Дело молодых (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич. Страница 4

«Расслабься, друг, — говорит тебе Гаражище, похлопывая по плечу грязной корявой рукой механика. — Всё уже случилось. Сядь, успокойся, выпей. Послушай, как тут тихо. Вот ты сражался, работал, преодолевал, боролся, любил и ненавидел — и где оно всё теперь? Ты правда хочешь обратно в эту мясорубку? Забей, мужик. Не так уж много тебе надо на самом-то деле».

В силу обстоятельств, которые я хотел бы оставить за скобками данного повествования, из недвижимого имущества у меня остался старый гараж, а из движимого — старый УАЗ. В силу ничтожной ценности на них никто не претендовал. Впрочем, если уж во всем искать положительные стороны, никто не претендовал теперь и на меня. Особое состояние полной свободы: когда ты совсем, вообще, никому не нужен. В общем, было лето, ночь, луна, бутылка и много-много печального безмыслия, которое было нарушено самым неожиданным образом.

— Ута́ешь, евек?

Не будь я слишком пьян для резких движений, я мог бы подпрыгнуть от ужаса и навернуться с гаража вниз башкой, на чём бы эта история и закончилась. Но адреналин был блокирован алкоголем, и я даже не вздрогнул. Хотя — ночь, луна, тишина, обзор на 360 градусов и полное одиночество. И тут тебе кто-то бормочет на ухо. Мягко говоря, неожиданно.

— Ута́ешь, а́шую? Усти́шь?

Чёрный силуэт за моим плечом, разумеется, не был ангелом смерти, иначе кто бы сейчас это всё рассказывал? В сверхконтрастном лунном контражуре мне показалось сперва, что это странный ребёнок — этакий Гаврош в чужих не по размеру обносках. Беспризорник из старого кино. Может быть, из-за его необычной манеры говорить, глотая начала слов, шепелявя и путая согласные — так говорят иногда маленькие дети. Когда я повернулся, и лунный свет лёг иначе, он, наоборот, показался древним усохшим старичком, с дефектами речи из-за отсутствия зубов. Невозможно было сказать, сколько ему лет даже приблизительно. Росточку невеликого, метр с кепкой, и вид бомжеватый. Собственно, так я тогда и подумал, продышавшись от неожиданности — бомжик какой-то приблудился. Это было странно — бомжей в Гаражищах не водилось вовсе, что им тут делать-то? Но, в общем, не странней многого, что я видел в жизни.

— Тебе чего? — спросил я несколько неласково.

— Ути́шь?

— Что? Не понимаю! — начал раздражаться я. Не люблю бомжей, знаете ли. Не за что-то конкретное, а так. Брезгую. Запах этот… Хотя от него-то как раз не пахло. Не то что бомжом, а вообще ничем. Может поэтому от общения с ним оставалось ощущение некоторой нереальности.

— Ты кто вообще?

— Сандр а.

— Александр, что ли, Саша?

— Ни. Ни кса, ни аша. Сандр. Сандр а.

Понимать его вначале было трудно, но потом я как-то приспособился. Однако даже когда научился разбирать невнятную скороговорку, как его на самом деле зовут, всё равно не понял. Он бурно протестовал против Александра, ничего более созвучного в голову не пришло — так и остался Сандером.

— И что тебе нужно, Сандер?

Тот потоптался как-то смущённо, ковырнул ножкой, пожал плечиками — я уже решил, что точно, сейчас выпить попросит. Мне не то чтобы жалко, но не люблю бесцеремонности и не нуждаюсь в компании. Так что я уже внутренне начал выстраивать умеренно вежливый отказ, но человечек меня удивил.

— Уазь? — ткнул он пальцем в крышу. — Уазь вой?

Это были первые его слова, которые я понял.

— Да, мой УАЗ. Собственный, маму его железную еть, — я был полон технического скептицизма и несплюнутого яда.

— Уазь — осё, — закивал головой Сандер.

— Да, УАЗ — хорошо, — согласился я, чтобы не вдаваться в подробности. Потому что где-то хорошо, но чаще криво, ржаво и не по резьбе прикручено. Как и всё в моей жизни. Не просто так мы с УАЗом нашли друг друга.

— Уазь — аоси грём, уазь — нуно, — подтвердил этот странный человечек.

— Для чего нужно-то? — спросил я лениво, прикладываясь к бутылке. Стаканами я пренебрегал из соображения гигиены. Грязные стаканы — это безобразие, а за водой надо таскаться к колонке через всё Гаражище.

Не услышав ответа, я обернулся — но никого за плечом уже не было. Сандер отбыл столь же бесшумно и таинственно, как появился. Это было бы чертовски загадочно, если бы я не был пьян, и ночь, и луна, и вообще. В такие моменты всегда чертовщина. А потом проснёшься — и, кроме сушняка, никакой мистики. В общем, не придал я тогда значения этой нелепой встрече, а зря. С неё-то всё и началось.

Гаражище Великое было усеяно мелкими, совсем мелкими и мельчайшими автосервисами. Влился в их число и я со своим гаражиком. Человеку, если он одинок и неамбициозен, нужно крайне мало, а о том, что будет зимой, я старался не думать. Жил сегодняшним днем и сегодняшним клиентом, с очередным «там чота бумкает» или «масло поджирает, глянь». Не самая худшая, кстати, работа.

В детстве я считал, что самая плохая работа на свете — это работа санитара в морге. Я тогда отчего-то очень боялся покойников, и находиться с ними в одном помещении казалось мне запредельным ужасом. Поэтому я думал, что этим санитарам платят немеряные тыщи — потому что, ну кто за маленькие-то деньги на такой кошмар согласится? (Когда я узнал правду, мир не то чтобы рухнул, но покачнулся точно).

В школе мне казалось, что нет ничего гаже, чем быть сантехником. Лазить туда, куда другие срут? Фу! Однако мне уже не казалось, что им платят за их грязную работу много денег — в школе я уже начал смутно осознавать, что мир чаще бывает несправедлив, чем наоборот.

Позже я стал понимать, что паршивых работ на свете вообще куда больше, чем хороших, и чем тяжелее, грязнее и противнее работа, тем хуже она оплачивается. Я принял это как данность, но до сих пор в глубине души не могу понять, почему какой-то из-папки-в-папку-файлоперекладыватель, сидящий в кондиционированном офисе, получает больше, чем мужик в оранжевой жилетке, кидающий под палящим солнцем горячий асфальт лопатой. Ведь у мужика очевидно работа тяжелее, да и пользы от неё больше?

Поэтому в моём антирейтинге занятий человеческих долгое время лидировали все профессии, включающие в себя использование лопаты. Мне казалось, что на этом предмете лежит настоящее Древнее Проклятие: если какое-либо занятие включает в себя непосредственный контакт с лопатой, то всё — много унылого тяжёлого труда в отвратительных условиях и за тухлые гроши вам гарантировано.

Однако с некоторых пор Toп—10 паршивых работ для меня безоговорочно возглавляет…

Человек, Показывающий Палкой Влево!

Он стоит на подземной парковке супермаркета в светоотражающей жёлтой жилетке и показывает палкой влево. Утром и вечером, в жару и мороз, он стоит там, в сумраке выезда, в облаке выхлопных газов и показывает. Палкой. Влево. Всегда на одном и том же месте. Всегда в одной и той же позе. Час за часом, день за днём. Он стоит. Показывает.

Наверное, иногда ему доводится показать своей палкой и в другую сторону. Скажем, поднять её вверх жестом «Стоп!». Ведь сам факт того, что он тут стоит, должен подразумевать некоторую возможность реакции на обстоятельства, иначе его заменили бы нарисованной на стене стрелочкой. Я думаю, в эти дни у него праздник и, приходя вечером домой, он требует к ужину стопку водки и говорит жене: «Позови детей!». Когда дети приходят, робко топчась на пороге кухни, он торжественно выпивает поданную стопку, лихо ставит её на стол и с гордостью говорит им: «Знаете, сегодня я показал своей палкой „Стоп!“ Это было действительно волнующе — такая ответственность! Но я прекрасно справился!». И дети, разумеется, гордятся отцом и мечтают поскорее вырасти — чтобы тоже Показывать Палкой Влево.

Увы, обширный жизненный опыт уже не даёт мне предположить, что за эту удивительную работу платят много денег. Думаю, что возможности карьерного роста там тоже невелики — даже Поднимающим Шлагбаум его вряд ли возьмут — в этих будочках всегда сидят тётки, и у них, разумеется, гендерная дискриминация. В эту мафию ему не втереться, всё схвачено. Знаете, как это бывает — хорошие места всегда достаются по блату. Так и будет он стоять на своём посту и показывать палкой влево, пока от вечного сквозняка и ядовитых выхлопов не хватит его карачун. На похороны его придут и блатные поднимательницы шлагбаумов, и беззаботные сборщики тележек, и угрюмые уборщицы, и даже его коллега с другого конца парковки — Человек, Показывающий Палкой Вправо. Они выпьют водки на поминках и будут рассказывать, как хорошо покойный показывал палкой влево, и что ему даже один раз довелось показать палкой «Стоп!» — и он справился наилучшим образом. Достойный был человек и прожил хорошую жизнь. Всякому бы так.