Пионер гипнотизёр спасает СССР (СИ) - Федотов Александр. Страница 23

Понаблюдав за этим я решил кое-что проверить. Немного откинувшись на неудобном сидении закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Я уже научился (или восстановил навык?) подключаться к нейропространству людей не только ночью, но и днём когда они бодрствуют. Быстро сориентировавшись в облаке окружающих меня ментальных шумов, я подключился к пространству сидящей рядом со мной женщины и принялся просматривать поверхностные нейрообразы.

В них присутствовали сцены пьянства, насилия, хулиганства и вредительства. Причём не только со стороны её социального партнёра (местные их называют супругами), но и практически всех её знакомых, да и её самой. Увидев такую картину, я поначалу хотел побыстрее отключиться от этой мерзости и просто посидеть в восстанавливающей медитации. Но вдруг понял что если буду избегать контактов с такими людьми и более того если вокруг меня будут подобные люди, то не видать мне покоя и нормальной жизни. Подобные кадры, занятые деструктивной общественной деятельностью и собственным саморазрушением просто опасны. Поэтому я отключившись от нейропространства оператора машинного доения Прохоровой Марьи Сергеевны, принялся лепить из окружающего меня инфополя сгустки нейроэнергии. Откуда-то на меня снизошло озарение и я практически полностью отключившись от окружающей действительности творил сложную структуру.

Наконец спустя какой-то (думаю довольно продолжительный) промежуток времени, окинул мысленным взглядом получившееся творение — это был слепок искусственного сознания. Вернее даже не сознания, а некоторой программы поведенческих императивов. Сам слепок обладал всего тремя функциями — цепляться к ближайшему незащищённому (как показала практика некоторые люди сами не понимая этого, сооружали что-то вроде простенького входного фильтра, но подобные люди имели и так достаточно плотное нейропространство в которое мне самому было непросто проникнуть) нейропространству со средней плотностью, внедрять в нейропространство императивы, и создавать собственные копии, используя для этого энергию излишек психической энергии (я обнаружил что некоторые из людей накапливают в своём нейропространстве некую компоненту [я назвал её психической энергией или ПЭ] которая позволяет людям делать что-то с высокой эффективностью. Вот только бОльшая часть тех людей, чьи нейропространства я обследовал, тратили эту энергию на производство скандалов, выдумывание способов увильнуть от работы или методов хищения общественной собственности. При этом у тех кто употреблял спиртосодержащие жидкости, ПЭ уходило на поиск способов добыть эти самые жидкости). Правда структура отвечающая за создание собственных копий получилась какая-то ущербная, не думаю что она

Как следует осмотрев получившееся творение и хорошенько запомнив его структуру я прикрепил его к нейропространству сидящей рядом женщины, и неожиданно почувствовав что довольно сильно устал, перешёл в режим восстановительной медитации. В таком режиме я провёл до того самого момента пока не объявили станцию на которой мне надо было выходить.

На своей остановке я довольно долго слонялся по пустой платформе, пока к ней не подъехал ржавый и неухоженный грузовой автомобиль, местные называли их “зилками”. За рулём сидел такой же, как и автомобиль, неухоженный, но довольно молодой мужчина. Увидев меня он распахнул дверцу, и перекрикивая мотор крикнул мне: “Даня, залезай!”

Мне не оставалось ничего кроме как закинуть в кабину рюкзак и забраться туда же. Дорогу до пункта назначения сложно описать словами — помимо ужасного транспортного средства, ужасной дороги и ужасного водителя меня занимало только одно — как бы не выплюнуть на дорогу собственные кишки. Видя моё состояние дядя Слава, поинтересовался не укачивает ли меня. Я осторожно кивнул надеясь на толику сочувствия или какую-либо помощь, но он лишь беззлобно посмеялся и посоветовал учиться терпеть, ведь, по его словам: “В танковых войсках тебе хуже будет, хотя может тебя в танковые-то и не возьмут — вон какой уже вымахал! Небось дольше деда уже?”. В моей базе данных присутствовало несколько довольно мутных образов родственников у которых мне предстояло провести ближайший месяц, но провести требуемую оценку по ним не представлялось возможным.

Наконец ужасная поездка на трясущемся аппарате, управляемом дымящем курительной палочкой водителе, который постоянно перекрикивая рёв мотора и сражаясь с многочисленными рычагами аппарата задавал мне какие-то вопросы закончилась. Высадив меня на окраине населённого пункта машина укатила к стоящим поодаль, в поле, техническим зданиям. Посмотрев ему вслед я передёрнул плечами — сам аппарат был выкрашен грязно зелёной краской, а водитель одет красную рубаху, почему-то мне казалось что всё должно быть наоборот. Так что вообразив это словил странное чувство дежавю, и от такой картины у меня непроизвольно побежали мурашки по всему телу.

Я медленно побрёл по пыльной грунтовке между неказистыми домами и почерневшими от времени заборами, старательно роясь в памяти в попытках найти подсказку — куда мне идти дальше. Но положение спасла симпатичная девушка, примерно моего возраста сидящая на скамейке возле одного из дома.

— Здравствуй Даня, — при моём приближении она встала и подошла ко мне, — я знала что ты сегодня приедешь.

Но видя отсутствие реакции с моей стороны, она насторожилась и на полшага отступив и с тревогой спросила, — ты ведь не забыл меня?

Положение надо было как то спасать, похоже это знакома Дани и судя по тому что она его ждала — близкая знакомая. Так что я сделала единственное что можно было сделать в такой ситуации — сбросил рюкзак на дорогу и шагнув к не ожидавшей такого девушке, крепко её обнял и поцеловал.

— Конечно не забыл, милая, — прервав поцелуй шепнул ей на ушко.

Но видя её расширившиеся от удивления глаза, понял, что сделал всё-таки что-то не то. Да и тут как назло какие-то мелкие дети пробегая по улице начали кричать: “А Даня Городской Милку целует!”, “Целует! Целует!”.

Девушка, же отойдя от шока отвесила мне пощёчину и развернувшись бросилась по улице прочь. Странно — сколько не смотрел модельных ситуаций в нейропространствах разных людей, всё должно было пойти иначе. Но как бы то ни было я только что лишился проводника по деревне, а возможно приобрёл некоторое количество проблем.

Маришка идя из коровника, куда ходила помогать матери, домой, невольно задумалась — после того как они вернулись из города (куда ездили всей семьёй на торжественное собрание), обратно в деревню что-то изменилось. Во-первых, на второй день после возвращения, мать почему-то достала из запертого на замок шкафа её новое платье, купленное в прошлом году и отложенное на “всякий случай”. Платье было красивое, с миленькими цветочками, жаль только она немного выросла и платье было самую капельку маловато, глядя на то, как и сама мать стала носить новые вещи достанные из загашника, Маришке стало понятно что ей больше не придётся занашивать до дыр одни и те же вещи. Во-вторых, отец на следующую неделю перестал, вообще, пить самогон и стал курить только в обед вместе с остальными мужиками на МТС. В-третьих, Стёпка Иванов — первый деревенских хулиган, перестал всех задирать и ходить по деревне, после бани, с оглоблей урожая пришибить бабу Глашу. Теперь он работал на заготовке силоса и всем рассказывал что знает как силос ещё эффективней.

Да и вообще вся деревня как-то странно преобразилась — председатель колхоза выделил из запасов кучу фляг с краской, которые много лет стояли в одном из складов и уже практически полностью превратились в камень. Мужики собравшись в одну из суббот покрасили все заборы и фасады на улице Ленина в красивый красный цвет, а председатель пообещал что закажет ещё краски, чтобы покрасить все чёрные от старости заборы в красивые яркие цвета. Теперь хоть по улице стало гораздо приятнее, но покраской заборов дело не ограничилось. Опять же, с разрешения председателя, мужики собравшись на очередной субботник разрыли тракторами Яшкин лог и набрали там гравия, которым отсыпали все улицы в деревне — теперь после дождя не разводилась грязь и можно было ходить не только в сапогах, но и в ботиночках. У неё например тоже были красивенькие ботиночки которые мама достала из сундука. В них было не стыдно ходить в клуб, тем более там вместо скучных собраний теперь каждые выходные собирались все жители и обсуждали что бы улучшить в деревне. И высказывались не только взрослые, но и дети. Даже она когда председатель, в очередной раз, предложил высказываться всем желающим, рассказала что поросятки страдают. Раньше когда она носила мама обед в коровник, на обратном пути ей всегда давали ведро молока для поросяток, а сейчас мама почему-то перестала так делать.