До пепла... (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна. Страница 10

— При моей жизни и делах иначе никак, птичка. Конкуренты заклюют и порвут на куски, — он все же принялся есть, и Тоня потянулось к своей тарелке. — Но тебя-то я, чем испугал? Мы тогда говорили минут десять, не больше?

— Так ты ж не делишь людей на конкурентов и нет. Только интересы на свои и невыгодные. И меня растоптать в состоянии, походя. Уничтожить, даже сам не поняв. Зачем мне такие проблемы, Дамир? — м-м-м, омлет был божественный. У нее такой никогда не получился бы… Интересно, какой секрет у этого шеф-повара? Магию вместо соли добавляет в яйца, что ли? — Я здравомыслящий человек, — с довольным вздохом призналась Тоня, отдав должное блюду.

— То, что ты — женщина умная, я и тогда понял, и сейчас подтверждаешь это мнение, — вновь иронично хмыкнул, продолжая изучать ее своим давящим, гипнотизирующим взглядом.

Дамир с омлетом быстрее ее расправился. То ли сам очень голодный, то ли не привык на такие мелочи, как еда, много времени тратить. Знаком велел официанту кофе повторить. Оба придвинули тарелки с круассанами.

— Так что ты о себе расскажешь, Тоня? Любопытно почему-то так, что аж работать мешает, — то ли пошутил, то ли упрекнул ее Дамир, внимательно Тоню изучая, будто она недавно, но и больше — все знать хотел: и как ест, и как пьет, и как курит в мозги себе запечатлеть. Это нервировало.

Вот что ему рассказать? От такого напора Антонина не то чтобы терялась, нет, неверное слово. Она его не могла понять. Зачем?! Ни в какую картину ее мира подобный интерес Пархомова не укладывался. Да и его «пояснения» ее мало успокаивали.

— Я на виолончели всю юность училась играть в музыкальной школе, — выдала, сама не поняв зачем, самую скрываемую часть своей биографии. То, чем вообще не гордилась.

Зато его удивила, это прям заметно стало. Дамир замер, не донеся до рта кусок круассана, и уставился на нее еще более внимательно. А вокруг темных глаз легкие складки собрались, будто лучики… Правда, и не сказать, что веселый. И что-то такое неуловимое, но точно опасное в его лице появилось… От этого у Тони в районе солнечного сплетения тягучей лавой плеснуло.

— Виолончель? Хм, сразу вижу картину: этот огромный, плавный инструмент, смычок в твоих руках и твои голые ноги по бокам… Вся ты голая обхватываешь, ласкаешь лак… М-м-м, просто сказка! — вроде и иронично, но она уловила блеск глаз, уже казавшихся не такими непроницаемыми…

И ее как током пробило, дыхание запнулось, забило горло, раздерло. Он ее одним намеком завел так, как Денису иногда всей прелюдией не удавалось. Просто тембр, просто взгляд, полунамек… Хотя о чем она?! В Дамире Пархомове ничего простого и в помине нет!

А надо как-то оторвать уже свой взгляд и сделать вновь невозмутимый вид. Спасибо, опыта хватало.

— Мария Васильевна была очень строгой учительницей и к внешнему виду учениц у нее имелись жесткие требования, — тихо прочистив горло, заметила Тоня, спрятавшись за чашкой с кофе. — Так что голой я точно никогда не играла, — принужденно рассмеялась, делая вид, что ей все равно.

— А мне сыграешь, птичка? — хищно уставился на нее Дамир, заставив вспомнить ее первое впечатление про «серого кардинала».

— Двадцать лет уже не касалась инструмента, — с показной легкостью и равнодушием отозвалась она. И только руки вновь дрожали, выдавая состояние Тони. Боже, пусть он не присматривается! — Надоел ужасно. Ты можешь представить, как тяжело эту бандуру за собой таскать? Да, отец возил по большей части на машине, но, когда из-за работы не успевал, сама на автобусе… А играть на таком, пока вырастешь?! Брр! Худшие воспоминания юности и детства, — вернулась к своей трапезе с таким видом, словно ничего интересней надкушенного круассана в жизни не видела.

Дамир рассмеялся, но она ощущала тот его взгляд, что продолжал ей в голову вгрызаться, заставляя думать о жарком и влажном касании, о тяжелом давлении плоти, с которым, наверняка, занимался бы сексом Пархомов! Гадство! Плохая тема для размышлений! И мысли Тони, как те самые всполошенные пташки, метались по пустой и звонкой голове.

— Так зачем занималась, если не нравилось настолько? — уточнил он, очевидно, наслаждаясь темой, не в пример Тоне.

— У моей матери свое понимание прекрасного было. И это казалось ей перспективным, — пожала она плечами, не собираясь углубляться в подробности своих подростковых истерик и споров с родительницей на этот счет. Но глаза так и не подняла, тут вон, даже салфетки красивые, есть что рассмотреть.

— Что ж, ладно. Это была очень… интересная деталь о тебе, Тоня, — проговорил Дамир, видно, поняв, что она не намерена вновь смотреть на него в ближайшее время. Щелкнул зажигалкой, прикурив новую сигарету. Много курит, над столом повис терпкий, крепкий аромат. — А еще что-нибудь?

Но до того, как она успела бы заметить, что он ей о себе ничего крамольного в ответ не рассказал, в их диалог вмешались.

— Дамир… А мы понять с Алексеем не могли, куда ты так стремительно исчез. Не против, если мы к вам присоединимся? Представишь нас даме? — таким тоном, будто и правда удивлен, обнаружив друга именно здесь, и вовсе не видел, как Дамир ее буквально протолкал в сторону фуршетного зала, произнес тот самый Александр Чехов, внезапно оказавшийся рядом со столиком. Ухмылялся он при этом так, что все притворство сразу становилось очевидным.

А вот смотрел этот друг все с тем же, чуть непонятным удивлением и интересом к персоне Тони, как и в зале, да и в ресторане недавно. За его спиной стоял еще один мужчина — Воронов Алексей. Также не последний человек в мире большого бизнеса, и тоже из близкого круга Пархомова. И так же внимательно то к Тоне, то к Дамиру присматривался.

А Тоню вдруг каким-то нервным смехом пробило, пришлось закусить щеку изнутри, чтоб дурочкой себя не выставить. Вот только внимания еще двух таких же мужчин, как Дамир, ей для полного безумия в жизни и не хватало!

ГЛАВА 4

— Санек, — Дамир усмехнулся, точно заметив все то же, что и Тоня. Но его внимание друзей, скорее, веселило, чем беспокоило, похоже. — Садитесь, — кивнул.

 Тут же рядом оказались два официанта, будто только и ждали, чтобы кресла подставить. На пару минут началась суматоха. Вместо озвученного Дамиром «садитесь» всем пришлось подняться, в том числе и Тоне, чтобы удобней разместить уже четыре кресла у столика.

 Только вот, сама не поняв почему, она отступила в сторону… к Дамиру, словно они вместе… Совсем в другом смысле, чем было на самом деле. А места у стола и так было не особо. Пархомов обхватил ее рукой, как поддерживая, не позволив удариться об стол. И, будто неосознанно, чисто инстинктивно прижал к себе плотно, так и оставив ладонь на животе Тони. Так, что ее бедра в его тело вдавлены. И под огромной ладонью Дамира, словно под раскаленным стальным прессом, «ожог» расплывается, жаром расползается по коже. Вглубь, в вены, с кровью растекается по всему телу, гоня мелкой дрожью лихорадочный озноб. В голове поплыло все с какой-то радости.

 Дамир, кажется, наклонился, также чуть отступив, потащив ее за собой, чтобы не мешать ставить кресла. И его лицо у ее затылка, колючая щека… верно показалось (?)… Нет… Так и есть… Его щека коснулась затылка Тони, как его рука не так давно. Словно Пархомов принюхивался, на вкус ее аромат попробовать решил.

 Секунда всего, может быть две или три, когда у обоих до сознания доходит, насколько неоднозначное положение и ситуация. А ей в бедро его пах упирается. И Тоня хорошо ощутила, как дернулся, прижался к ягодицам его оживший член, через эти чертовы итальянские брюки и ее юбку-карандаш. Такой же настойчивый и твердый, как весь Дамир, настолько же наглый.

 Пульсирует, вдавливается. Да уж, «личный интерес»… Куда уж «личней»!

 А у нее в ушах звенит, будто залпом две его чашки кофе выпила, и пульс по голове бахает. Опять покраснела вроде бы, елки-палки!

 «Бежать!», — вспыхнула знакомая по первому контакту мысль.

 Да только поздно. Пархомов и не думает отпускать, его ладонь, лишь удобней передвинувшаяся на ее животе, это четко дала понять.