Бельканто на крови (СИ) - Володина Таня. Страница 8

— Покажите, что ещё вы привезли, Леннарт! — попросила Катарина.

— О, конечно, конечно! — капитан сделал знак матросу.

Через несколько минут, когда гости шхуны выпили по паре рюмочек и основательно согрелись, матросы занесли в кают-компанию туго набитые мешки и свёртки, упакованные в полотно. Леннарт расчистил половину стола и развязал первый мешок. Из него хлынул поток пушистых рыжих шкурок. Маттео ахнул и поймал одну шкурку, погладил как живого зверька.

— Это новгородская белка, синьор Форти, — пояснил капитан. — Двенадцать тысяч штук, очень выгодно купили. Перепродадим в Любек, да, Катарина? Я сам повезу.

От внимательного барона не укрылось, что капитан пропустил «фрау», и он понимающе усмехнулся. Леннарт раскраснелся и широкими жестами выкладывал добычу: гладких коричневых бобров, палевых куниц, белоснежных королевских горностаев. Мазини смотрел широко раскрытыми глазами, а Маттео не устоял от искушения погрузить пальцы в мягкие прохладные меха. Он словно в забытьи ласкал чудесные шкурки. Дыхание барона, наблюдавшего за итальянцем, участилось. Он то и дело облизывал губы.

— А это мои главные трофеи, — сказал капитан и развернул первый полотняный свёрток.

Шкура чернобурой лисицы переливалась белыми искрами, и даже тусклый день за окном сделался ярче. Невероятно пушистый и густой мех вызывал желание прикоснуться, накинуть его на плечи, зарыться лицом.

— А здесь — моя гордость. Царский мех соболь. Всего десять шкурок, но превосходного качества! Каждая стоимостью в две лошади, а будет продана ещё дороже. Намного дороже.

Леннарт показал смолисто-чёрную шкурку, держа её на вытянутых руках, как высокородного младенца. Маттео потянулся к ней всем телом, но не посмел тронуть. Он безмолвно любовался искрящимся шелковистым мехом, баснословно дорогим, почти бесценным, а барон, затаив дыхание, любовался Маттео.

Капитан, удовлетворённый реакцией гостей, перешёл к следующим товарам:

— А тут — готовая одежда. Шапки, воротники, кафтаны, — он небрежно бросал на связки беличьих шкурок драгоценные русские товары.

Мелькали вышивка и парча, жемчуг и бархат. Маттео замер от восхищения, когда увидел малиновый бархатный кафтан, отделанный по вороту соболем и расшитый мелким жемчугом вдоль застёжки.

— Леннарт, я забираю эту вещь, пришлите счёт моему управляющему. И вот эту чернобурку тоже.

— О, вы — первый покупатель в новом сезоне, это большая честь для меня! — Леннарт склонил голову.

Эрик взял лисью горжетку, обошёл стол и окутал мехом плечи Катарины. Поцеловал её от всей души и сказал:

— Это вам, моя любимая тётушка. Носите на здоровье.

У Катарины заблестели глаза. Она всю жизнь торговала ценными товарами, — от редких пряностей до пушнины, — но её доходы не позволяли приобретать для собственного пользования такие дорогие вещи.

— Спасибо, мой ангел, ты всегда был добрым и щедрым мальчиком, — она достала из рукава платочек и промокнула глаза.

Затем Эрик подхватил зимний боярский кафтан и протянул изумлённому Маттео:

— Синьор Форти, примите этот подарок в знак моего уважения. Я хочу, чтобы этой весной вам было тепло и уютно в нашем холодном городе, — и, видя, что Маттео колеблется, многозначительно добавил: — Не обижайте меня снова. Забудем всё плохое.

Маттео встал и поклонился барону, принимая подарок. Он сказал положенные слова благодарности, но Эрик прочитал больше в его взгляде. Восторг, удовольствие, признательность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Домой вместе со всеми он не вернулся. Он хотел дать Маттео время пережить события сегодняшнего дня в одиночестве. Он знал, что его отсутствие вызовет вопросы и разговоры за ужином. Разумеется, разговоры о его доброте и щедрости.

Он направился с Юханом к крепостной стене, где неподалёку от входных ворот лепились домишки распутных женщин. Смуглявая худышка Сюзанна приняла его с радостью и вытерпела содомскую боль без единого вскрика. Она тоже считала барона добрым и щедрым мальчиком.

10

В воскресенье утром тётушка с домочадцами ушла в церковь. Католики Мазини и Форти отказались посещать еретическую лютеранскую церковь, а Эрик не часто отправлял религиозные обряды. Они позавтракали в молчании, скорее унылом, чем тягостном. Барон выглядел безмятежным и ни разу не посмотрел на Маттео, который нет-нет, да и поднимал на него недоверчивый и пытливый взгляд, словно разгадывал хитрую головоломку.

Катарина вернулась оживлённая, на круглых морщинистых щеках проступил румянец. На плечах красовалась горжетка из чёрнобурой лисы, на седых буклях — суконная широкополая шляпа с огромным бантом.

— Ах, Эрик! Зря ты с нами не пошёл, пастор читал чудесную проповедь о спасении души!

— Это скучно. И лавки жёсткие.

— Вовсе нет! — запротестовала Катарина. — Когда-нибудь ты поймешь, сколько утешения может принести вера. А сейчас мы идём на ратушную площадь. Сегодня ярмарка! На улицах уже не протолкнуться, и погода солнечная!

— Там мороз, тётушка.

— Оденешься потеплее. Вставай, хватит пить кофе! Маэстро, Маттео, вы пойдёте с нами? Калинская весенняя ярмарка — праздник для всей округи.

— С удовольствием, раз вы приглашаете, — ответил маэстро.

Улицы были запружены повозками, торговым людом, и даже аристократы Верхнего города изволили посетить Ратушную площадь. Самодельные прилавки теснились длинными рядами, по узким проходам медленно двигались горожане и приезжие. В дальнем конце площади продавали селёдку, солёный сыр с тмином и крепкое пиво. Чем ближе к ратуше, тем богаче становились товары: мёд из России, мужское луковое варенье, соблазнительные круги свиных колбас. Запахи смешивались и дразнили аппетит, со всех сторон доносились крики продавцов, старавшихся перекричать друг друга. Слышались голоса уличных музыкантов. Где-то пронзительно играла флейта и лилась звонкая песня. Барон не мог разобрать слова певицы, но по взрывам хохота догадался, что она поёт смешные куплеты.

Эрик вел тётушку под руку, и толпа перед ними почтительно расступалась. Горожане кланялись, Катарина отвечала на приветствия, а Эрик кивал знакомым. Бургомистр Улоф Карлсон протолкнулся мимо с обеспокоенным лицом, успев сообщить:

— Какой суматошный день! Он всё-таки признался! Вы придёте к воротам?

— Кто признался?

— Фальшивомонетчик! Нет, такое прощать нельзя. Наша монета — это наша привилегия и наша гордость! Приходите, барон Линдхольм!

Толстяк скрылся в толчее. Эрик обернулся. За ним следовали маэстро Мазини с Хелен. Девушка предпочла бы руку Маттео, но старший итальянец не позволил двум молодым людям прогуливаться вместе. Маттео в новом тёплом кафтане шёл в одиночестве, а позади плёлся Юхан, получивший задание шпионить за ним. Поймав взгляд хозяина, Юхан движением бровей показал, что помнит о поручении и усердно его выполняет. Эрик вздохнул.

У ратуши они встретили Агнету с дочкой и служанкой, на руке которой висела объёмная плетёная корзина, прикрытая белой тканью. Линда взвизгнула и кинулась к Эрику, расталкивая прохожих. Он поймал её и вскинул над толпой, радуясь весёлому детскому смеху. Люди оборачивались на них и тоже улыбались. В городе судачили, что Линда родилась не от Гюнтера, а от Линдхольма, но мало кто на самом деле верил в эту сплетню. Длинный гюнтеровский нос с характерной горбинкой, коим мудрая природа наградила девочку, свидетельствовал о супружеской верности её матери.

Фрау Гюнтер обрадовалась, встретив барона с тётушкой Катариной. Так же сердечно она приветствовала обоих итальянцев. Её игривое настроение передалось всем. Они сбились в кружок, здороваясь и обсуждая последние новости, и совершенно перегородили проход. Агнета вызвала радостное оживление, предложив перекусить колбасками под шатром, раскинутым у стены ратуши.