Бельканто на крови (СИ) - Володина Таня. Страница 3
Разумеется! Эрик, как и всякий горожанин, был наслышан о многолетней тяжбе между губернатором и бургомистром за право получать доходы от транзита иноземных товаров. Он собирался держаться как можно дальше от споров по складочному праву и считал это проявлением самой настоящей житейской мудрости.
— Ах, Карлсон! — ответил Эрик. — Есть вещи, недоступные моему пониманию. Я — потомок рыцарей, а не купцов. Торговые привилегии не входят в сферу моих интересов.
— Извините, ваша милость, — бургомистр совладал с разочарованием, но впал в уныние и далее продолжить беседу не смог.
Его дородная супруга перехватила инициативу, придумав светский вопрос:
— А как вам понравился нынешний город? Весна чудесная в этом году, судоходство открылось рано, и в городе много приезжих торговцев.
— И не только торговцев. Я встретил юношу, который представился итальянским певцом, — Эрик вспомнил привидение. — Он бродил по развалинам монастыря на задворках тётушкиного дома.
— Ах, милый Эрик, ничего странного, он там часто гуляет. Это Маттео, он ангел, чистый ангел! — воодушевилась тётушка. — Приехал по приглашению графа Стромберга, будет петь для него в Верхнем городе. Сейчас он занимается подготовкой к концертам, всё время репетирует.
— В склепе монастыря? — Эрик заметил, что сероглазая мышка Хелен нахмурилась и ещё ниже склонилась над тарелкой с грушами.
— Зачем в склепе? Он в доме репетирует. Маэстро Мазини играет на моём клавесине, а Маттео поёт упражнения.
— Тётушка, а как так вышло, что маэстро играет на вашем клавесине?
— Ах, я же не сказала! Улоф прав, — она легонько поклонилась в сторону Карлсона, — это складочное право — важная вещь для купцов. Не буду тебя утомлять, скажу только, что мой склад на втором этаже опустел, и даже крысы оттуда ушли. Вот я и взяла постояльцев. Они люди приличные, хотя и незнатные, искали жильё у порядочной хозяйки. Улоф меня порекомендовал.
— Хм, значит, старый Карл выписал из Италии мальчика для услаждения слуха, — протянул Эрик, — но поселить наверху побрезговал.
Барон задумался. В этом был весь Стромберг с его притворным благочестием. В детстве Эрик его любил и уважал, но позже они перестали понимать друг друга. Стромберг из доброго покровителя превратился в строгого и беспощадного наставника. Эрик злился. Он потерял отца и мечтал вернуть нежную отеческую привязанность графа, но вместо любви тот читал нудные проповеди, осуждая и бичуя безвредную склонность Эрика как тяжкий грех. Разумеется, это был грех! Но не тот страшный и постыдный, когда мужчина уподобляется женщине, и не тот противоестественный, когда человек соединяется с животным. Забавы с мальчишками — маленький простительный грешок. Не стоило его преувеличивать.
А теперь граф выписал из-за границы раскрашенного менестреля, чтобы вкушать его тоскливые песни, пока Эрик томился в ссылке. Ангел, чистый ангел… В голове барона вызревала мстительная идея. Как весело было бы и отрадно, если бы Стромберг получил бесстыдника под личиной ангела. Интересно, этот факт повлиял бы на любовь графа к итальянской опере?
Заметив, что все на него смотрят, Эрик вышел из задумчивости:
— А, кстати, почему ваших жильцов нет за столом?
Тётушка многозначительно переглянулась с Агнетой и нехотя ответила:
— Я подумала, ты будешь против, чтобы итальянцы ели с нами. Пока ты здесь, я распорядилась кормить их на кухне.
— О, как вы могли так подумать! Я никогда не был снобом.
— Хм…
— Ну ладно, тётушка, иногда был. Но я меняюсь! Прикажите вернуть всё обратно, пусть они едят за одним столом с нами. Мне так легче будет переносить изгнание. К тому же проявим к иностранцам наше знаменитое северное гостеприимство.
— Ах, мой великодушный мальчик! Я сделаю, как ты просишь.
При этих словах Хелен просияла, Агнета задумчиво нахмурилась, а бургомистр зевнул. Его беременная жена никак не отреагировала, она была погружена в таинственные процессы своего организма.
Ночью Эрик долго не мог заснуть. Юхан подливал вина в стакан и подкидывал поленья в сводчатый камин. По ночам ещё подмораживало. Утопая в мягкой перине и блуждая руками между разведённых ног, Эрик размышлял о том, как соблазнить разрисованного и разодетого в шелка юнца. В своих талантах соблазнителя он не сомневался. Под одеялом становилось всё жарче.
— Юхан, завтра я дам тебе несколько важных заданий, а теперь иди к себе, если не хочешь присоединиться к моему занятию.
Юхан хмыкнул и направился к выходу:
— Вот уж не хочу, господин.
— Стой, принеси влажных полотенец! Иначе придётся будить слуг и менять постель…
4
К завтраку барон вышел позже всех. Он надел длинный атласный халат, а ворот рубашки оставил незавязанным, обнажая шею и ключицы. Для усиления эффекта растрепал короткие рыжеватые волосы и тронул губы помадой.
В столовой все головы повернулись к нему. Катарина оглядела племянника с восхищением, а Хелен покраснела, будто утренний наряд барона угрожал её целомудрию. Маэстро Мазини, смуглый крючконосый мужчина лет сорока, и Маттео Форти, затянутый в узкий камзол и со вчерашним париком на голове, склонились в низком поклоне. Эрик поприветствовал их кивком и сел во главе стола:
— Прошу без церемоний, синьоры. Дом моей любимой тётушки славится щедростью и радушием, — Эрик поцеловал сухую ручку Катарины, чем вызвал у неё счастливую улыбку. — Уверен, вам здесь понравится.
— Мы не сомневаемся в этом, ваша милость, — ответил Мазини за обоих.
Его ученик ел варёные яйца с хлебом, не поднимая глаз. У его тарелки лежало нераспечатанное письмо, перевёрнутое надписью вниз. Эрика заинтересовало, кто может писать чужестранцу.
— Вам, должно быть, непривычна наша северная еда? — обратился он к Маттео, пока служанка разливала кофе из горячего металлического кофейника.
Тот тихо ответил:
— Мы привыкли к простой еде, ваша милость.
— Они же итальянцы, мой милый, — напомнила тётушка. — Они привыкли к вину, маслинам и овечьему сыру. А ещё они едят лепёшки с помидорами.
— Вы совершенно правы, фрау Майер, — подтвердил Мазини.
Эрик тщетно пытался поймать взгляд Маттео, а тот, чувствуя излишнее внимание, перестал есть и скомкал салфетку. Он сидел совершенно прямо, не горбясь в смущении над столом, как Хелен, а лишь опустив глаза. Эрик разглядывал линию скул — таких безупречно гладких, словно бритва никогда их не касалась. Губы напряжённо поджаты. Аккуратный нос с чуть приподнятым кончиком придавал лицу миловидности и детского простодушия.
Эрик размышлял, как много сил и времени придётся потратить, чтобы молодой итальянец уступил ему? По опыту он знал, что богатые пресыщенные франты заводят неподобающие интрижки охотнее, чем нижнее сословие, — от скуки и желания испробовать порок. Зато вторые за достойную компенсацию готовы потерпеть небольшой физический ущерб. Были и третьи: те, кто испытывали к мужчинам настоящую тягу. Они пугали Эрика мутными взорами и унылыми сомнительными комплиментами. Себя он относил к первой категории, а вот Маттео в классификацию не вписывался. Он был небеден и модно одет, но принадлежал к третьему сословию, причём даже не к верхушке, как фрау Майер или фрау Гюнтер. Он зарабатывал на жизнь как ремесленник, продавая своё певческое мастерство. Не придя ни к какому выводу, барон решил применить простой, но действенный метод, опробованный на подмастерьях: внезапный натиск и щедрая награда за доставленное неудобство. А главное — несколько рюмочек горячительного напитка на ночь глядя.
Эрик неловко приподнял пустую чашечку и нарочно уронил её на блюдце с громким звяканьем. Капельки кофейной гущи брызнули на скатерть.
— Ах! — вскочила Хелен, спасая своё хлопковое платье.
Маттео вздрогнул и поднял взгляд. На несколько секунд Эрик погрузился в ясные голубые глаза, слишком взрослые для безусого юнца. Потом Маттео моргнул, положил салфетку на стол и поднялся: