Лучшее средство от любви (СИ) - Чередий Галина. Страница 37
— Слушай, Полин, чтобы совсем уж закрыть тему с тем недоразумением в баре и она не портила нам все…
— Зарицкий, никто эту тему и не поднимает. Я уж точно.
Ладно, сейчас самое время схохмить или ляпнуть заводящую пошлость. Но мой мозг позорно буксовал. Не знаю почему. Вроде было даже в самой походке Белоснежки что-то, что делало все мои замыслы оправдаться (невиданное, бля, дело!) бесполезными. Не имеющими никакого сраного значения. Но ведь бабам всегда нравится, когда мужик оправдывается. Признает вину даже там, где ее нет. Извивается, как уж, в попытке найти ту самую выигрышную комбинацию слов на миллион.
— Однако ты точно поднимала ее там в баре. — Сука, ну вот и на хрена я продолжаю? Сказала — пофиг ей. Радуйся, придурок! — Мои шары это подтверждают.
— Вот, кстати, у этих самых твоих шаров мне стоит попросить прощения. И я это намерена обязательно сделать, — ухмыльнулась рыбка моя с намеком на циничность. Где Полина и где циничность, но вот же оно. — Они пострадали почти безвинно.
— Да неужели?
— Ага, зацепило их случайно, пока моя дурацкая романтичность билась в предсмертных судорогах. — Она стремительно опустила руку на мою ширинку, огладив пострадавших, и меня прямо качнуло. Вот только сам не понял куда сильнее — вперед, в ее ладошку плотнее вжаться, шипя сквозь зубы «да-а-а, еще, детка» или от нее из-за совсем чуждой для моей Белоснежки волны колючего холода.
— Это ты к чему?
— К тому, Зарицкий, что, как в стишке, мужчины нужны разные. Одни лишают тебя невинности фактически, другие разбивают сердце и надежды, третьи это самое сердце собирают по-новому, осколками теперь наружу, избавляя от идиотской, никому не нужной сентиментальности. За что я тебе весьма благодарна. Внезапно поняла, что именно вот такая конструкция сердца, состоящая из одних острых граней наружу, об которые кто хочешь изрежется в хлам, но до тебя не доберется — идеальна.
— Ну… — Сука. — Рад быть полезным.
Глава 23
Испытывали ли вы когда-либо чувство внезапного огромного облегчения? Такого, будто вы только что сбросили со своих плеч тяжеленный рюкзак, который тащили в гору под палящим солнцем? Вот просто остановились, сняли лямки, скинули груз, развязали тесемки и посмотрели внимательно на то, что внутри? А там — ну ничего полезного. Только огромные кирпичи сомнений, обид, детских страхов, юношеских иллюзий вкупе с таким же незрелым максимализмом. Ни тебе уверенности в себе, ни кайфа от того, что делаешь, ни восторженного упоения просто тем, что солнце светит, трава зеленеет, птички поют и вообще жизнь прекрасна! И, постояв минуту над этим ненужным грузом, пошли себе дальше налегке. Было такое?
Вот у меня создалось впечатление, что именно это со мной и произошло. В одну секунду. В один краткий миг. В то самое мгновение, когда я приняла решение просто взять то, что мне предлагают, насладиться этим сполна, а потом просто ускакать горной козочкой дальше, легко цокая копытцами по казавшимся ранее неприступными скальным выступам.
Тима? Женится? Да и флаг ему в руки! Разве стоит моих слез мужчина, не заметивший, что его искренне и преданно любят ни за что, просто так? Разве на самом деле это была любовь, а не детская дружба с налетом легкого увлечения?
Марк? Кого-то там лапает? Да в рот ему тапки! Не, серьезно. Классно трахается? Безусловно! Открыл для меня новые, ранее неведомые моему телу грани плотского удовольствия? Несомненно! Но хочу ли я такого спутника рядом на всю жизнь? Очень и очень сомнительно. Потому что… Ну его на фиг. Сперва привяжешься, привыкнешь, а потом будешь как дура проверять карманы и рыскать тайком в его телефоне? Фу-у-у. Мерзко. Не лучше ли запомнить эти пару недель как некий яркий праздник, не омраченный истериками и бесполезными «А что дальше»? Да ничего! В том смысле, что дальше просто жизнь! Удивительная, наполненная новыми встречами, новым смыслом, новыми друзьями и, возможно, не менее потрясающими любовниками. Мне всего двадцать семь! Еще куча времени, чтобы найти не то, что попадется, а то, что мое. А посему…
— Так где там твой пирс?
— И ты даже не будешь оглядываться, не видит ли нас кто-то посторонний?
— Да плевать мне на них! — махнула я рукой. Потому что реально плевать. Никого из них я никогда не увижу в своей жизни. А такие острые ощущения где я еще испытаю? Ну уж не до очередного отпуска где-нибудь в следующий раз на Мальдивах или Карибах так точно! — Пусть завидуют молча. Или не молча. Главное, чтобы ты не застеснялся.
— Это ты меня на слабо пытаешься взять, Белоснежка? — вздернул Марк выгоревшую бровь. И так у него это получилось… секси, да, вот правильное слово для всего, что он делает — именно что секси. Не порочно, как я раньше написала бы в своей глупой чуши, не сладострастно — текст оттуда же — а именно секси. Жаль, что в нашем языке нет подходящего определения для этого милого слова.
— Ну, ты можешь думать, что хочешь, Зарицкий. Главное, чтобы сделал все как надо, — ответила я, поводя плечом так, чтобы льняная рубаха на груди распахнулась пошире, а с одной стороны даже сползла немного.
— Воу-воу, рыба моей мечты. Не гони паровоз! А то клапаны слетят раньше времени, — сквозь стиснутые зубы пробормотал блондин, подталкивая меня куда-то вправо с тропинки.
— Слушай, капитан Голый Зад, кончай ты эту свою болтовню. — Я развернулась и расстегнула оставшиеся пуговицы, полностью обнажив грудь, свободную от бюстгальтера. — Тут кое-кто требует твоего рта и языка совершенно для другого.
Было ли мне при этом стыдно или неловко?
Не-а. Нисколечки. Я говорила в данный момент просто правду. Мне действительно страшно хотелось от этой словесной пикировки перейти уже к делу, тому самому, в котором мой спутник был чрезвычайно хорош.
— Вот так, значит? — вскинул он на меня темный от явного возбуждения взгляд.
Почему я так уверена, что от возбуждения? Да потому что прекрасно видела сквозь легкие льняные штаны, что у него стоит. Да так стоит, что грех упускать возможность почувствовать этот прекрасный, идеальный для моего тела, горячий пульсирующий член внутри. Немедленно.
И я закрыла его рот ладошкой, а второй схватила за рвущуюся мне навстречу плоть.
Ну вот. Все, как я и сказала. Горячий. Пульсирующий. Желающий того же, что и я.
— Бля, ты мокрая насквозь. Я же тебя реально трахну прямо здесь, — прорычал он прямо в губы, судорожно спуская тем временем мои трусики.
— Ой, товарищ лейтенант, похоже, вы только обещаете и обещаете… — Я переступила ногами и стряхнула куда-то в траву трусишки. Пока-пока, сегодня вы мне не понадобитесь, мои хорошие. Впрочем, как и в следующие несколько дней.
Марк, будто рассердившись, прикусил обнаженный сосок, и я вскинулась от прострелившей меня легкой боли, мгновенно сменившейся блаженством. Да. Вот так. И пососать. М-м-м, как сладко.
— Так хочешь?
— Да-а-а, — простонала я, даже не пытаясь сделать это потише.
— А вот так? — И он резко развернул меня к себе спиной, одновременно подтолкнув к стволу огромной пальмы.
Я схватилась за гладкую кору слабеющими руками и расставила пошире ноги, выгибаясь в пояснице. Да. И вот так хочу тоже. И, эй, не надо тут осуждать меня за внезапную развязность, граничащую с полным бесстыдством. Сперва попробуйте сами!
Буквально через несколько секунд я сполна получила и жара, и скольжения, и этих возбуждающих грязных хлюпающих звуков, что только усиливают жажду слушать их еще и еще. Мужская рубаха давно уже валялась под нашими ногами, совершенно не бережно вминаемая в ухоженную траву газона. Шершавые ладони мяли и терзали соскучившиеся по ним груди, спину царапала щетина и прикусывали зубы мужчины, что, казалось, превратился в хищника, терзающего свежепойманную добычу — так он рычал, урчал и хрипел сзади. А его восхитительный член толкался, долбился, таранил, врезался в меня, все усиливая огненный шар, медленно зреющий где-то внутри. То самое, полюбившееся мне за последнюю неделю маленькое солнышко, что умудрялся зажечь каждый раз этот прожигатель собственной жизни, этот избалованный плейбой и уставший от вседозволенности золотой мальчик Марк Зарицкий.