Смерть раненого зверя с тонкой кожей - Александер Патрик. Страница 1
Патрик Александер
Смерть раненого зверя с тонкой кожей
"Штурмовая винтовка Армалит-15 является самым смертельным оружием в своем классе и предназначена для эффективного поражения зверей с тонкой кожей, то есть людей, на расстоянии до шестисот метров. Из-за высокой начальной скорости пули, ее формы и большого калибра в момент попадания и проникновения она начинает вращаться по непредсказуемой и хаотичной траектории, расходуя свою кинетическую энергию в минимально короткое время, что вызывает повышение гидростатического давления в теле, содержащем жидкость и придает ей дополнительную останавливающую способность. Результатом такого проникновения является образование глубоких каверн, полостей и жесткий разрыв тканей, что приводит к мгновенному и обширному шоку".
Одной из самых больших проблем, с которой сталкивается истинный либерализм – это отчаянная нехватка союзников, которые понимают жестокие реалии нелиберального мира, и которые совершенно отчетливо осознают, что невозможно защитить свободу и все, что с ней связано, не имея на своей стороне людей, которые готовы защищать свободу жестко, уверенно, без колебаний и, если это необходимо, совершенно безжалостно.
Пролог
Вокруг него были джунгли
«Тебя всегда, где бы ты ни был, окружают джунгли», – маленькому, говорила ему мать. Они тогда жили в Руислипе, и он, с надеждой глядя в окно, почти верил, что вот-вот из зарослей сладкого горошка в дальнем углу сада выпрыгнет тигр.
Как бы он сейчас хотел снова очутиться там. Ребячество, почти такое же ребячество, как слезы, пролитые им над Киро, умершим на рассвете и уже начинавшим источать неприятный сладковатый запах.
Одной рукой он механически согнал с мертвого тела мух, другой утер собственные слезы. Он плакал от горя, от жалости к себе, но больше всего – от физической слабости. Последние два года он мало ел, много работал и нередко страдал от жестокого обращения и регулярных побоев. Киро был единственным, кто стал его другом за это время. Он делил камеру с ним и еще шестью африканцами: пять мелких воров и туповатый насильник.
Он бы хотел похоронить друга, но у него не было времени на церемонии и ритуалы. Оставить его гиенам, грифам и остальным тварям, промышляющим в этой части тропического леса? Он забрал нож, взятый ими у мертвого охранника, и, глотая слезы, двинулся через кусты. Он шел на запад по узким тропинкам и следам животных, ориентируясь по изредка проглядывающему сквозь нескончаемый мрак джунглей солнцу.
У него ныли ноги и кололо ступни, его мучила жажда. Но он продолжал ритмично шагать.
Беглецы провели в лесу уже шестеро суток, питаясь дикими бананами, лесными улитками и ямсом, который ночами таскали с ферм, изредка попадавшихся на пути. Теперь он был один, и ему было страшно.
Глава 1
Ричард Эббот стоял в темноте под проливным дождем в северо-восточном углу Трафальгарской площади, не решаясь сделать следующий шаг, который всего-то и состоял в том, чтобы пересечь улицу и, дойдя до круглосуточно работающего почтового отделения, послать телеграмму.
Но это было для него сродни пересечению Рубикона – объявление войны. Поэтому Эббот сомневался (сомневаются только неудачники, тут же бесстрастно сказала бы его мать). "Это не сомнение, – уговаривал Ричард себя, – это просто затишье перед бурей, глубокий вдох перед прыжком с высоты".
Мимо, обсуждая Гамлета, классику сомнения, прошли два человека. Но это не имело никакого отношения к бывшему полевому агенту. В конце концов, он ведь не собирался убивать собственного отца. Эта мысль заставила Эббота улыбнуться, отчего проходящая мимо женщина, видимо, решив, что он не в себе, резко ускорила шаг.
Внезапно поднялся ветер, дрожью напомнив ему о физическом дискомфорте, которого до этого момента он просто не замечал.
Часы на Биг Бене пробили два, Ричард снова вздрогнул и перешел через улицу к почтовому отделению. Статуя Эдит Кавел блестела от капель. Ему всегда хотелось почитать ее биографию [1].
Ha почте работал только один отдел. В нем сидело четверо служащих, трое из которых были заняты чтением, в углу грелся бродяга, а из посетителей была только пожилая дама-американка в большой шляпе и с металлическими нотками в голосе.
Эббот поискал глазами коробку с бланками для телеграмм, но ее нигде не было видно. Это его рассердило. Она просто должна была быть там.
"Где у вас бланки для телеграмм?" – спросил Эббот у одного из увлеченно читающих клерков. В ответ тот вяло указал на другого служащего и вернулся к чтению.
Он повторил свой вопрос. Другой клерк достал форму из ящика и передал ему.
– Разве вы обычно не храните их в коробке по эту сторону стойки?
– Мы выложили четыре тысячи, – ответил служащий. – Знаете, что произошло? Они закончились через три дня. Это все женщины и дети. Берут их пачками. Один Бог знает, что они с ними делают.
Он заполнил строку адреса, затем написал короткое послание и, как бы прощаясь, пристально посмотрел на текст.
– А эта, – скрипел металлический голос матроны, – для Гомера. Он мой племянник, живет в Вифлееме, штат Пенсильвания. Сколько времени это займет?
До Ричарда донесся запах алкоголя, смешанный с запахом мочи и пота, исходящий от шатающегося рядом бродяги.
– Не выделит ли ваша милость мне пару монет на чашку чая? Смерть как хочется горяченького, ей богу, – завел тираду бомж с заметным ирландским акцентом.
– Отвали.
Даже не взглянув на него, бродяга отошел.
Эббот отдал телеграмму служащему, тот посмотрел на адрес.
– Это же совсем рядом, – удивился клерк.
– Я знаю, где это.
– Я имею в виду, что вы можете отнести это сами. Это не займет и пяти минут.
– Я не хочу нести это сам.
Служащий сдался и принялся пересчитывать слова.
– Вы уверены? – попробовал он снова.
– Да.
– Это смешно.
– Так и задумано, – ответил Эббот. – Это шутка. Чтобы всем стало весело.
Снаружи все еще лил дождь. Он прошагал вдоль Чаринг Кросс Роуд к Кембриджской площади и уставился, не видя, на афиши Дворцового театра.
Он был голоден. Ему хотелось побриться, принять ванну. Какое удовольствие – горячая ванна! Он глубоко вздохнул, мечтая о душистой ванне, как вдруг почувствовал знакомое зловоние и ирландское хныканье.
– Не дадите ли вы несколько пенни старому несчастному бродяге, ваша милость...
Нищий по-прежнему даже не смотрел на него, не понимая, что просит у того же самого человека.
Эббот хотел уже было прогнать его во второй раз, как вдруг ему в голову пришла идея, даже не идея, а всего лишь смутный намек на нее. Он обернулся к бродяге, который выглядел так же дурно, как и пах, и улыбнулся.
– Конечно, – сказал он со своим лучшим уличным ирландским акцентом. – У меня есть пара шиллингов для достойного ирландского парня.
– Так ты и сам ирландец? – осипшим от восторга голосом переспросил бродяга.
– Такой же ирландец, что твои свиньи в Дублине!
– Ты, похоже, из Корка?
Эббот утвердительно кивнул:
– Скиберин.
– Да ну! У меня когда-то была тетя в Баллидехоб на берегу залива Роаринг. Отменное местечко. Так сколько, ты говоришь, у тебя есть?
Эббот вынул из кармана мелочь и несколько банкнот:
– Семьдесят девять пенсов и немного бумажных денег.
– Святые Мария и Иосиф, да ведь это порядочная сумма.
– А не знаешь ли ты местечка где-нибудь неподалеку, где мы могли бы что-нибудь выпить в это неласковое время суток?
1
Английская медсестра, с ноября 1914 по август 1915 года помогла более 200 английским, французским и бельгийским солдатам совершать побеги через датскую границу. Здесь и далее в квадратных скобках примечания Etc. Publishing Group