Капитуляция - Джойс Бренда. Страница 65

— Я только что узнал, — мрачно сказал он. — Как он?

Эвелин ахнула:

— Ты в курсе, что Джек здесь?

— Да. Ходят слухи, Эвелин, и для него неразумно оставаться здесь ещё дольше. — Он пристально взглянул на неё. — Мой дворецкий сказал, что его избили, и теперь он оправляется от своих травм здесь.

— Его сильно избили, Трев, у трактира «Черный вереск». Но сегодня ему немного лучше.

Тем не менее он едва ли может переехать куда-нибудь в таком состоянии. — Эвелин даже представить не могла, как Джек перенесет поездку в карете. — Он только что проснулся и хочет тебя видеть.

Тревельян направился к лестнице.

— Ты позволишь?

Эвелин схватила его сзади за руку.

— Почему он хочет тебя видеть? Ты знаешь, кто это сделал и почему? — быстро спросила Эвелин. Если Джек не говорит ей об этом, возможно, всё прояснит Трев.

— Мне не известно, почему он хочет поговорить со мной, но я знаю Джека вот уже много лет и надеюсь помочь ему выбраться из любых неприятностей, в которые он угодил. — Трев успокаивающе улыбнулся ей. — Да и как я могу что-то знать об этом нападении?

Эвелин взглянула ему в глаза:

— Я уже начала задаваться вопросом, не втянут ли и ты в эту войну.

Он засмеялся:

— Эвелин, у меня огромное поместье, которым нужно управлять. У меня нет времени на войны и революции.

Эвелин мрачно улыбнулась Треву, уже нисколько не сомневаясь в том, что он тоже участвует в военных операциях, хотя она не могла предположить, каким образом.

— Он хочет поговорить с глазу на глаз. Поднимись наверх.

Джек сидел на краю кровати, крепко сжимая ребра, в которых так и пульсировала боль. Мысли лихорадочно метались в сознании, голова раскалывалась. Джек почти не помнил поездку в повозке в Розелинд, зато в памяти четко всплывали все, даже самые мельчайшие подробности нападения, а заодно и угрозы Леклера в адрес Эвелин.

И теперь, когда она вышла из комнаты, Джек мог дать волю своему беспокойству и не скрывать побледневшего лица. Слава богу, с ней всё было в порядке!

Но Эвелин не могла по-прежнему жить в Розелинде в одиночестве. Джек не мог допустить этого. Очевидно, что его враги подумывали использовать её в своей игре, чтобы заставить его вести себя так, как им хотелось.

Джек никак не мог поверить в происходящее и окончательно оправиться от потрясения. Сейчас он твердо знал, что, проявив интерес к Эвелин, подверг её серьезной опасности. Если бы он не пригласил Эвелин на Лоо-Айленд, если бы не занялся с ней любовью, Леклеру никогда не пришло бы в голову угрожать ей. И хуже всего было то, что Джек знал: Леклер вполне мог исполнить свои угрозы.

Джек наконец-то поднялся, вздрогнув от боли, потому что просто обязан был пройтись. Ребра болели теперь ещё больше, но он точно знал, что они не сломаны. Он был нужен Леклеру здоровым и активным, а не больным и валяющимся в постели.

Пульсирующая боль в голове тоже усилилась, когда Джек принялся медленно расхаживать по комнате. Ему следовало защитить Эвелин — он просто обязан был сделать это. Ему не стоило приезжать в Розелинд, но он настоял на этом, только чтобы убедиться, что Эвелин не пострадала. А ещё он не должен был возобновлять с ней какие-либо отношения.

Сердце Джека екнуло с незнакомым ему доселе чувством. Неужели Эвелин сказала, что любит его? Приснилось ли ему это объяснение в любви, или он на самом деле его слышал?

Из этих нежных чувств Эвелин не могло выйти ничего хорошего, и Джеку не стоило радоваться от того, что её признание, судя по всему, было не сном.

И тут он принял окончательное решение.

Услышав тяжелые и стремительные шаги Тревельяна, Джек повернулся. Наследник барона остановился на пороге, окинув Джека острым взглядом. Потом оглянулся в коридор и вошел в комнату, не закрыв за собой дверь.

— Ты выживешь? — заметил Трев серьезно, без улыбки. Впрочем, давний друг наверняка догадывался о том, что произошло на самом деле, и жестокое избиение фанатиками, готовыми умереть за свою новую революционную родину, не было поводом для смеха.

Джек сохранял беспристрастное выражение лица.

— Вне всяких сомнений. Убедись, что нас никто не подслушивает.

Трев снова бросил взгляд в коридор.

— Полагаю, мы подошли к тому, чтобы обсудить самую суть вопроса, которого оба так старательно избегали.

— Да, — согласился Джек, тут же вспоминая об Уорлоке и его шпионской сети, — думаю, так и есть.

Трев подошел к единственному в комнате окну и быстро выглянул на улицу. Потом обернулся.

— Тут — богом забытое место. Неужели в этом доме есть шпионы?

— Думаю, у Эвелин преданные слуги.

Тревельян ещё раз выглянул в окно.

— Жить здесь, в этой глуши, нельзя.

Джек был с этим согласен. И совершенно очевидно, Тревельян всё так же питал к Эвелин нежные чувства. Джек с трудом выносил этот факт, но за голову Тревельяна не была назначена награда, и, что было гораздо важнее, его не избивали оголтелые революционеры. Однако это не означало, что у него не было своих собственных тайн.

— Чем ты занимаешься — я имею в виду работу на Уорлока? — спросил Джек. Он случайно узнал, что за последние два года Тревельян побывал в Лондоне чуть ли не дюжину раз, тогда как прежде появлялся в столице не больше раза-другого. За то же время, очевидно, и Тревельян состоял в этом проклятом шпионском клубе.

— Всем, чем могу, и когда могу, — весьма туманно ответил Трев. И слабо улыбнулся, пожав плечами. — Мое участие в работе сети можно охарактеризовать выражением «по мере необходимости». Я предпочитаю помогать именно так.

Обойдя кровать, Трев спросил:

— И кто же из твоих «друзей» это сделал?

Джек взглянул на него.

— Я работаю на обе стороны, Трев, причем довольно давно.

— Так я и думал, — отозвался Трев. — Значит, можно предположить, что на тебя напал тайный агент республиканцев? Ведь, несмотря на то что капитан Барроу и ему подобные мечтают тебя повесить, они вряд ли стали бы возиться, избивая тебя, тогда как могли бы получить удовольствие — и награду, — глядя на твою голову в петле. Да и Уорлок никогда не подверг бы опасности своего собственного агента. У него есть другие способы приструнить непослушного шпиона.

Это замечание заставило Джека задуматься. Неужели Трева вынудили работать на разведку?

— Мои французские приятели подозревают меня в предательстве, — тихо сказал Джек. Ему пришлось сесть. Это нехитрое движение причинило адскую боль, и его лицо исказилось гримасой.

— Но они правы, не так ли? — Трев налил бренди в единственный стакан, стоявший на тумбочке, и вручил его Джеку. — Ты можешь на всю страну разыгрывать из себя беспечного торгаша, готового оказать услугу тому, кто предложит самую высокую цену, и это щекочущая нервы игра, но мы оба знаем, что это неправда.

Джек сделал глоток виски:

— Я и есть торгаш. Радуюсь каждой прибыли, которую получаю. В сущности, я так привык к роскоши! И наслаждаюсь своим богатством.

Трев хмыкнул:

— Ты наслаждаешься, когда за тобой охотятся. Наслаждаешься, когда охотишься сам. Ты наслаждаешься опасностью, и обязательно влез бы в эту игру по самые уши, даже если бы это не принесло тебе ни пенни! Не могу придумать, чтобы кто-нибудь подходил для роли двойного агента лучше тебя, Джек.

Трев знал его слишком хорошо, так что Джек решил не спорить.

— Меня предупредили, что следует сменить объект своей преданности, — сказал Джек, вспомнив об угрозах в адрес Эвелин. Все внутри застыло от страха за неё. И он мог сколько угодно отрицать это, но его чувства к Эвелин не изменились. Сказать по правде, теперь они казались даже сильнее, чем когда бы то ни было.

Леклер хотел знать, когда состоится вторжение на полуостров Киберон. И как теперь Джек мог утаить эту информацию? Но, с другой стороны, он не мог поставить операцию под угрозу.

— В этом-то и проблема, разве нет? — заметил Трев. — Ты можешь сколько угодно разыгрывать безразличие ко всему и утверждать, будто работаешь на обе стороны исключительно ради преумножения собственного богатства. Но я-то знаю, что ты не можешь сменить объект преданности, потому что в конечном счете ты — такой же патриот, как и я.