Кровь тамплиеров - Хольбайн Вольфганг. Страница 15

Картина пропала, рассеялась, сменившись другой. Давид увидел великолепного белого боевого коня, чью красоту не портили ни пыль, ни грязь, ни пот на шкуре. Но еще более сильное впечатление, чем благородное животное, на него произвел восседавший на нем всадник: широкоплечий человек довольно высокого роста, после долгой скачки и многих боев такой лее грязный и потный, как его конь, тем не менее поражал гордостью и грацией, с которой сидел в седле своей галопирующей лошади. На нем также был белый плащ тамплиера. В ножнах на его поясе болтался роскошный, украшенный орнаментом и драгоценными каменьями меч, в рукоятку которого был вделан клинчатый восьмиугольный крест – его Давид знал из своих снов. С бешеной скоростью жеребец со всадником помчался по узкой улице, которую окаймляли плоские постройки. Люди, находившиеся на этой улице, поспешно убирались с дороги и укрывались в безопасном пространстве между невзрачными домами.

– После завоевания Иерусалима девять рыцарей девять лет ведут раскопки под Храмовой горой, – прорвался откуда-то из далекой дали голос Квентина, словно сопровождая пояснениями то, что Давид видел своим внутренним оком, – и они полагают, что нашли…

Рыцарь исчез, как до него исчезла картина борющегося против сарацин отряда тамплиеров, и картина изменилась: вместо светлого дневного Иерусалима юноша увидел темные катакомбы, освещенные призрачным светом факелов.

– …самую драгоценную реликвию христианства – Гроб Иисуса Христа…

Девять тамплиеров, среди них воин на прекрасном белом коне из предыдущей картины, нерешительными шагами, озираясь, вошли в катакомбы и почтительно приблизились к простому деревянному гробу, стоявшему на небольшом возвышении. И вместе с гробом они нашли…

– …другие реликвии, – прошептал Квентин. – Тонкую плащаницу из льняной ткани, которой было окутано тело Господа, и копье римского солдата Лонгинуса, которым тот проткнул Иисуса на кресте, чтобы прекратить его муки и убедиться в его кончине.

Давид увидел, как тамплиеры опустились перед Гробом на колени и перекрестились, затем смиренно склонили головы и погрузились в немую молитву. Только один из них исподтишка поглядывал на деревянный гроб. В свете факелов сквозь щели обветшалого гробового ящика поблескивало что-то металлическое.

– Они предчувствуют, что он должен быть в этом Гробу, – продолжал Квентин исполненным благоговения голосом. – Я говорю о Святом Граале! Считается, что тот, кто хлебнет из чаши Святого Грааля, получит неограниченную власть. Эта власть не предназначена для людей. Поэтому задачей тамплиеров становится охрана и защита Гроба.

Для одного из рыцарей искушение, исходящее от Грааля, было слишком сильным. За страхом и почтением к святыне Давид различил вспышки едва сдерживаемой жадности и стремление к власти. На один момент неизвестный напомнил ему Боромира [9], который с вожделением смотрит на золотое кольцо.

– Но для некоторых искус становится слишком большим и непреодолимым, – сказал Квентин как бы в подтверждение того, что видел сам Давид, и указал на следующую цветную иллюстрацию.

Его жест на короткое время вернул Давида в реальность, но затем картинка, которую открыл Квентин, снова ожила. Давид вновь находился в эпицентре действия, которое разыгрывалось почти тысячу лет назад под Храмовой горой в Иерусалиме.

Внезапно рыцарь, похожий на Боромира, выпрямился и твердым шагом, с решительным лицом, направился к Гробу и протянул руку к крышке, но воин, который ранее скакал на прекрасном белом коне, молниеносно ринулся вперед, схватил дерзновенного за плечо и рванул на себя.

– Вы не имеете права! – крикнул он по-французски. В его голосе звучал неподдельный ужас.

Благодаря столь стремительным действиям дерзновенный потерял равновесие и скатился с возвышения, на котором стоял Гроб. Теперь уже все тамплиеры вскочили на ноги и разделились – одни, колеблясь, другие твердо, непреклонно – на две группы. Четверо встали за статным рыцарем, в то время как трое остальных поддержали нарушителя спокойствия, который буквально обезумел от ярости.

Рука высокого рыцаря сомкнулась вокруг рукоятки меча его противника.

– Грааль предназначен не для нас, – напомнил он.

На протяжении двух-трех вздохов обе партии в замешательстве стояли друг против друга. Рыцарь с кровоточащей раной на лбу, полученной им во время падения, обратился к статному рыцарю:

– Вы дурак, Анжу!

Всякое уважение к святой реликвии исчезло с его лица. Он решительно вытащил из ножен меч, чтобы броситься с ним на задержавшего его рыцаря.

– Дело доходит до битвы, – пояснил Квентин, и вот Давид уже посреди этой битвы, которая разыгралась между девятью первооткрывателями. – В этот день, как утверждают, и произошло разделение линии крови.

Монах замолчал. Снова и снова сменялись картины перед внутренним взором Давида под оглушительные звуки, под металлическое бряцание сшибающихся мечей, в дыму небрежно брошенных на землю факелов.

– Какая линия крови? – еле слышно спросил Давид, безуспешно пытаясь оживить в своей душе гнев и упрямство, которые он ощущал всего несколько минут назад. Но что-то с ним за это время… произошло.

Квентин медлил и нервно шарил взглядом по книжным полкам, как будто ожидая от них помощи. Затем собрался с духом и ответил на вопрос.

– Существует легенда, – неуверенно начал он. – В ней говорится, что… в жилах тамплиеров течет святая кровь. Это означает, что они являются прямыми потомками Христа. Детьми тех детей… которые родились у Иисуса и Марии Магдалины. И только тот, у кого в жилах течет святая кровь, якобы в состоянии открыть Гроб.

Квентин взмахнул левой рукой. Произнося имя Марии Магдалины, он не смог удержаться и презрительно сморщил нос. Он говорил так, словно произносит какую-то особенно несусветную ложь.

– Но ведь все это чистейший вздор! – добавил он вдруг громко, и уже без колебаний. – То, что они сильнее и умеют лучше сражаться, чем другие люди, вовсе не делает из тамплиеров святых.

Давид склонил голову набок. Он старался понять, действительно ли Квентин верит всему тому, что сейчас наговорил, или его призвание связано с тем, что он должен верить во всякие небылицы.

– Неоспоримым фактом, однако, является то, – продолжал рассказывать монах, – что Рене Анжуйский тогда в Иерусалиме спас Гроб и другие реликвии от предателей. Но орден тамплиеров раскололся навсегда. И предатели, которые присвоили себе имя «Приоры, или Настоятели Сиона», пытаются с тех пор завладеть и реликвиями, и Гробом.

Что-то в рассказе приемного отца раздражало Давида. Да, именно так. На его взгляд, Квентин слишком часто использовал в своих формулировках настоящее время вместо прошедшего. Даже если Давид в монастыре порой чувствовал себя плетущимся в хвосте времени провинциалом, все же не было сомнения, что здесь писали в тетрадях двадцать первого столетия.

– Когда в тысяча триста четырнадцатом году последний Великий магистр ордена Жак Бернар Моле вместе со всеми находившимися во Франции тамплиерами был сожжен по приказанию короля Филиппа Красивого, орден тамплиеров официально перестал существовать, а приорами был достигнут наконец их первый и до сей поры последний успех. Они смогли завладеть одной из реликвий, то была тонкая и нежная плащаница из гроба Распятого. По сей день приоресса – глава ордена приоров – пытается отыскать место, где спрятан Гроб. И еще сегодня живы тамплиеры, которые этот Гроб от нее защищают, потому что на самом деле орден никогда не был уничтожен, он продолжает существовать.

«Выбор временной формы не был случайностью, – подумал Давид. – По-видимому, действительно есть люди, которые считают себя рыцарями Креста и Храма и видят свою задачу в том, чтобы охранять святыни».

Господи, этот огромный внешний мир за монастырскими стенами еще более безумен, чем он опасался. Но, черт побери, какое, собственно, отношение имеет всё это к нему, Давиду?

– Почему ты рассказываешь мне это, Квентин? – недоуменно спросил он.