Расследование доктора Данилова - Шляхов Андрей. Страница 12

– У меня такое впечатление, будто сегодня не восьмое марта, а второе февраля! – с заметным раздражением сказала Елена, когда Данилов убрал мобилу в карман куртки.

– А что у нас было второго февраля? – Данилов напряг память, но так ничего и не вспомнил.

– День сурка! И не у нас, а в Америке. Но очень в тему, если ты, конечно, смотрел этот фильм. Пейзаж за окном меняется, а слышу я одно и то же… Главный врач одной дружественной больницы… Строго между нами… Живи ещё хоть четверть века, все будет так. Исхода нет!

– Маша, – елейным голосом сказал Данилов, – смотри, какая у нас разносторонне развитая мама. Она настолько хорошо знает и поэзию, и классику кинематографа, что к любому случаю сразу же находит подходящий пример. Гордись и старайся соответствовать! Мне, Маша, в свое время несказанно повезло. Я встретил совершенную женщину, обладающую тремя исключительными достоинствами – умом, красотой и добротой…

– Нет, кажется сегодня в самом деле восьмое марта, – улыбнулась Елена. – Продолжай, я обожаю, когда меня хвалят.

– А я читала, что в Китае нельзя называть женщину «доброй»! – сказала Мария Владимировна. – Это означает, что ее больше похвалить не за что. Китайцы очень вежливые, они даже плохое высказывают в красивой форме…

Данилов почувствовал, как по затылку начинает разливаться тупая боль, которая в последние годы появлялась очень редко – кое-что с возрастом проходит, и это не может не радовать. Интересно, однако, устроена человеческая психика. Стоило только дочери упомянуть про Китай, как из глубин памяти всплыл давний случай и проявился не в виде воспоминания, а в виде последствия – головные боли появились после того, как Данилова на вызове ударил по голове обрезком водопроводной трубы неадекватный китаец.

– Да, китайцы очень вежливые, – повторил Данилов, – вкладывая в эти слова особый смысл, понятный только ему. Но мы, к счастью, не в Китае и можем плохое высказывать в плохой форме, а хорошее – в хорошей. Деликатность уместна до определенных пределов.

– Маша! Папа шутит! – сказала Елена, бросая на Данилова укоризненный взгляд. – Деликатность уместна всегда! Никогда не стоит опускаться до ругани и, тем более, до драк. В крайнем случае можно просто проигнорировать…

– Папа не шутит, – возразил Данилов. – Знаешь, Маша, если бы твои родители всегда и в любой ситуации проявляли деликатность, то тебя бы на свете не было.

– Что ты несешь?! – возмутилась Елена. – При чем тут ребенок?

– Если ты не будешь меня перебивать, то я расскажу, – Данилов улыбнулся и подмигнул Маше. – Дети должны знать семейную историю.

– Обожаю семейные истории! – Машины глаза восторженно загорелись. – Мама, не перебивай!

– Первую часть истории ты уже знаешь, – сказал Данилов. – У нас с твоей мамой, Маша, не все складывалось гладко. В молодости жизнь развела нас в разные стороны, а потом свела, но могла бы снова развести и, скорее всего, навсегда, если бы я не дал бы по морде одному нехорошему человеку…

– Знаю, знаю! – закивала Маша. – Он на маму кляузу написать хотел.

– Да, именно так. Слушай, что было дальше. Это случилось на подстанции, я там работал на линии, а мама была заведующей. Мы еще не были женаты. Мама сказала, что уволит меня за такой поступок. Я, конечно, расстроился, после дежурства пришел домой и лег спать. И вдруг меня будит моя мама – проснись, тебе звонят с работы! Я беру трубку и слышу очень деликатные слова: «Идиот! Скотина! Сволочь!». Угадай с трех раз, кто это звонил.

– Мама! – воскликнула Маша.

– Нашел, что вспомнить! – Елена страдальчески закатила глаза и покачала головой.

– А потом она послала меня по такому адресу, которого воспитанные люди вообще знать не должны и отсоединилась, – продолжал Данилов. – И в этот момент я понял, что мама меня все-таки любит. Ну а я-то давно ее любил. Так вот все у нас и началось… По новой. А если бы я не дал коллеге по морде, а мама не отреагировала бы на это столь эмоционально, то я бы так и не понял, как мама ко мне относится. Делай выводы.

– Нормальные люди, Маша, говорят о своих чувствах, задают вопросы и получают ответы, – назидательным тоном сказала Елена. – А… хм… не очень умные люди устраивают побоища, ломают мебель и…

– И всяко-разно обзывают тех, кто их любит, – закончил Данилов.

Елена молча показала ему кулак.

В Москве было облачно, а в Коломне светило солнышко и даже грело, что было вдвойне приятнее.

– Планируются ли встречи с информаторами? – осведомилась Елена, едва ступив на перрон.

– Нет, я здесь инкогнито, – шепотом ответил Данилов, опасливо озираясь по сторонам. – Никаких контактов!

– Замечательно! – жена подхватила его под руку. – Тогда пошли нагуливать аппетит перед праздничным обедом!

С праздничным обедом вышел небольшой облом. Изначально Данилов собирался отметить праздник в каком-нибудь заведении, придерживающемся старинных русских традиций. Ему хотелось солянки, настоящей, а не такой, как везде, или наваристой ухи, а также чего-нибудь мясного, томленого в горшочке, а Елена с Машей предвкушали самолепные пельмени и вареники, пирожки-расстегайчики и блины с вареньем. Как сказала Елена, «в праздник хочется праздновать, а не высчитывать калории». Но после посещения музейной коммунальной квартиры Мария Владимировна сказала, что она дико устала и дико хочет есть. Пришлось зайти в первое подвернувшееся заведение, которое оказалось рестораном в чешско-немецком стиле – с колбасками, блюдами из свинины, и довольно неплохим выбором пива.

– Данилов, а ведь мы правильно зашли, – сказала Елена, оглядывая зал. – Этот праздник появился в Германии по инициативе Клары Цеткин и отмечали его вот в таких пивнушках. Весь этот гламур с шампанским, хрусталем и эклерами возник гораздо позже. Пора прикоснуться к истокам, тем более что вон на том столе я вижу пельмени…

Прикоснулись качественно, совершенно не думая о калориях. Впрочем, Данилова и Марию Владимировну калории совершенно не волновали, их подсчетом озадачивалась только Елена. На выходе дочь сказала, что она, пожалуй, согласилась бы жить в «такой огромной и ужасной коммунальной квартире», при условии, что рядом есть места, в которых вкусно кормят. Родители дружно рассмеялись, а затем объяснили дочери, что в те времена, когда музейная коммуналка была жилой, огромной и ужасной, вокруг не было такого количества заведений общепита. И такого качества, к слову будь сказано, тоже.

В электричке утомленная Мария Владимировна сразу же заснула.

– Я правильно поняла, что ты кого-то подозреваешь? – спросила Елена. – Все же виной всему не бардак, а чья-то злая воля.

– Да, – ответил Данилов. – Окончательные выводы пока еще делать рано, но то, что я видел в день знакомства и во время дежурства свидетельствует о том, что порядок в отделении поддерживается на должном уровне. Даже если допустить, что меня намеренно поставили дежурить с лучшими сотрудниками, которые могли знать о моей истинной роли…

– От кого? – брови Елены удивленно взметнулись вверх. – Вряд ли твой шеф или заведующий отделением стали бы трепаться об этом. Или, может, ты думаешь, что это я проболталась?..

– По одной из версий проболтаться может заведующий отделением, – Данилов сделал многозначительную паузу. – Да, именно он. Сначала я подумал, что причина может крыться в плохой постановке работы и некомпетентности сотрудников. Заведующий это понимает, но он покрывает своих неумех, хочет выиграть время и хочет отвести от себя подозрения – вот, я даже у очень уважаемой в медицинских кругах кафедры помощи попросил, но и они не смогли понять, в чем тут дело. Не очень умный, но довольно хитрый человек вполне может придерживаться такой тактики. Однако, все совсем не так. Денис Альбертович умен и если он что и «покрывает», условно говоря, так это требует после дежурства исправлять записи в истории болезни, которые ему не нравятся. Но, как мне сказали, исправления вносятся не ради искажения общей картины, а ради ее уточнения. Он требует четко обосновывать диагнозы и подробно писать статусы…