Караул под «ёлочкой» - Чебаненко Сергей. Страница 63
- Антон, ты, пожалуйста, будь на месте. Нам с тобой еще о многом нужно будет поговорить.
Оставшись в комнатах отделения один, Макарьев снова вскипятил чайник, приготовил себе крепкий чай, удобно устроился на стуле и задумался.
Итак, их с Ульяной план увенчался успехом. Агент среагировал на мнимую угрозу, сунулся в ловушку и был пойман с поличным. Выдержка и хладнокровие на этот раз изменили Евгению Шестюку. Парадоксально, но именно страх разоблачения погнал его в расставленную Макарьевым и Ульяной ловушку. Страх быть раскрытым, в конечном итоге, и привел агента к провалу.
Но Макарьев не испытывал никакой радости от того, что враг оказался повержен. Как-то сразу навалилась накопившаяся за полторы недели постоянных тревог и волнений усталость. И темной давящей массой легла на душу случившаяся всего полчаса назад прямо у всех на глазах смерть Евгения Шестюка.
Странная смерть... Очень странная смерть...
По словам врача, даже без вскрытия, - правда, с некоторой долей вероятности, - можно утверждать, что Шестюк скончался не от сердечного приступа. Никто и никогда не слышал от него жалоб на больное сердце. Конечно, при такой жаре и сильных нервных нагрузках приступ мог начаться внезапно, но... Но насколько Макарьев разбирался в медицине, налицо были скорее все симптомы удушья, чем сердечного спазма. Да и врач из управления дивизии, осматривавший тело Шестюка сразу после кончины, подтвердил, что смерть агента действительно наступила от недостатка кислорода в организме.
Очевидно, что Евгения Шестюка в последние минуты его жизни никто не душил. И если смерть агента не была следствием каких-то естественных причин или скрытой патологии, то, скорее всего, речь следует вести об отравлении. Это значит, что какое-то отравляющее вещество было введено в организм Шестюка совсем незадолго до его смерти. Вещество, которое достаточно быстро, но не мгновенно, распространилось в теле агента и в конечном итоге заблокировало дыхательные каналы.
«Могла ли эта смерть быть самоубийством? -Макарьев задумчиво потер лоб. - Практически исключено... Агент идет на риск разоблачения, чтобы расправиться с угрожающим ему противником, и перед началом операции принимает ампулу с медленно действующим ядом... Нелогично и даже смешно. И потом, в последние минуты своей жизни Шестюк - это было очевидно для всех, кто присутствовал в комнате в момент его кончины, - явно не понимал, что с ним происходит. Он не ожидал смерти. Напротив, очень активно стал торговаться со Стрельниковым о гарантиях сохранения своей жизни в будущем. А это значит, что версию о самоубийстве Евгения Шестюка можно со спокойной душой отбросить в сторону».
«Тогда получается, что смерть агента стала результатом преднамеренного отравления. Кто-то ввел в организм Шестюка медленно действующий яд. Почему именно медленно действующий? Да потому, что убийце важно было выйти из круга подозреваемых, и не быть застигнутым врасплох около мертвого тела каким-нибудь неожиданно подвернувшимся свидетелем».
«Значит, снова отравление. Как и в случае с Бехтеревым... Только майор умер быстро, от цианистого калия. А Шестюк умирал медленно.»
«Но сам Евгений Шестюк до последней минуты своей жизни не подозревал, что умирает. Скорее всего, и предположить не мог, что его могли отравить. Значит, тот, кто дал ему яд, не воспринимался Шестюком как убийца. Да что там как убийца! Даже как потенциальная угроза не воспринимался! Поэтому и смог нанести смертельный удар незаметно для самой жертвы».
«Кем может быть этот неизвестный убийца? Вторым вражеским агентом? Или даже резидентом, руководителем Шестюка по шпионской работе? Хорошо, будем считать его резидентом. По крайней мере, пока».
«Но зачем резиденту нужно было убивать Шестюка? На ум приходит только одно разумное объяснение: если резидент как-то узнал, что Шестюк находится на грани провала и при его аресте какая-нибудь ниточка, за которую, конечно же, ухватится следствие, неминуемо приведет к разоблачению и самого резидента».
«Но вот еще загадка: откуда резидент смог узнать о надвигающейся на него опасности?»
Макарьев поднялся со стула, потянулся, распрямляя плечи, прошелся по комнате.
«Шестюк сам мог рассказать об этом резиденту. После окончания «посиделок» у Лопатина в распоряжении Шестюка было около получаса, в течение которых он вполне мог встретиться с резидентом».
«Хорошо, допустим, что Шестюк идет на встречу со своим коллегой по шпионскому ремеслу и сообщает ему о появившейся угрозе. Что делает резидент? Предлагает Шестюку выпить за здоровье стаканчик вина, тайно насыпает в него яд, а потом благословляет на убийство путающегося у агентов под ногами лейтенанта Макарьева? Абсурд. Яд-то медленно действующий. И у резидента нет никакой гарантии, что перед смертью Шестюк не догадается о своем отравлении, и не назовет имя отравившего его человека. Нет, так резидент рисковать бы не стал...»
«Значит, яд должен был попасть в организм Шестюка совершенно незаметно. Так, чтобы даже в случае смерти Шестюка на глазах очевидцев, умирающий агент не мог выдать резидента. Потому, что до своего последнего вздоха и предположить бы не мог, что его отравили. И еще потому, что даже в момент собственной смерти не воспринимал бы резидента как возможного отравителя. То есть Шестюк в принципе не должен был видеть в резиденте опасного человека, не должен был воспринимать его, как своего соратника по работе на вражескую разведку. Только при таких условиях резидент мог решиться на отравление своего агента медленно действующим ядом».
«Так что же получается, Шестюк не знал, что рядом с ним находится резидент? Выходит так. Резидент каким-то образом узнал, что Шестюк находится на грани провала, и нанес упреждающий удар, чтобы обезопасить себя от замаячившей на горизонте возможности провала».
«Но как резидент мог узнать о грозящем Шестюку разоблачении? Да только если он сам, своими ушами слышал выдуманную Макарьевым историю о разоблачении убийцы по оставленным им следам!
Слышал и сопоставил эту историю с реальными событиями на космодроме в последние дни!»
«Тогда получается, что резидент тоже был на «посиделках» в кабинете Лопатина? Был именно в тот момент, когда я рассказывал о найденном в цистерне теле Ушакова, угнанном «газике» и следах на грунтовке. Выслушав историю, рассказанную мной, резидент понял, что Евгений Шестюк фактически уже разоблачен. Поэтому он решил, не мешкая, разделаться со своим коллегой, ставшим для него слишком опасным. Незаметно подсыпал в рюмку Шестюку яд и...»
«Занятная картинка вырисовывается... Ну, и кто же у нас претендует на роль очередного врага-отравителя? Стрельников, он же Симонов, отпадает. Полковник контрразведки, который охотится за вражеским агентом и при этом сам является агентом той же стороны, - это слишком уж круто. Кузин. Ловкач, талантливо играющий роль беззаботного и веселого человека. Исподтишка травит Шестюка и опрометью бежит сюда, ко мне, к тому, кто фактически разоблачил агента. Бежит, чтобы обеспечить свое алиби. Возможно такое? Теоретически, конечно, возможно».
«А что остальные, - все, кто был в этот вечер у Лопатина? Беланов, Глуховцев, Доцинов, Петровин, Михайленко и, конечно, сам Лопатин? Любой из них мог оказаться в роли отравителя».
«Так, подведем предварительные итоги. Имеем семь подозреваемых. То есть семь вероятных кандидатов в резиденты... Семь кандидатов - это замечательно. Кажется, кто-то тут радовался, что разоблачил вражеского агента? Ну-ну... Наша песня хороша, начинай с начала...»
«Хотя, если призадуматься... Зачем чужой разведке вообще нужен второй агент - тем более, резидент! - в испытательных расчетах отделения систем жизнеобеспечения, если там уже доблестно трудится их агент Евгений Шестюк? Что эти расчеты у нас стоят на самом острие технического прогресса? Нет. Вся техника времен, в лучшем случае, начала семидесятых годов. Или может быть, наши расчеты вдруг стали заниматься чем-то особо секретным и перспективным? Например, программой многоразового космического корабля «Буран». Тоже нет. Иметь сразу двух агентов здесь - это уже явный перебор. Два агента рядом, в одном расчете или пусть даже в одной испытательной группе, почти локоть к локтю, - этот факт противоречит всякой логике. Явный и совершенный нонсенс».