Вера в сказке про любовь (СИ) - Чепенко Евгения. Страница 59

- Ну…

- Поехали с нами вокруг Ладоги?

Я так-то потерянная была, а после его поспешного вопроса и вовсе замерла без движения.

В его деле (то бишь приглашении дамы на продолжительный пикник) главное – решительность и внезапность. В моем деле (выдаче достойного истинной леди ответа) главное – вдумчивость. Надо уточнить детали, не соглашаться сразу, побыть недоступной.

- Поехали, - радостно кивнула я, понимая, что с недоступностью у меня проблемы возникли.

- Ты только пару теплых вещей не забудь, а с остальным мы сами.

- Хорошо.

Я заулыбалась. Чувство неповторимое, когда тебя стараются заведомо лишить проблем. В общем, мне понравилось, что тут еще скажешь больше? Но пару минут спустя, поняла, что можно сказать и больше. Точнее ощутить. Свет доел, поднялся и пошел посуду мыть. Не так, как это обычно мужчины делают. «А чем мыть?» «Куда складывать?» «А вытирать?» «Это от чего?» Не так. Он просто тихо поднялся и помыл свою тарелку, потом еще одну, потом вилки и так далее. И весь его вид не говорил: прерви меня, я просто в рыцаря играю. Напротив, когда я рот открыла, он на меня сурово так взглянул, что прерывать его перехотелось на корню. А потом моя сказка на сегодня закончилась: младшему пора было спать.

Уходили они забавно. Один сытый и счастливый сжимал в руке стебель с тремя фиолетовыми соцветиями. Второй сытый и несчастный не сводил с меня взгляда печальных синих глаз. И я любовалась ими обоими, пока двери лифта не скрыли их от моего взора.

Впрочем, положение сохранялось в таком виде недолго. Каких-то полчаса спустя Свет позвонил:

- Привет, - не удержалась я от неприлично нежного и ласкового тона.

Он помедлил, собираясь с отвагой и, наконец, начал говорить то, что, полагаю, хотел сказать весь вечер.

- Кошечка, - почти умоляюще пробормотал он.

Я и сама не поняла, что вопросительное промямлила в ответ. Когда он так называет, да еще таким тоном – это свихнуться можно.

- Ты придешь? – теперь тон его сделался виноватым.

И замечу, не напрасно. Настолько нахальным со мной не был пока никто, это в сочетании с общей беспомощностью подкупало. Хотелось уже бежать к нему со всех ног, но сдаваться вот так сразу тоже не дело.

- Зачем? – еще более ласково и нежно проговорила я.

Свет нервно засмеялся.

- Чтобы…

- Чтобы что? – побыть безжалостной всегда упоительно, особенно, если речь заходит о сексе.

- Иди сюда, - его голос стал ниже и немного жестче.

Игра хороша, но, судя по неожиданно изменившемуся настрою собеседника, пора было сдаваться.

- Иду.

Двери лифта в Пандоре с тихим шуршанием отъехали в сторону, и я оказалась прямиком в теплых объятиях.

- Пришла, - прошептал он мне в губы прежде, чем продолжить целовать, и прежде, чем настойчиво уводить за собой в квартиру.

Прижатая к стене в его спальне, остро ощущая его желание сильнее, чем свое, чувствуя его спешку и удовлетворение от каждой мелочи во мне, я вдруг осознала, почему никак не могла понять его поведение. Свет сильный, умный, ответственный, он абсолютный, но он ребенок. Очень рано повзрослевший ребенок. Непредсказуемый, безгранично обаятельный сорванец. И именно со мной этот сорванец высовывает нос постоянно. А разве можно предугадать поведение первого на деревне хулигана? Сложно. Вот и я не справилась.

- Вера, - пробормотал он с исступлением, и я послушно извернулась, позволяя раздеть себя.

А потом я вновь оказалась на его кровати и вновь изнемогала от его любопытного изучающего взора, от нежных горячих ладоней. Время тянулось патокой. Я чувствовала, твердо знала, сколь сильно он хочет, но он заставлял себя терпеть, позволял себе мучиться желанием, умножая его ежесекундно мной. Странная, сладкая изощренная пытка для него и бесконечное безумное наслаждение для меня. Разве передашь словами, как потрясающе видеть и чувствовать, что мужчина изнемогает, слышать, как он надрывно стонет от каждого твоего легкого движения и вздоха, знать, что причина тому – ты.

Знание мне понравилось, слишком понравилось.

Я уперлась обеими ладонями ему в грудь и заставила перекатиться на спину. В таком положении могла видеть его лицо, и, судя по выражению, Свет совсем не возражал оказаться подо мной. Больше - в его глазах читался восторг и напряженное ожидание. Он замер, кажется, и дышать глубоко боялся. Теперь к мучениям приступила я. Была его очередь быть моим предметом изучения.

Всего минута. Он выдержал максимум минуту, после которой мне пришлось ловить его руки. Теперь я старалась удержать их, крепко прижав к матрасу, а ласку продолжила губами и языком. Впрочем, так он выдержал еще меньше.

С измученным стоном Свет силой попытался освободить руки. После недолгой борьбы, вновь сдался. Получив это маленькое добровольное поражение, я не стала изводить его дальше.

Горячий, сильный, нежный, безумный. Весь мой и весь во мне. Он шептал и выгибался. В почерневших глазах не читалось ничего, кроме дикого напряжения. Он лишь прикрывал их и стискивал зубы в такт моим движениям. Сжимал мои пальцы, уже не замечая, что я по-прежнему удерживаю его руки. Я сама через мгновение потерялась в нем. Все, что слышала, - мое имя, которое он с изнеможением шептал снова и снова. Все, что чувствовала, - наслаждение, током проходящее по телу от каждого его движения во мне, его стремление быть глубже. Чем лучше ему удавалось последнее, тем острее, тем ярче становилось наслаждение.

Теперь он сжимал мои пальцы до боли, метался подо мной. Не чувствовал себя, свое тело. Он чувствовал меня, существовал для меня, кончал в меня. Женщина никогда не отдается мужчине настолько, насколько мужчина способен отдаваться ей. Насколько он способен принадлежать ей, насколько беспомощен перед ней. Со всем своим физическим превосходством и природной выносливостью он всегда слаб лишь перед одним созданием – перед женщиной.