Чудовища рая - Хермансон Мари. Страница 56

На кухонной стойке стояла початая бутылка вина. Не спрашивая разрешения, Даниэль выдернул пробку, налил себе бокал и снова сел на диван. Он наконец-то немного успокоился. Вино, латиноамериканская музыка и размеренные удары по боксерской груше пригасили его взбудораженные мысли, словно пожарное покрывало. Он продолжал наблюдать битву Коринны с черным комковатым чудовищем, принимавшим каждый удар с безучастным подрагиванием. Девушка выглядела такой хрупкой и в то же время такой сильной и упорной — и еще донельзя разъяренной.

Наконец, совершенно изнуренная, она нетвердо отступила от груши и бессильно опустилась на колени. Стянула перчатки и, задыхаясь, спросила:

— Так о чем ты хотел поговорить?

— Не так сразу. Прими сначала душ.

Пока в ванной шумела вода, Даниэль ломал голову, как же ему сформулировать вопрос. Мысли его, всего лишь несколько минут назад столь четкие и ясные, словно озаренные внезапной вспышкой молнии, теперь замутились сомнениями. А когда немного погодя Коринна вышла из ванной, с ее открытым девичьим личиком, мокрыми волосами да плотно закутанная в халат, он и вовсе едва ли не позабыл, зачем явился.

— Ну так что? — потребовала она. — Появилась новая идея насчет поставок наркотиков?

— Нет.

— Тогда что же это такое важное, что не могло подождать до завтра?

Она стояла, скрестив руки на груди и слегка расставив ноги, и смотрела на него из-под мокрой и абсолютно прямой челки. Прямо маленькая девочка в слишком большом для нее халате.

Вся безотлагательность разом испарилась. И эта история с младенцами уже не имела никакого значения. Даже чудно. Но именно так Даниэль и чувствовал. Ложь ли это, правда — совершенно неважно. Если правда — что ж, наверняка то было лишь временное умопомрачение, аффект, душевная рана — во всем же остальном душа Коринны всецело здорова и прекрасна. Да ничего он не хочет знать! Ведь некоторые вещи гораздо важнее правды. Как, например, тот факт, что она единственная в Химмельстале проявила к нему дружелюбие и теплоту. И единственная, с кем он может поговорить.

Внезапно обеспокоенное выражение на лице девушки сменилось улыбкой. И в этот момент как будто щелкнули выключателем, и в ее радужках вспыхнули тысячи крошечных серебристых огоньков, все как один направленные на него. Как такое могло случиться? — поразился Даниэль. Откуда появился свет?

— Давай, говори! — настаивала Коринна. — Что такого срочного?

— А вот что, — ответил он, вставая с дивана. А потом взял в ладони ее лицо, откинул ей назад мокрые волосы и поцеловал.

Девушка отпрянула назад и вскинула руку ко рту, словно бы защищаясь.

— Нет. Нельзя, — произнесла она.

— Почему нет?

Коринна вновь скрестила руки, спрятав ладони под мышками, словно ей вдруг стало холодно, и молча отвела взгляд.

— Коринна, ты мне не доверяешь? Я тебе доверяю. Ты слышишь меня? Я. Тебе. Доверяю. Ты единственный человек, которому я здесь доверяю. И я единственный человек, которому ты можешь доверять.

А она уставилась на стену и, стиснув зубы, мотала головой, словно упрямый ребенок.

Даниэль сглотнул и упрямо продолжил:

— Я не знаю, через что тебе пришлось пройти, что ты сделала или какой ты была раньше. Но сейчас-то мы здесь, ты и я. Что бы там ни произошло раньше, это уже в прошлом, и меня это совершенно не заботит. Я люблю тебя такой, какая ты есть сейчас.

— О боже. — Коринна шмыгнула носом. — Черт. — Она быстро провела ладонью по глазам и добавила: — Я тоже тебя люблю. С того самого пикника на кладбище прокаженных.

— В таком случае кроме нашей любви другой в долине, пожалуй, и не существует, — ответил Даниэль со всей серьезностью. — Тебе это не приходило в голову?

Девушка задумалась над его словами.

— Наверно, ты прав.

Он снова приблизился к ней и прильнул к ее рту. На этот раз Коринна не отстранилась. Они смаковали друг друга, поначалу с любопытством и осторожностью, словно пробуя некое новое блюдо, а затем со все большей страстностью. Даниэль отступил и развязал поясок на халате девушке, внимательно всматриваясь ей в глаза и готовый остановиться по первому же знаку. Но она лишь смотрела на него с доверчивой улыбкой. И тогда он распахнул халат на ней и двумя пальцами нежно погладил ее по-девичьи маленькие груди. Коринна неподвижно стояла с закрытыми глазами. Соски ее отвердели, и затем она открыла глаза. Свет хлынул из них во всю силу. Опасное, едва ли не режущее сияние.

— Это невозможно, — прошептала девушка. — Этого не должно происходить.

43

В последовавшие затем недели они занимались любовью, едва лишь для этого выдавалась малейшая возможность. В квартире Коринны после тренировок. В коттедже Даниэля. Как-то раз в лесу под сосной и несколько раз в заброшенном амбаре. Осознание повсеместного присутствия врагов лишь раззадоривало их еще больше, и безжалостное окружение резко контрастировало с их обостренными чувствами, словно лед с разгоряченной кожей. В своей страстности Даниэль ощущал себя едва ли не подростком.

Вдобавок он наконец-то получил столь желанную передышку от всех этих постоянных подлаживаний и подозрений. В кои-то веки мог погрузиться в теплые объятия, довериться другим рукам. То было бегство из долины в страсть и забвение.

Он рассказывал Коринне о своем детстве с матерью и ее родителями в Упсале, о сумбурных днях рождения с Максом, об их сложных отношениях близнецов. А Коринна делилась воспоминаниями о детстве в Цюрихе, о преклонении перед отцом — альпинистом, погибшим при восхождении, когда ей было лишь тринадцать, — и еще о маленькой театральной труппе, в которой играла, и неудачном романе с женатым режиссером. О младенцах ни разу не упоминала, а Даниэль и не спрашивал.

Почти все время они проводили вместе. Каждую ночь после проверки он прокрадывался в деревню к Коринне. Любовь придала ему храбрости, и вылазки по темноте теперь были ему нипочем. А все эти шепоты во мраке перестали быть анонимными. Благодаря Коринне теперь он знал, чьи это тени и чего они хотят. Большинство из них Даниэлем совершенно не интересовались и его не трогали. Те же, кого действительно стоило остерегаться, обитали за пределами территории клиники и деревни. Судя по всему, главный принцип заключался в том, что чем дальше от деревни жил резидент, тем более безумным и опасным он являлся.

Тем не менее расслабляться Даниэлю ни в коем случае было нельзя. Когда он пришел возвращать книги в библиотеку, работник многозначительно на него посмотрел и, постучав пальцем по обложке «Мира хищных птиц», изрек:

— Полагаю, вы прочли, что для их жертв наиболее опасен брачный период. Например, время реакции мышей-полевок во время гона увеличивается на треть.

— Да, так все и есть, — невозмутимо отозвался Даниэль.

В глубине души, однако, он был признателен за предостережение. Значит, кое-кто в долине знал о его отношениях с Коринной.

Каждое утро и вечер им приходилось разлучаться, чтобы во время проверок сотрудниками клиники находиться в своих жилищах. Даниэль считал это глупостью. Вот только, хоть тресни, во время обхода необходимо было присутствовать в отведенном месте проживания — таково было одно из незыблемых правил Химмельсталя.

Даниэль предложил переехать к Коринне и зарегистрироваться у нее. Насколько он понял, подобное порой практиковалось. Девушка сама рассказала ему, например, что одно время Саманта была официальной любовницей Ковальски и на период их отношений прописалась у него на вилле.

Коринна, однако, не хотела узаконивать их отношения подобным образом, да еще с получением одобрения от руководства клиники. Наоборот, она настаивала, что никто из врачей или психиатров не должен прознать об их связи. Даниэлю пришлось пообещать ей держать язык за зубами и впредь даже не заикаться о прописке в ее квартире. Так что ему неизменно приходилось заблаговременно покидать ее, чтобы обязательно находиться в своем коттедже в восемь утра и полночь.