Мамалыжный десант (СИ) - Валин Юрий Павлович. Страница 95
Сам сержант Лавренко считал, что непременно рискнут. Злы диверсанты, да еще запомнили наглого, сопливого и крепко пьющего сержанта. Зря что ли вчера в подвале спектакль разыгрывали? Не, подойдут, подойдут. В крайнем случае Иванов на посту сменит. Правда, рядовой часовой из него так себе. Вчера по дому лазил без знаков различия, но это погоны можно пустыми оставить, а с офицерским лицом такой номер не пройдет. Черт его знает, как на физиономии командный опыт и звездочки отпечатываются, но ведь отпечатываются. Пусть лучше к легкомысленному товарищу Лавренко подкатывают. Он как раз малость с похмелья. Должны рискнуть, должны, в другом месте им опять долго наблюдать и высчитывать придется. А они местные, есть в этом уверенность.
Тимофей воровато оглянулся, вытащил флягу и принялся «подкрепляться». Глупо, конечно, любой бы нормальный пьянчуга укрылся от начальства под стеной или в подъезд на миг зашел. Но там не видно будет, приходится еще большим дурнем выглядеть.
Ощущение, что следят, имелось. Понятно, в таких вещах быть точным сложно – воображение даже с опытным бойцом шутки играет. Но все равно… Тимофей поморщился – коньяк во фляге был разведен, теперь и греть не грел, и вкус еще хуже, чем у настоящего.
Ага… клюнуло на запашок.
Очень уж красивой мадьярка не показалась. Холененькая, это да. Пальто хорошее, только на рукаве следы от кирпичной пыли. Шла вроде бы мимо – к центральному подъезду – но замедлила шаг, приостановилась, словно в нерешительности. Что-то сказала… губы яркие, накрашенные, в такой хмурый день вообще ягодными кажутся. Глаза выразительные… как они там правильно называются?
– Не понимаю, гражданочка, – честно ответил очень честный часовой. – Проходите, не положено тута.
Заговорила, уже просительно, чуть воркуя, одновременно жалобно вскидывая узкие бровки. Жест понятен – на рот яркий, жевать, кушать хочется, голодное время.
– Так война, – развел руками Тимофей. – Нас-то тоже не перекармливают. Гитлер, гад, виноват.
Да, Гитлер – капут, тут она очень согласная, но она – «не капут, нет», она жить и кушать хочет, пусть товарищ солдат поможет, а уж она-то…
Э… Сержант Лавренко слегка обалдел, и в целях следственной целесообразности, и просто так, естественным путем. Жора был прав – под пальто мадьярка была очень выразительной. И не скажешь, что особо исхудала и поизносилась.
Искусительница запахнула пальто и умоляюще сложила ладони.
– Так вот… разве что, – Тимофей полез за пазуху, показал банку сардин, выставил горлышко фляги.
Да-да, то, о чем мечтала. Показала пальцами – две банки можно?
– Двух нету. Не то что я жадный, просто уже сожрали, – оправдался добрый сержант Лавренко.
Пусть так. Солдат не пожалеет, она очень-очень вкусная.
– Ну, не вкусней сардинок, – пробормотал робкий и колеблющийся часовой.
Ухватила под локоть, увлекла мягко и цепко, как кошка мышку. В глаза заглядывает моляще, а в изгибе неприличных губ презрение. Ладно, как человеку против такой красы устоять? Куда идем-то…
В средний подъезд и идем. Тьфу, там же вроде всё осмотрели.
Все же оглянулась исподтишка, но локоть не отпускает, пахнет чем-то сладким: цветочное пополам с печной гарью. Распахнула дверь.
– А не засекут нас? – демонстрировал законную неуверенность сержант Лавренко.
Впихнула внутрь как паровоз-толкач, правда, с улыбкой манящей. Теперь куда?
Оказалось, первый этаж, и даже дверь заранее приоткрыта. Квартиру опергруппа проверяла, но то тогда, сейчас, понятно, здесь все иначе. Присутствие людей Тимофей ощутил сразу, да они особо и не скрывались – разом надвигались из углов прихожей, хари злые, предвкушающие. И знакомые есть, а как же.
– Родичи, что ли? – удивился туповатый сержант, поворачиваясь к красавице. – Так мало на всех будет.
Мадьярка двумя руками вцепилась в автомат на плече жертвы, блокируя оружие. А Тимофей все не понимал, потянул флягу:
– Коньяк…
Смотрели, как на жука-вонючку, уже почти дохлого, раздавленного. И пухломордый суслик, с которым у подвальной печки сидели, презрительно челюсть выставил. Кепку надел, куртку рабочую, в руке что-то тяжелое, в тряпку завернутое. Предусмотрительно-то как…
…– и сардинки. Ферштейн? Рыбка…
Консервную баночку сержант Лавренко доставать все же не стал, толкнул подальше за пазуху, чтобы брать рукоять снятого с предохранителя «вальтера» не мешала. Стрелял сквозь шинель, резко повернувшись полубоком…
…Ближайший словно и не понял, что в него пулю всадили – так и стоял столбом. Уходя от удара слева, Тимофей рванулся, висящая на автомате соблазнительница взвизгнула, повисла всей тяжестью нежного буржуйского тела. Все ж помешала – пистолет выхватить удалось, но вторая пуля только обои на стене попортила. Пришлось стряхнуть с плеча автомат, шагнуть почти под нож, заслоняясь ближним нападающим от других. Трещали крючки шинели, но сержант Лавренко не терял концентрации: очередная пуля вошла снизу вверх под подбородок «ножовщику». Затылок венгра лопнул, остальные убийцы в растерянности отшатнулись. Тимофей продолжал двигаться, вжимаясь плечом в стену, рассылал веером пули, стрелять приходилось от бедра – уж очень близко придвинулись…
…Мгновенье частых выстрелов, заглушающих крики, хрипы, падение тел, грохот шагов в подъезде…
…Стрельбы здесь никто не ждал – собирались прирезать дурака втихую, по-культурному. Огнестрельное оружие, понятно, и у них имелось, но пистолет успел выдернуть из-за пояса только один венгр. Тимофей свалил ловкача пулей в лоб. Еще стоял-шатался первый подстреленный, удирали в глубину квартиры двое – толстомордый суслик шустрым оказался. С визгом выскакивала на четвереньках в входную дверь искусительница – экие икры у нее тугие, прям бутылки «игристого»…
Тимофей достал пулей спину суслика. В квартиру уже влетали свои. Иванов сходу свалил прикладом торчащего столбом раненого.
– Этот нафиг! – крикнул Тимофей, доставая запасной магазин. – В глубину еще один драпанул.
Из дальней комнаты, подтверждая, пальнули из пистолета. Это гад больше от нервности палит, не достанет. Оперативники все же отшатнулись к стенам, коридор просторный, может и срикошетить.
– Здесь всех положил? – уточнил Иванов.
– Вроде, – Тимофею приходилось орать. На лестничной площадке саперы сражались с извивающейся соблазнительницей, там летели пуговицы с пальто, матюгались и визжали так, что уши резало.
Иванов мимоходом всадил две экономные пули в ворочающегося на полу венгра, шмыгнул на лестницу – визг и возня там мигом стихли. Саперы заволокли обмякшую красавицу в квартиру – вытаращенные глаза у той совсем уж стали… тьфу, да как же называются такие глаза?
Тимофей опомнился:
– Да бросьте вы ее! Того брать надо, с пистолетом.
– Тима, переведи дыхание, – призвал Иванов. – Некуда гаду деваться.
Точно, по плану Земляков с Сашкой уже со двора сторожат, капитан Жор с Сергеевым с улицы перекроют.
В глубине квартире истерично и непонятно кричали, снова выстрелили. Похоже, последний мадьяр сдаваться не собирался.
– Товарищи, да ну его к черту, а? – вопросил Жора, снимая с ремня гранату.
– Очень правильная мысль, – согласился Иванов, уже выдергивая кольцо своей «лимонки».
Зашвырнули сразу две – громыхнуло, на саперов завалилась высокая вешалка.
– У, тварь рогатая, – возмутился ушибленный Николай.
Продвинулись по коридору, не пожалели еще одну гранату…
Венгр, уже без пальто, лежал у камина – похоже, пытался в дымоход улезть.
– Да, местные они, все щели знают, – покачал головой Иванов.
От гранатных действий оконные стекла окончательно высыпались, Тимофей крикнул во двор, что окончена операция.
Квартиру обыскали, оружия хватало: в ванной нашли хитро спрятанный арсенал, там и ефрейторский автомат нашелся, и карабины, и даже фаустпатрон.