Сходство - Френч Тана. Страница 10

Если бы эта загадочная девчонка, моя точная копия, зашла однажды утром в наш класс, то осчастливила бы меня на год вперед. Но она не зашла, а я выросла, успокоилась и бросила об этом думать. А сейчас на меня обрушился как снег на голову настоящий двойник, и меня это ничуть не радовало. Я привыкла, что я – это я и ни с кем больше не связана. А с этой девушкой мы связаны накрепко, будто наручниками друг к другу прикованы.

И я поняла, откуда у нее документы Лекси Мэдисон. Сцена засверкала у меня перед глазами осколками битого стекла, представилась до того явственно, будто это случилось со мной, – и это был тоже дурной знак. Где-нибудь в центре города – в баре, в людном пабе, в магазине одежды – ее окликнули: “Лекси? Лекси Мэдисон? Боже, вот так встреча!” И оставалось лишь быть осторожной, задавать нужные наводящие вопросы (“Сколько зим, сколько лет, уж и не помню, что я делала, когда мы в прошлый раз виделись”) и шаг за шагом, понемногу, выведать все самое главное. Хитрости ей было не занимать.

Сплошь и рядом дела об убийствах превращаются в отчаянную схватку умов, только на сей раз все было немного иначе. Я впервые почувствовала, что настоящий мой противник – не убийца, а жертва: дерзкая, оберегающая свои тайны, вылитая я – и непонятно, кто из нас победит.

В воскресенье к обеду я уже с ума сходила от безделья – вскарабкалась на кухонную стойку, достала с буфета обувную коробку с документами, вывалила на пол содержимое и стала искать выписку из роддома. “Мэддокс, Кассандра Джин, девочка, шесть фунтов десять унций. Вид родов: одноплодные”.

– Идиотка, – сказала я вслух и вернула коробку на место.

В тот же день зашел Фрэнк. Я уже так засиделась в четырех стенах – квартирка крохотная, все, что можно вымыть, уже вымыто, – что искренне обрадовалась его голосу в домофоне.

– Какой сейчас год? – спросила я, когда он поднялся ко мне на площадку. – Кто у нас президент?

– Хватит издеваться, – сказал он, обняв меня за шею. – Квартирка у тебя чудная, вот и резвись тут на здоровье. Скажи спасибо, что ты не снайпер в укрытии, а то лежала бы сутками не шелохнувшись, писала бы в бутылку. А я тебе еды принес.

И протянул пакет. Шоколадное печенье, сигареты, молотый кофе, две бутылки вина – что еще нужно человеку?

– Цены тебе нет, Фрэнк! – оживилась я. – Знаешь меня как облупленную.

Он и вправду хорошо меня изучил – четыре года прошло, а он помнит, что я предпочитаю легкие “Лаки страйк”. Меня это слегка встревожило, но он на то и рассчитывал.

Фрэнк поднял бровь:

– Штопор есть?

Я насторожилась, но, во-первых, напоить меня не так-то просто, а во-вторых, Фрэнк прекрасно понимает: не такая я дура, чтобы при нем напиться. Я бросила ему штопор и стала искать бокалы.

– Славная у тебя норка, – похвалил он, берясь за одну из бутылок. – Я боялся, что у тебя какая-нибудь берлога для яппи, где все хромированное.

– На зарплату полицейского?

В Дублине цены на жилье сравнимы с нью-йоркскими, но в Нью-Йорке ты за те же деньги получаешь Нью-Йорк. Квартира у меня однокомнатная, средних размеров, на последнем этаже перестроенного георгианского дома. Здесь сохранился старинный камин с кованой железной решеткой, хватает места для матраса на полу, дивана и всех моих книг, пол в одном из углов кривой, чердак облюбовало совиное семейство, а из окна виден пляж Сэндимаунт. Мне здесь нравится.

– На зарплату двух полицейских. Ты ведь встречаешься с нашим Сэмми?

Я опустилась на матрас, подставила бокалы.

– Всего пару месяцев. Во грехе мы пока что не живем.

– Я думал, дольше. Он с тебя пылинки сдувал. Так у вас с ним настоящая любовь?

– Не твое дело, – ответила я, чокаясь с ним. – Будем здоровы! Ну а теперь говори, зачем тебя сюда занесло.

Фрэнк сделал обиженное лицо.

– Хотел компанию тебе составить. Думал, ты тут скучаешь одна, совесть меня загрызла…

Я глянула на него с укором, он понял, что впустую сотрясает воздух, и улыбнулся.

– Слишком уж ты умная, себе во вред, понимаешь? Не хотел, чтобы ты проголодалась, или заскучала, или пропадала бы без сигарет и пошла в магазин. Один шанс из тысячи, что тебя увидит кто-то из знакомых нашей девочки, но чем черт не шутит?

Что ж, вполне правдоподобно, но Фрэнк мастер подсовывать приманки – и сам не заметишь, как ты уже на крючке.

– Я пока что не согласилась, Фрэнки.

– Спасибо за честность. – Фрэнк невозмутимо отхлебнул вина, устроился поудобнее на диване. – Кстати, я переговорил с начальством, теперь у нас официально совместное расследование: Убийства и Спецоперации. Но твой приятель тебе уже рассказал, наверное.

Ничего он мне не рассказывал. Сэм в те дни ночевал дома (“Мне вставать в шесть утра, не хочу тебя будить. Или хочешь, чтобы я зашел? Ничего, если побудешь одна?”), мы не виделись с того утра на месте преступления.

– Представляю, все в восторге, – сказала я.

Совместные расследования – сплошная головная боль, каждый раз затягиваются из-за бесконечных выяснений, кто здесь самый крутой.

Фрэнк пожал плечами:

– Переживут. Хочешь послушать, что удалось разузнать об этой девчонке?

Ясное дело, хочу. Как алкоголик хочет напиться: понимает, что нельзя, но закрывает глаза на неприглядную правду.

– Ну валяй, – отвечала я. – Раз уж ты здесь.

– Отлично. – Фрэнк полез в пакет за сигаретами. – Итак, впервые она появляется в феврале две тысячи второго – где-то раздобыла свидетельство о рождении на имя Александры Мэдисон, чтобы завести счет в банке. Предъявив свидетельство, выписку со счета и свою мордашку, получает твои старые документы из Дублинского университетского колледжа и с ними поступает в Тринити, в аспирантуру по английской филологии.

– Хорошо продумано, – заметила я.

– О да. Безупречно, убедительно, остроумно. Этого у нее не отнять, сам бы я вряд ли лучше это дело провернул. Встать на пособие она не пыталась – и правильно; устроилась на полную ставку в кафе в центре города, проработала все лето, а в октябре начался учебный год в Тринити. Тема ее диссертации – тебе понравится – “Другие голоса: личность, тайна и правда”. О женщинах-литераторах, работавших под псевдонимами.

– Красота! – отозвалась я. – С чувством юмора у нее был полный порядок.

Фрэнк с усмешкой посмотрел на меня.

– Восхищаться ею необязательно, – заметил он, помолчав. – Наша задача – узнать, кто ее убил.

– Не наша задача, а твоя. Что-нибудь еще?

Фрэнк сунул в зубы сигарету, нашарил зажигалку.

– Итак, она в Тринити. Там она заводит дружбу с четырьмя другими аспирантами, общается почти исключительно с ними. Через два года, в сентябре, один из них получает в наследство от двоюродного деда дом, и вся компания переезжает туда. “Боярышник”, так он называется. Близ Глэнскхи, всего в полумиле от места, где ее нашли. В среду вечером она уходит на прогулку и не возвращается. Четверо ее друзей подтверждают алиби друг друга.

– Это можно было и по телефону рассказать, – заметила я.

– Да, – вздохнул Фрэнк, запустив руку в карман пиджака, – зато вот это по телефону не покажешь. Вот они: Великолепная четверка [6]. Те, с кем она жила. – Он достал стопку фотографий, разложил на столе.

Одна – любительская, сделана в зимний день: стылое небо, земля припорошена снегом; возле большого георгианского дома стоят пятеро, сдвинув головы, волосы развеваются на ветру. Лекси посередине, в том же полупальто, смеется; в голове пронеслась все та же дикая мысль: “Когда же я?..” Фрэнк следил за мной настороженно, как охотничий пес. Я отложила снимок.

Другие, судя по смазанным силуэтам, стоп-кадры из любительского видео, распечатанные в отделе убийств, тамошний принтер всегда оставляет в правом верхнем углу темную полосу. Четыре фото в полный рост и четыре увеличенных портрета, все сняты в одной и той же комнате с дешевыми обоями в мелкий цветочек. На двух попала в кадр большая елка, еще без украшений – канун Рождества.