Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд. Страница 128

— Тучи в пути, — задумчиво сказал он наконец. — Бескрылая птица… Черная расщелина. — Он потер губы рукавом, потом постучал по груди тыльной стороной руки. — И что я должен думать про такие слова?

— Это что-то значит? — спросил Саймон. — Какие слова ты сейчас говорил?

— Это названия определительных комбинаций — или узоров. Три раза бросаем мы, и каждый раз имеет свое значение.

— Я не… я… Ты можешь объяснить? — спросил Саймон, и чуть не рухнул на пол, потому что Кантака протискивалась мимо него, чтобы положить голову на колено сидевшего на корточках Бинабика.

— Вот, — ответил тролль, — во-первых: Тучу в пути. Имеет значительность, что с того места, где мы стоим сейчас, очень трудно посматривать вдаль, но впереди что-то совсем не такое, как то, что позади.

— Это и я мог бы тебе сказать.

— Тихо, тролленыш. Ты очень хочешь всю жизнь оставаться таким глупым? Во-вторых, была Бескрылая птица. Это говаривает, что наша беспомощность может оказывать нам услугу, по крайней мере, так я сегодня читываю кости. И наконец, в-третьих, чего мы имеем должность остерегаться…

— Или бояться?

— Или бояться, — хладнокровно согласился Бинабик. — Черная расщелина. Это очень странная значительность, такой я еще сам никогда не получал. Она может значивать предательство.

Саймон судорожно глотнул воздух, вспомнив о чем-то.

— Как «фальшивый посланник»?

— Со всей справедливостью. Но она может иметь другие значительности, необычные значительности. Мой наставник говаривал мне, что она может означать вещи, приходящие из других мест, врывающиеся из других сторон… это может указывать на западни, которые мы встречали… Норны, твои сны… Имеешь понимание?

— Немного. — Он встал, потянулся и принялся искать свою рубашку. — Ну а насчет других новостей?

Тролль, задумчиво гладивший Кантаку, не сразу поднял глаза.

— Ах, — сказал он наконец и полез к себе в куртку. — У меня есть кое-что для твоего чтения в свободную минуту. — Он протянул юноше сплющенную трубочку пергамента. Саймон почувствовал, что по спине у него побежали мурашки.

Это было написано твердым, но изящным почерком в центре развернутого листа.

Бумага была подписана одной буквой «М».

— От нее, — медленно произнес он, еще не зная, разочарован он или обрадован. — Это от Марии, да? Это все, что она послала? Ты видел ее?

Бинабик кивнул, он казался очень грустным.

— Я видел ее, но только одно мгновение. Она говорила, что со всей вероятностью ты еще будешь видеть ее, но сначала что-то должно быть сделано.

— Что сделано? Она что… Нет, я не то хотел сказать. Она здесь, в Наглимунде?

— Она давала мне записку, рассуди головой. — Бинабик с трудом поднялся на ноги, но Саймон в этот момент был слишком поглощен запиской, чтобы обратить на это внимание. Она написала! Она не забыла! Правда, написала совсем немного и даже не подумала прийти, чтобы увидеть его, поговорить, сделать что-нибудь…

Спаси меня Узирис, это значит влюбиться? — подумал он вдруг. Это совершенно не походило на те баллады, которые он слышал, — скорее раздражало, чем возвышало. Он думал, что влюблен в Эфсебу. Он и в самом деле много о ней думал, но его интересовало в основном, как она выглядит, как она ходит. Что же касается Марии, то он конечно прекрасно помнил, как она выглядит, но ничуть не меньше хотел знать, о чем она думает.

О чем думает! Он был крайне недоволен собой. Я даже не знаю, откуда она, куда уж мне до того, о чем она думает! Я не знаю о ней самых простых вещей, и если я ей почему-то нравлюсь, она не потрудилась написать мне об этом.

И он знал, что все это было только правдой.

Но она пишет, что я был храбрым. Она назвала меня другом!

Он поднял глаза от пергамента и увидел, что Бинабик пристально смотрит на него. Лицо его было печальным и мрачным, но Саймон не понимал почему.

— Бинабик, — начал он, но не смог придумать ни одного вопроса, ответ на который мог бы как-то упорядочить сумбур в его голове. — Да, — сказал наконец Саймон. — Ты не знаешь, где может быть начальник стражи? Я должен взять у него меч.

Воздух был сырым и тяжелым, серое небо нависало над головой. Они шли к наружной стене. Через городские ворота текли толпы народа: некоторые несли овощи и лен на продажу, другие тащили за собой старые расшатанные тележки, на которых, казалось, помещается все их жалкое земное имущество. Спутники Саймона, маленький тролль и огромный желтоглазый волк, производили немалое впечатление на этих вновь прибывших; некоторые, указывая на них пальцами, выкрикивали возбужденные вопросы на местных диалектах, другие в ужасе отшатывались, осеняя лохмотья на груди защищающим знаком древа. На всех лицах был страх — страх перед невиданным раньше, страх перед тяжелыми временами, пришедшими в Эркинланд. Саймон чувствовал, что разрывается между желанием как-то помочь им и желанием немедленно убежать куда-нибудь, чтобы не видеть больше эти невзрачные раздраженные лица.

Бинабик оставил его у караульного помещения наружной стены и отправился в библиотеку навестить отца Стренгьярда. Саймон довольно быстро оказался перед начальником стражи — измученным, загнанным молодым человеком, который уже несколько дней не брился. Голова его была не покрыта, а блестящий шлем полон счетных камешков, при помощи которых он учитывал количество иноземных воинов, прибывших в замок. Он был предупрежден о Саймоне, которому весьма льстило, что принц помнит о нем, и юноша был препоручен медведеподобному стражнику из северного Эркинланда по имени Хейстен.

— Что, парень, ростом не вышел, а? — прорычал он, поглаживая кудрявую каштановую бороду и разглядывая долговязую фигуру Саймона. — Тогда значит лучником будешь, вот какая история. Меч-то мы тебе достанем, да только для дела-то он коротковат будет. Вот лук — это да.

Вместе они прошли вдоль наружной стены к оружейной — длинной узкой комнате за звенящей кузницей. Следуя за оружейником, который водил их по рядам мятых доспехов и потускневших мечей, Саймон огорченно думал, что это вооружение будет слабой защитой против сверкающих легионов, которые, без сомнения, выведет Элиас на поле битвы.

— Мало чего осталось, — заметил Хейстен, — не хватит даже на первое время. Может, только чужеземцы додумаются захватить что-нибудь, кроме вин и неприятностей.

Прихрамывающий сторож наконец отыскал меч в ножнах, который, по мнению Хейстена, подходил по размерам для Саймона. Оружие было шершавым от засохшего масла, и сторож вынужденно скрыл недовольную гримасу.

— Отполируй его, — сказал он. — Будет вещь что надо!

В результате дальнейших поисков обнаружился длинный лук, у которого недоставало только тетивы, в остальном он был в хорошем состоянии, а при нем нашелся даже кожаный колчан.

— Работа тритингов, — заявил Хейстен, указывая на пучеглазых оленей и кроликов, вытравленных на темной коже. — Они делают славные колчаны, эти тритинги. — Саймон решил, что стражник чувствует себя несколько виноватым из-за этого непрезентабельного меча.

В караулке его новый учитель вытянул у квартирмейстера тетиву и полдюжины стрел, и показал Саймону приемы чистки и ухода за его новым оружием.

— Наточи его как следует парень, понял, наточи его как следует, — говорил грузный стражник, проводя лезвием по мокрому камню. — Иначе ты превратишься в девку, прежде чем станешь мужчиной. — Вопреки всякой логике под слоем засохшего масла и ржавчины вскоре заблестела благородная сталь.

Саймон надеялся, что они сразу займутся упражнениями с мечом или по крайней мере стрельбой по мишени, но вместо этого Хейстен достал два обитых тканью деревянных шеста и повел его за городские ворота, на склон горы. Саймон быстро понял, как мало его игры с Джеремией, мальчиком свечника, напоминали настоящие солдатские упражнения.