Принцессы не прощаются (СИ) - Левина Ксюша. Страница 21
— Вот твои сосны, — ты остановился перед выставкой отверженных деревьев и ударил по одной лапе, усыпанной снегом. — Красота…
— Угу, красота, — вздохнула я, осматривая все подряд деревья.
— Блин! Почему мы вечно берём эти сосны! Мы что в советском союзе? — взорвалась Люся. Ещё утром она была за любую шумиху, а сейчас сникла и превратилась в “само очарование”.
— Потому что я люблю именно эти деревья. Вопросы?
— У матросов нет вопросов, — улыбнулся ты ставя вертикально одно древко и отряхивая его, — Смотри какая пушистая!
— Неплохая… — я потыкала в ветки, — Не сильно широкая?
— Хм… ну может и широковата… Как насчёт такой? — ты подтащил ещё одну.
— О, а эта лучше!
— И ветки ещё пушистее, но короче.
— Да, мне нравится! Можно будет даже гирлянду-штору сверху бахнуть. Как раз прикроет от макушки до нижних веток.
— Между кухней и гостиной войдёт?
— Да, как раз туда и хотела… Макушка лысовата, нет?
— Хочешь — веток купим и подкрутим.
— О, круто! Хочу! У тебя выйдет?
— Выйдет, только за иголками потом следи.
— Да вы просто идеальная пара! — фыркнула Люся, развернулась на пятках и пошла вглубь базара.
Мы с тобой обменялись встревоженными взглядами, ты кивнул и я как-то без сомнений поняла, что могу бежать к сестре, а сосну ты посторожишь.
Люсю я догнала у ларька с чаем и кофе, она встала там в очередь и терпеливо ждала, обиженно сопя. В её глазах прямо сверкали звёздочки обидных слёз, и у меня сердце разрывалось от этого вида.
— Люсь?
— Что?
— Ты чего?
— Не хочу говорить!
— Люсь, проблемы так не решают.
— У меня нет проблем. Бери уже свою ёлку и пошли домой, я замёрзла.
И я была на грани извержения эмоций! Всегда этот человек так поступал, пихал своё дурное настроение прямо под нос, хвастался им! Вот, смотрите! Носитесь со мной! Люся — тяжеленная как шкаф, стоит ей только чутка разобидеться и сил на борьбу с ней — нет. Сейчас — нет.
Я стала закипать, так что ногти вонзились в ладони.
— Люся, — прошипела, чтобы начать высказываться, а она вышла из очереди и пошла к ростовому снеговику из надувных шаров.
— Устала. Горло болит. Пошли уже!
И она не дала мне выплеснуть эмоции.
Ты купил сосну сам, даже не сказал за сколько, и, когда мы нашли тебя на парковке, уже пихал дерево в свою тачку, пачкая смолой салон. Я смерила взглядом сверкающую и совершенно новенькую тачку, которую приметила ещё тогда, у “Почты”, и только теперь задумалась: “Откуда?”.
— Я думала, наш Лев тебя не спонсирует…, — пробормотала я.
— А он и правда не спонсирует.
Ты взял за плечи надувшегося Люсю-колобка и силой усадил на заднее сиденье.
Потом отправил меня на переднее и обошёл машину, чтобы сесть за руль.
— Так, дамы. Вы разодеты для приключений, я сразу понял! Уговорили, едем развлекаться!
— Я хочу домой! — тут же заголосила Люся.
— Да, да, не стоит благодарностей! — ты поймал её взгляд в зеркале заднего вида и подмигнул.
— Я. Хочу. До…
— Ты боишься, что останешься одна, — и ты улыбнулся, а я в ужасе зажала рот рукой.
Правда свой, вместо твоего, так что нифига не сработало.
— Чего-о?.. — провыла Люся.
— Ну как же, у тебя есть сестра. И вам вдвоём хорошо. Ты вьёшь из неё верёвки и делаешь вид, что…
— Останови!!
— … вид, что тебе всё без разницы. А тут сестра влюбилась…
— Я не влюбилась!
— Я хочу домой! — одновременно с Люсей возмутились мы, а ты дьявольски захохотал.
— … и вот-вот станет счастливой занятой женщиной. И ты боишься, что тебя опять куда-то спихнут, — ты говорил так, будто это были не страшные вещи, а какие-то совсем простые расклады.
— Какого хрена! — хором проорали мы с Люсей, а ты довольно улыбнулся.
— Сёстры, — протянул ты, вывернул громкость, так что мы обе согнулись, зажав уши, и стал барабанить по рулю, отбивая ритм новогодней песенки.
***
Снова твой дом, но теперь у нас в багажнике мёрзнет ёлка, а на заднем восседает, скрывшись за торчащими в салон лапами, обиженная Люсьен.
— Дебильно…, — прошипела она.
— Что?
— Всё! Где ты этого…. нашла? — она гневалась, а ты смеялся.
— Поверь, я сама не в восторге… Видимо, мы согрешили.
Мы с Люсей были в машине одни, ты заблокировал двери, чтобы не сбежали, а сам открывал ворота, разгребая сугробы.
— То, что он сказал — неправда, — пробурчала Люся, утыкаясь носом в шарф.
— Всё норм. Правда это или нет, но… такого не будет. Я обещаю, милая.
— Не говори мне милая!
— Да тебе палец в жопу не сунь! — воскликнула я, неожиданно выдав любимую бабушкину присказку, и мы обе закатились в смехе.
Уже прошло сто лет, как мы такого не слышали и теперь было ужасно смешно вспоминать старые добрые времена.
Ты вернулся в машину, заехал во двор, в гараж и повернулся к нам.
— Всё, бегом в дом!
— Нас там ждёт экономка? Анна Викторовна? — спросила я.
— Чего? — ты расхохотался и моя улыбка угасла. — Это бабушка моя была! Мамина мама. Попросил её подыграть, даже заплатить пришлось... обнимашками. Всё, харе болтать, выметайтесь! Нам ещё сосиски жарить, глинтвейн варить, ёлку наряжать.
— Какую ёлку? Мою? — я насторожилась, а Люся на заднем сиденье пританцовывала от восторга.
— Нет, мою. Не у тебя одной есть ёлка. Пошли уже, труба зовёт! Будем мангал разжигать! Сначала еда — потом развлечения. И сегодня будет мясо!
Глава двадцатая, всякое откровенное
А во-вторых, иногда я всё-таки думаю, что он скучает.
И что он одинок. Пусть кричит на меня, сколько влезет,
думаю ему это необходимо. Любовь у него такая. Крикливая.
(Егор спустя час от начала этой главы)
Мы с Люсей сами не заметили, как оказались втянуты в готовку. Нанизывали на шампуры сосиски и косились друг на друга, будто хотели получить хоть какое-то объяснение этому странному поведению. Увы. Ты нас зомбировал, не иначе.
Я сварила глинтвейн и приготовила для Люси сладкое сливочное пиво, и мы... молчали. Не ссорились, ни о чем друг друга не спрашивали. Просто делали то, что ты нам велел и думали о своём. Люся достала наушники, я включила на ютубе видео. Это было даже более семейно, чем то, что мы могли бы делать дома. Странный, уютный, дружелюбный мир.
Ты пришёл весь раскрасневшийся с холода и я не удержалась, прижала горячие ладони к твоим ледяным щекам, а ты накрыл мои руки своими.
— Как мило, — фыркнула Люся и вышла из комнаты. Она была не то разобижена, не то ей стало неловко.
— Не догоняй ее, — тихо сказал ты, утыкаясь носом в мою тёплую ладонь и вдыхая запах апельсинов, которые я резала на глинтвейн.
— Она такая одинокая иногда...
— Я тоже! — ты коснулся моей кожи губами. Потом ещё раз и ещё, — Но она должна без тебя справиться, а я нет.
— Бедный ты бедный... - засмеялась я.
— Нет, очень богатый! С такими-то поварихами! Всю кухню уделали! А Люсе нужно немного... зрителей.
— То есть?
— Я не уверен, но есть ощущение, что она просто хочет быть услышанной, но при этом оставаться невидимкой. И оставаться собой. И продлить детство. И стать взрослой. И решить, что с ней будет в будущем. И сделать это так, чтобы не стать худшей. Быть кем-то любимой, и не стать предметом для насмешек. У неё тупо в голове суп. Окрошка. И ты вряд ли ее поймёшь. Ты не знаешь, чего она боится или на что надеется в конкретный момент времени. Сегодня одно, завтра другое.
— Откуда ты все это знаешь? Только не говори, что тоже был подростком или что у тебя есть... сын.
— Не, будь у меня сын я бы этого не знал, - засмеялся ты, - У меня две причины. Первая, по факту все ещё студент и сам не вырос. Вторая, у меня есть брат, который любит накуриться и раскрыть все сердечные тайны. В общем... ему некому больше излить душу кроме меня.