Сны Персефоны (СИ) - Белая Яся. Страница 8

Персефона выбрала хитон цвета зелёного яблока — под цвет глаз — с бронзовой каймой по подолу, а хрупкие плечи укрыл болотного оттенка пеплос, расшитый гранатовым бисером. В рыжих волосах — скромный серебряный гребень с яркими росинками хризалита.

— Как я выгляжу? — поинтересовалась она.

Аид наклонился к её уху и прошептал бархатным тоном:

— Так, что мне хочется утащить тебя в спальню и не отпускать целую неделю.

Она заалелась: её царь так ненасытен и неутомим.

Аид же обнял Персефону за талию, привлёк к себе и мягко распорядился:

— Закрой глаза.

Она охотно подчинилась, а когда открыла и оглянулась вокруг — забыла, как дышать.

Они стояли прямо посреди бездны Космоса. Под ногами мерцал Млечный путь. А вверху, внизу, слева, справа — перемигивались звезды: оранжевые, белые, голубые, алые… Словно россыпь драгоценных камней. Раньше она считала, что красивым может быть только усыпанный цветами весенний луг. Позже — научилась видеть своеобразную прелесть в и мрачных сводах Подземного мира.

Но то, что предстало её взору теперь… для этой картины было оскорбительным слово «красиво»… Само совершенство, сама первозданность искрили и сияли перед ней.

Взрывались сверхновые, унося одни миры и давая жизнь другим. Пульсировали чёрные дыры. Таинственно переливались туманности. Заверчивались в спирали галактики.

— Невероятно! — восхищённо выдохнула Персефона.

Аид стоял сзади, одной рукой обнимая тоненькую талию жены, другой — придерживая за хрупкие плечи. Их единение сейчас было таким же правильным, как и свершавшееся вокруг бесконечное таинство жизни.

Он наклонился, коснулся губами точёной шейки и сказал:

— Это только начало, моя Весна, — глаза его загадочно поблёскивали, он взял Персефону за руку и повёл за собой.

Она не противилась, потому что внутри звенела и переливалась музыка сфер.

Казалось, пространство, окружавшее их, бесконечно во все стороны. Но вот Аид приложил ладонь к незримой стене, и перед ними образовался наполненный светом проём.

Он протянул руку, в которую она тут же вложила маленькие пальчики, и проговорил:

— Смелее, Весна.

И она шагнула за ним в прямоугольник света. Хотя так же уверенно пошла бы за ним и в первозданный Хаос.

За проходом — оказалась огромная зала с хрустальным потолком, над которым по-прежнему взрывались и рождались звезды. Стены и своды удивительного дворца покрывал серый камень, усеянный алмазной крошкой. Горели невиданные светильники, наполняя пространство вокруг мягким голубоватым сиянием. Пол являл собой звёздную карту, из-за чего создавалось впечатление, что ты шагаешь прямо по космической бездне.

— Что это за место? — спросила Персефона. Сердце у неё в груди то едва билось, завороженное открывающимися видами, то пускалось вскачь, не в силах вместить восторг.

— Звездный Чертог, — ответил Аид так просто, будто речь шла об Олимпе.

— Никогда не слышала о нём, — честно призналась Персефона.

— Немудрено, даже среди богов лишь избранные единицы могут попадать сюда.

— И ты — среди них?

— Теперь — и ты. Отныне, Весна моя, твои мистерии станут сакральными. И никто из мистов, участвующих в них, никогда не проговорится о том, что он видел.

Персефона задохнулась — если муж хотел сделать ей необычный подарок, у него это получилось с лихвой: тайные, сакральные, неразглашаемые мистерии — то, о чём на самом деле мечтали все боги. Ведь только такие ритуалы позволяли богу являться перед смертными в своём истинном обличье и величие.

Аид посчитал её достойной увидеть Звёздный Чертог, войти в него, стать частью по-настоящему божественного мира. Ведь здесь собирались боги всех земных пантеонов. Вряд ли какая-то богиня была когда-либо одарена столь щедро.

Они шли мимо сотен дверей и комнат, держась за руки, как юные влюблённые, кивали пробегавшим, пролетавшим, проползавшим мимо диковинным созданиям, а вокруг них — тёмным снегом — падали лепестки чёрных роз.

Персефона поймала один, повертела в пальцах.

— Откуда они узнали о них.

Аид пожал плечами.

— Может быть, им кто-то рассказал?

— Эти розы цветут только по ночам. Значит, если их кто-то и мог видеть, так это Геката. Но разве она вхожа сюда?

— Нет.

— Тогда кто?

— Почему ты думаешь, что только Геката выбирается на поверхность по ночам, чтобы посмотреть на цветы?

И на мгновенье в его тёмных глазах мелькнула затаённая тоска долгого ожидания.

Персефона прильнула к нему, потянулась за поцелуем, но Аид мягко, но строго отстранил её:

— О нет, Весна. Это — священное таинство. Только для тебя и меня. Я не хочу открывать его посторонним любопытным взглядам.

Он снова взял её за руку, переплетя пальцы, и они двинулись дальше, по дорожке из лепестков чёрных роз, пока не остановились у огромной двери из мерцающего серебристо-голубого металла. Изящно выполненная ручка напоминала голову ибиса с длинным клювом.

За этот клюв и взялся Аид. Потом — посмотрел на свою юную спутницу и произнёс:

— Ты думаешь, что видела уже всё великолепие Звёздного Чертога? — она кивнула. — Ну что ж, тогда я буду рад тебя удивить.

Персефона вскинула голову и хмыкнула: мол, попробуй, только вряд ли что-то затмит картину рождающихся и умирающих звёзд.

И он смог.

Дверь распахнулась, Персефона шагнула через порог и так и замерла с открытым ртом.

Бесконечные стеллажи окружали её. Чего на них только не было — папирусные свитки, пергаментные брошюры, глиняные и восковые таблички…

Книги. Все, какие только можно вообразить себе.

Так выглядела Вселенская Библиотека.

На противоположной от входа стене (хотя стене ли?) струилось гигантское полотно, выходившее из ниоткуда и терявшееся в нигде. По нему — ни останавливаясь не на секунду — бежали строчки.

— Свиток Ананки, — догадалась Персефона.

— Точнее, Скрижаль Мироздания, — мягко поправили её. Говоривший выступил из-за кафедры, и Персефона смогла его рассмотреть.

Молодой — по меркам смертных лет тридцати пяти — высокий почти, как Аид, стройный и весьма изящный, несмотря на бугрящиеся мышцы гладкого тренированного тела, этот бог являл собой образец утончённой и одухотворённой красоты. Его узкие бёдра охватывала белая схенти[10], имевшая широкий золотой пояс. Светлая полоска ткани резко контрастировала со смуглой кожей. Тёмно-рыжие короткие волосы — слегка взъерошены, а в золотисто-янтарных глазах, опушенных длинными каштановыми ресницами и подведённых синими стрелками, светились лукавство, ум и лёгкая печаль.

— Позволь тебе представить, моя Весна, — начал Аид, — старинного приятеля. Тот, книжный червь и зануда.

Тот улыбнулся и вернул шпильку:

— Сказал повелитель мертвяков.

Затем перевел взгляд на Персефону, и она заметила, как в его глазах мелькнуло искреннее восхищение.

— Я много слышал о твоей красоте, царица, — с лёгким поклоном сказал он, — но теперь с уверенностью могу сказать: нет слов во всех языках мира, чтобы описать твою несравненную прелесть.

Несмотря на пафосность комплимента, Персефоне он оказался очень приятен, она раскраснелась и ослепительно улыбнулась ему.

Но когда, испугавшись, не перешла ли грань в своём кокетстве, бросила взгляд на мужа, то, к удивлению, не увидела в его глазах искр ревности. И скоро поняла почему.

Послышались лёгкие шаги, и в зал вошла девушка. Тоненькая, изящная, стройная, словно драгоценная статуэтка. По её узкой спине струились чёрные, отливающие серебром и перламутром, волосы, нежная кожа имела лёгкий золотистый отлив, а глаза — чернильная синева. Высокий лоб перехватывал обруч, на котором, — словно диковинный цветок на тонком стебле, — вздымалась звезда.