Любовь на кофейной гуще (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна. Страница 17
— Конечно!!! — очень прочувственно, хоть и негромко постаралась, чтобы дочку не напугать. — Андрей, ну ты что?! Я же не за подарки тебя видеть рада, и не за продукты, между прочим, я… — почему-то не смогла продолжить и глаза отвести не сумела. И пальцы все еще на его плече…
— А мне сегодня показалось, что я немного надоел тебе своим вниманием, — как-то криво улыбнулся Андрей, будто тихо повинившись перед ней. — Только ж знаю, что все равно помочь больше некому, а ты точно устала, еще и в магазин свой ходила со Светлячком ходила позавчера, мне не позвонив, поставки оформляла. Я бы отвез, — словно чуть недовольно пожурил ее мимоходом. — Вот и рискнул прийти, пусть и через немилость…
Поднял одну руку, отложив пластиковую карусель. И, ничего не говоря, накрыл ее пальцы своей большой и теплой ладонью. Нежно-нежно, так аккуратно! Не убирал, наоборот, обнимал пальцами.
— Нет немилости, Андрей, — почему-то хрипло отозвалась Настя, ощущая неведомый ей до этого жар и стеснение в груди.
Какую-то необъятную переполненность эмоциями, которые еще не могла вычленить или для себя в понимании разложить. И руку свою не забирала, будто впитывая его прикосновение, теплом близкого человека, мужчины… не друга… наслаждаясь.
Мамочка!..
И она, кстати, тоже мама уже… Ей бы о дочке думать, а не вот это вот все, разве не так? Только как вынырнуть из глубокого взгляда Андрея, поглотившего ее вдруг настолько, что Настя забыла, как люди дышат?
Но ведь и он совершенно не против Лукии, наоборот, похоже, очарован малышкой так же сильно, как сама Настя от дочки в восторге ежесекундно!..
И тут, словно решив помочь маме и дать ей передышку от странных и новых эмоций, захлестывающих выше уровня здравого смысла еще на метр, кажется, Лукия захныкала, утратив счастливую улыбку. И принялась отчаянно, словно маленькая гусеница, пытаться извернуться в ее руках так, чтоб уткнуться в грудь Насте.
— Ой, прости! Ее кормить пора, — забрала все же свою руку, перехватив дочь удобней.
А глаза все еще смотрят в глаза, нет сил разорвать безумно крепкую, как выяснилось, связь взоров. А ведь недавно еще и представить не могла, что можно так падать в чьи-то глаза… Как та Алиса в нору кролика.
— Конечно, Настюша, корми Светлячка, я пока соберу эту карусель, — улыбнулся вдруг Андрей так тепло, что ее как лучами солнца летнего окутало. — И твой подарок, заодно, распечатаю.
— Андрей! — шумно вздохнула с некоторым отчаянием. — Вот не нужно, правда! Мне твой приход — уже лучший подарок, — повернувшись, пошла в комнату.
— Если так, мне только больше тебя радовать хочется, — отозвался негромко Андрей, — все на свете подарить… Вам обеим, — добавил, заставив Настю замереть на входе в комнату, глядя на него с трепетом, пораженно, но и немного растерянно.
И Лукия притихла, словно ощутила то, что вдруг заискрилось в воздухе коридора, где они с этими коробками застряли, засверкало какими-то переливами солнечных зайчиков по ощущениям, хоть на улице стемнело давно. А у Насти опять сдавило горло, и глаза в пол лица, кажется. Замерла, забыла, зачем и куда шла от него.
— Бегите, девочки, — широко улыбнулся мужчина, но так мягко и нежно, что она сама ответную улыбку сдержать не смогла.
А уже когда почти дверь прикрыла, показалось, что, продолжая игрушку собирать, добавил негромко:
— Мои девочки…
Но утверждать Настя не взялась бы. Может, это у нее в голове галлюцинации от недосыпа и запутавшихся желаний? И Лукия хныкала, требуя пропитания, и у нее в ушах шумело так, тарахтело пульсом в венах, что, может, сама себе что-то выдумала… На другом сосредоточиться нужно, ей о дочери думать — первостепенно!
— Настя, ты здесь, над кроваткой, карусельку вешать думала? — Андрей окликнул ее минут через пять.
Вошел в комнату, тихонько постучав раз, вроде как присутствие свое обозначил.
— Что? — погрузившись в собственные мысли, залюбовавшись дочкой, которая с явным аппетитом припала к ее груди и не думала пока закругляться, Настя повернулась к мужчине…
Недалеко от окна перед этим стояла, лень было свет включать в комнате, надеялась, что дочка прикорнет, наевшись. А ей и отблесков угасающего постепенно солнца достаточно. Еще не темно, весна буйствует, уже и лето не за горами, мягкие сумерки опускаться только начали…
Так на автомате к Андрею и шагнула, как-то вообще не подумав о внешней стороне ситуации. Да и так уже свыклась с присутствием его рядом… словно близкого, похоже, воспринимать начала мужчину.
— Да, над люлькой… — начала было она.
И вот тут вдруг осознала, что стоит перед ним в распахнутой рубашке с обнаженной грудью, к которой Лукия припала и сосет со всей жадностью. А Андрей, кажется, про вопрос свой забыл и…
Ну да, как истинный мужчина, смотрел он конкретно на грудь. Хоть и попытался глаза поднять, к его чести.
Оба как онемели, взглядами встретившись.
А Насте вдруг стыдно стало! Затопило душу каким-то диким смущением и неуверенностью, страшным сомнением! Залило щеки душным румянцем… Сама точно не сказала бы, почему именно: потому ли, что помнила, как муж в последнее время реагировал на ее изменившееся тело, или от самой ситуации? То ли потому, что Андрей так смотрел, по-мужски, что ли, а ей…
Ладно, Насте захотелось внезапно очень ему понравиться! И от этого яркого желания, которого не ожидала от себя, тоже стыдно до жути! Разве о таком сейчас время думать?
— Прости! — хрипло выдавила из себя, резко отвернувшись.
Затрясло всю от безумной какофонии разрывающих душу эмоций! Сгорбилась вся почему-то, как спрятаться попыталась, меньше стать. Лукию крепче к себе прижала, начав дочку укачивать, больше от того, что саму всю трясет.
— Прости, Андрей. Забылась… Я… Извини, что так вышло, — не поворачиваясь к нему теперь, все так же глухо из себя выдавила.
А на глазах слезы навернулись, которые не могла сдержать! Господи! Ну почему все так глупо получилось?!
На секунду в комнате повисло гулкое, вязкое и удушливое молчание. Даже вдохнуть тяжело!
И тут что-то звякнуло, как струну задел кто-то, зашумело, как на пол отброшенное.
Потом же:
— Настенька?! Ты что?! Ты почему плачешь? За что прощения у меня просить придумала? — тихо, но настолько эмоционально вдруг потребовал ответа Андрей, что она всем телом вздрогнула почему-то!
Как током пробило по каждому нерву, мороз по спине прошел…
И шаги Андрея к ней слишком хорошо слышала, но куда отсюда деться? Да и не боялась его, чтоб как-то там по-плохому занервничать. Точнее, сильно нервничала, только не потому…
Ох! Как же все сложно внезапно!
— Настюша, ты чего? — он остановился в шаге от нее, кажется. Она даже тепло его ощущала рядом совсем.
И очень сильную сосредоточенность на ней… Это сбивало с толку, путало мысли, забивая голову душной тревожной стыдливостью и каким-то очень неуместным томлением, о котором, вот уж точно, думать не нужно!
Только оно само в голову лезло, в обход ее воли…
— Прости… — едва слышно выдохнула опять, просто не зная, как и что ему сказать. — Так неудобно… Я забылась, не подумав вообще. Знаю, что многим это кажется неприятным или противным…
— Настя, ты в своем уме?! — тихо и сдавленно вдруг прохрипел Андрей.
Так яростно! Так насыщенно! Но и словно возмущенно!
И… преодолел расстояние между ними! Она почувствовала, как его горячие руки ей на плечи легли, словно понукая распрямить спину! Даря неповторимое тепло и… поддержку. Прижал ее спиной к себе. И обнял вроде, но не навязываясь совершенно при этом!
Настя, абсолютно неуместно, осознала вдруг, как же соскучилась по простой человеческой поддержке. По таким вот касаниям близкого…
— Ты у себя дома, девочка моя! Ты тут хозяйка! И это я вечно кручусь у вас, мешаю тебе, — словно давясь собственным дыханием, прошипел Андрей, явно понял ее надежду на сон Лукии, голос так и не повышал. — Тебе прощения просить не за что!