Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд. Страница 72

— Но ведь Вальдхельмская дорога за холмами! — сказал Саймон. — Это вышло бы куда быстрее…

Бинабик поднял коротенькую руку, и Саймон сердито замолчал.

— Есть разница между быстрее и быть быстрее, друг Саймон, — сказал Бинабик, веселая уверенность в его голосе чуть не подбила Саймона ответить чем-нибудь насмешливым и ребяческим. Когда он аккуратно закрыл отрывшийся было рот, тролль продолжил:

— Видишь ли, я думаю, что может быть очень лучше найти ночлег сегодня в месте, где ты будешь спать на кровати и есть за столом. Что ты об этом думаешь? Хммм? — тут вся обида Саймона улетучилась, как пар из-под приподнятой крышки кастрюли.

— Кровать? Мы идем в трактир? — Саймон вспомнил рассказ Шема о пууки и трех ведьмах и подумал, что теперь он точно знает, что чувствует человек, когда исполняется его первое желание… но тут он вспомнил о страже и о повешенном воре.

— Нет, мы идем не в трактир, — Бинабик смеялся над радостью юноши. — Но это место не очень хуже, нет, даже очень лучше! Там ты получишь еду и отдых и ни одного вопроса, кто ты и откуда пришел. — Он протянул руку, показывая на то место, где край леса подходил к подошвам Вальдхельмских холмов. — Это там, но отсюда мы не можем видеть. Пойдем?

Но почему бы нам не пойти прямо через Нок? — удивлялся Саймон. Похоже, что Бинабик не хочет идти по открытому месту, не хочет быть… на виду.

Тролль действительно выбрал северо-восточную дорогу, чтобы идти под защитой Альдхорта.

А что он имел в виду, говоря, что в том месте никто ни о чем не спрашивает?.. Что это значит?.. Может быть, он тоже прячется?

— Подожди, Бинабик! — крикнул он. Временами в траве возникал белый мех Кантаки, напоминая чаек, низко летавших над неспокойными водами Кинслага.

— Подожди! — еще раз крикнул Саймон и заторопился. Ветер подхватил его слова и унес их прочь, вверх, на лесистый склон.

Когда Саймон наконец поравнялся с Бинабиком, солнце освещало их спины.

Бинабик потянулся и погладил его локоть.

— Очень раньше я был резок и груб с тобой. Это было не мое дело. Приношу мои извинения. — Он покосился на юношу и перевел глаза вперед, туда, где над травой развивался хвост Кантаки, словно знамя маленькой, но могучей армии.

— Здесь ничего… — начал Саймон, но Бинабик перебил его.

— Пожалуйста, пожалуйста, друг Саймон, это было не мое дело. Больше ничего не говори. — В его голосе ясно слышалось смущение. Он поднял руки к ушам и помахал ими. — Лучше позволь мне рассказать для тебя, куда мы идем. Это про Святого Ходерунда из Нока.

— Что это такое?

— Это место, в котором мы будем останавливаться. Много раз я был здесь совсем один. Это место для уединения, «монастырь», как говорят эйдониты. Они очень хорошие к путешественникам.

Этого было вполне достаточно для Саймона. Его немедленно посетили видения длинных высоких залов, чистых тарелок и жареного мяса. Он пошел быстрее, почти что перейдя на легкую рысцу.

— Бежать не необходимо, — сказал Бинабик. — Он будет невозмутимо ждать на своем месте. — Он взглянул на солнце, которому все еще оставалось несколько часов добираться до его прибежища за западным горизонтом. — Ты хочешь услышать увлекательный рассказ о Святом Ходерунде? Или это уже известно тебе?

— Расскажи, — ответил Саймон. — Я слышал о таких местах. Один знакомый как-то останавливался в Стенширском аббатстве.

— Это аббатство очень немного особенное. Оно имеет историю.

Саймон поднял брови, приготовившись слушать.

— Есть песня, — сказал Бинабик, — с названием «Леди святого Ходерувда». Она имеет очень большую популярность на юге, чем на севере — под севером я говорю о Риммергарде, не об Йикануке, моей родине — и причина очевидна. Ты имел что-нибудь о битве при Ач Самрате?

— Это когда северяне, риммерсманы, победили эрнистирийцев и ситхи.

— Охо? Значит, ты все-таки очень немного учился образованию? Да, Саймон-друг, это видал Ач Самрат, как в битве упали ситхи и эрнистиры, в битве с Фингилом Красноруким. Но было и другое, прежде, и одна битва разразилась здесь. — Он обвел рукой огромное поле. — Тогда это место именовывали иначе. Ситхи знали лучше это место, я думаю, и они именовывали его Эреб Иригу — это значит Западные ворота.

— А почему теперь говорят Нок? Это очень смешное имя.

— Я не знаю с определенностью. Имею предположение, что этимологически было риммерское название битвы. Они именовывали это место Да Ноккегард — кладбище костей.

Саймон посмотрел на стройные травы, кланявшиеся бегущему по ним ветру.

— Кладбище костей? — спросил он, и холодок предчувствия побежал у него по спине.

Здесь бродит только ветер, думал он. Неустанно, как будто ищет что-то давно потерянное.

— Кладбище костей, да. Многое было упущено защитниками и нападавшими в этой битве. Эта трава покрывает могилы тысяч очень многих людей.

Тысячи могил. Еще один город мертвых, растоптанных ногами живущих. Они знают? — внезапно подумал он. Слышат ли они нас, ненавидят ли за… за то, что мы видим солнце? Или они только счастливы, оттого что покончили с этим?

Он помнил, как Шем и Рубен прикончили старого Рима, рабочую лошадь. За секунду до того, как меч Рубена Медведя опустился, Рим посмотрел прямо на Саймона. Глаза его были кроткими, но знающими, думал он. Знающими, но безразличными.

Интересно, король Джон чувствовал то же самое? Он был таким старым… Он тоже был готов ко сну, как и старый Рим?

— И это такая песня, которую поет каждый арфист, немного очень южнее Холодного пути, — сказал Бинабик. Саймон тряхнул головой, чтобы прийти в себя, но пение травы и приглушенный шепот ветра все еще звенели у него в ушах. — Я не буду петь сейчас к твоей большой благодарности, — продолжал Бинабик, — но о Святом Ходерунде расскажу тебе, потому что мы передвигаемся к его дому.

Юноша, тролль и волк достигли восточной окраины Нока и снова повернули, так что солнце светило им теперь в левый бок. Пока они пробирались через высокую траву, Бинабик стянул с себя кожаную куртку и завязал рукава вокруг талии. Под курткой была белая шерстяная рубашка, свободная и мешковатая.

— Ходерунд, — начал он, — был риммером и после многих затруднительных событий обратился в эйдонитской религии. И в конце он получил от вашей церкви сан священника.

Как это говорят, ни один стежок не очень важный, пока не разваливается плащ. Нам бы абсолютно не было интересно, что еще делал Ходерунд, если бы Фингил Краснорукий и друзья Фингила Краснорукого не перешли реку Гринвуд и не вступили тогда на землю ситхи первый раз.

Это тоже и все другие важные события слишком долгий рассказ для часа ходьбы. Я не буду объяснять и произнесу результат: северяне убивали все там, где шли, и одержали ряд битв, пока шли на юг. Эрнистирийцы с предводителем принцем Синнахом решили повстречать их здесь. — Бинабик снова махнул рукой в сторону залитой солнцем степи. — Чтобы один раз и навсегда положить конец невероятному вторжению.

Тогда все люди и все ситхи убежали из Нока, чтобы не попасть между двух армий — все они убежали, но Ходерунд оставался. Он пошел прямо к Фингилу Краснорукому нижайше молить его, чтобы армия повернулась обратно и тысячи людей бывали живущими. Он вразумлял Фингила в своей — если я могу сказать — глупости и отважности, и сказал ему о словах Узириса Эйдона, что врага надо прижимать к груди и назвать братом.

Фингил, с несомненностью, говорил, что он сумасшедший, и он не был очень доволен слушать такие слова от такого же риммерсмана… Охо, что это? Дым?

Резкая смена темы ошеломила Саймона, которого монотонный рассказ поверг в дурманящий сон наяву. Тролль указывал на дальний край Нока. Действительно, из-за скопления небольших холмов, самый дальний из которых носил на себе следы деятельности человеческих рук, поднималась тонкая струйка дыма.

— Ужин, я думаю, — улыбнулся Бинабик. От нетерпеливого предвкушения Саймон приоткрыл рот. На этот раз даже тролль ускорил шаг. Они упорно следовали темному изгибу леса, и теперь солнце снова освещало их спины.