало понятно, что возле чаши Власов не превратился в монстра только из-за их связи. Ему хватило энергии остановить повреждения, хотя тоже был на грани от ранений. И вторая пуля где-то еще сидит под кожей в плече.

– Кирилл… – позвала Кэйса, но проводник не шелохнулся. Не ответил он и на второй и десятый раз и, даже когда Ангелина влепила ему пощечину, – только голова безвольно повернулась в сторону. – Что с тобой? – ввинтился в уши ошарашенный шепот. Очухавшись от шока, Лина поняла, что это ее голос – сорванный и охрипший.

Хотелось есть, пить и умыться. Лина вытянула из сумки влажные салфетки и обтерла руки и лицо. Себе и Кириллу. Очистила его живот и грудь от темных разводов, а затем прикрыла одеялом наготу и подложила под голову комок из одежды. Долго рассматривала его умиротворенное лицо и вспухшие губы. Капелька крови застыла в уголке, напоминая о муках, что ему пришлось пережить. Если бы не он, Лина давно бы сорвалась и сломалась, но… Он здесь ради другой, и нельзя поддаваться эмоциям и впускать его в сердце. Никогда.

Нашла свое белье и бриджи под тяжелой ногой проводника и быстро оделась, а затем завязала волосы в низкий хвост.

Темная странно молчала. Это настораживало, но и радовало. А ведь Власов не во всем признался ночью, и Лина чувствовала, что эти тайны еще раскроются.

Высыпала из рюкзака шмотки. Пришлось и сумку Кирилла растормошить, но воды не нашла. Обе фляги были пусты. Нож, кружку и всякие походные мелочи Лина отложила в сторону. Электронный браслет и фонарик были разряжены. Потянувшись к подоконнику, чтобы поставить батареи на солнце, она замерла от жуткого ощущения, будто за ней кто-то следит. Мурашки колко помчали по плечам и спине, дрожь охватила руки и тяжестью опустилась на шею. Кэйса резко обернулась. На кровати в любовной позе спали вечным сном двое. Он и она.