Враг рода человеческого - Хольбайн Вольфганг. Страница 37

Бреннера охватили противоречивые чувства и мысли. Чувство, что он находится в своего рода заточении, все еще не покидало его, но одновременно он испытывал облегчение, граничащее с эйфорией, и почти истерическую радость жизни, которую он привык за тридцать лет существования на этом свете воспринимать как нечто само собой разумеющееся. Он так явственно и отчетливо, как никогда, воспринимал свое тело — каждый квадратный сантиметр своей кожи, каждый волосок, каждый электрод подключенного прибора, каждую введенную в него иглу, каждый наложенный бинт. И в этот момент Бреннер понял, сколько болевых точек в нем гнездится до сих пор. Но даже эта боль в некотором смысле была приятна, потому что давала ему ощущение жизни, свидетельствуя о том, что он все еще существует на этом свете. Боль — это, конечно, — зло, но куда большее зло для человека — вообще ничего не чувствовать. Бреннер, кроме того, замечал теперь то, чего три дня назад не заметил бы, даже если бы его ткнули в это носом: он различал каждую мельчайшую пылинку на прикроватном столике, тончайшие царапинки на хромированной поверхности спинки кровати, каждое отдельное волокно на своих бинтах.

Конечно, о полном восстановлении функции зрения еще не могло быть и речи. Зона видимого Бреннером пространства расширилась всего лишь с четырех метров до пяти. Но врач был прав: зрение постепенно возвращалось к нему.

Он очень осторожно повернул голову и взглянул направо. В этом направлении видимый им мир тоже расширился на один метр, и теперь Бреннер вместо пелены серого тумана явственно различил стену, оклеенную белыми обоями, и стоявший рядом с ней медицинский столик из хромированного металла.

Вид этой просто обставленной палаты подействовал на Бреннера отрезвляюще. Технические медицинские средства, используемые для его лечения, были не столь впечатляющими, как ему казалось. На столике стояли три прибора размером с коробку из-под обуви, которые были соединены проводами между собой и подключены к нему. Один из приборов выглядел очень старым и потертым. Бреннер даже был слегка разочарован. После всего, что он пережил, Бреннер, по его мнению, заслуживал все же большего внимания. Хотя, с другой стороны, мог ли он ожидать лучшего ухода, будучи обыкновенным пациентом, не имеющим туго набитого кошелька?

Приободрившись, он сделал еще одно усилие для того, чтобы сесть на постели. Один из хромированных аппаратов на столике тут же сердито запикал, и несколько контрольных красных лампочек лихорадочно замигали. Однако это, по всей видимости, вовсе не был сигнал тревоги, поскольку реакции медперсонала на показания медицинских приборов не последовало. Или приборы вышли из строя, или Бреннер в эти дни навоображал себе невесть что — придумав какие-то фантастические аппараты, к которым он якобы был подключен, но которых, как оказалось, вовсе не существовало в природе. Бреннер медленно подтянул ноги, сел поудобнее и попробовал поднять руки. Левое плечо Бреннера страшно болело, а в тыльной стороне правой ладони торчала игла, которая затрудняла каждое движение больного, так что при попытках шевельнуть рукой у Бреннера на глазах навертывались слезы. Он никогда не умел мужественно переносить боль.

И все же Бреннер сжал зубы и, превозмогая жгучую боль в левом плече, попытался вытащить иглу из руки. Но его попытка не увенчалась успехом. Боль была такой сильной, что даже не столь отъявленный трус, как Бреннер, не смог бы ее вытерпеть.

Оставив иглу в покое, Бреннер после секундного размышления вырвал из капельницы тонкую пластмассовую трубочку, крепившуюся иглой к его руке. Из нее на простыни полилась струйка бесцветной жидкости.

Бреннер несколько мгновений наблюдал за этим, а потом, будучи человеком, любящим порядок, завязал на конце трубки узел, чтобы из нее не капала жидкость. Бросив взгляд на приборы, он убедился, что мерцание красных огоньков прекратилось.

Возможно, сигнал тревоги до сих пор звучал где-нибудь в помещении для санитаров, расположенном в другом конце коридора, но оттуда никто не явился.

Бреннер осторожно отбросил в сторону край одеяла, опустил ноги и поморщился, когда его голые подошвы коснулись ледяного пола. Пальцы ног Бреннера свела судорога, так что он вынужден был оторвать на секунду ступни от пола и затем опереться лишь на пятки. Поколебавшись несколько секунд, он довольно неловко сорвал левой рукой датчики, прикрепленные пластырем к груди в области сердца и к правому виску.

Теперь уже непременно приборы должны были забить тревогу, но хромированные ящики, стоявшие рядом с его кроватью, оставались все такими же безучастными. Вот вам и чудеса техники!

У Бреннера слегка кружилась голова, но это было неудивительно, ведь он три дня пролежал без движения и впервые за это время сел на кровати. Бреннер два раза сделал глубокий вдох и выдох, а затем снова храбро поставил свои ступни на ледяной пол и попробовал встать.

Кто осмелится утверждать, что на свете больше не существует чудес? Бреннер, оказывается, мог не только совершенно самостоятельно стоять, но и чувствовал себя способным совершить небольшую прогулку, на которую он сразу же и отправился. Судорога перестала сводить пальцы его ног Результат предпринятых им усилий был потрясающим — он дошел до окна и при этом совершенно не устал. Более того, он чувствовал себя более бодрым. Теперь он мысленно сравнивал свой организм с машиной, которая работала на холостом ходу до тех пор, пока не получила небольшой толчок, после чего легко тронулась с места. Может быть, его вообще зря отправили в больницу? Может быть, его скорее следовало отправить в авторемонтную мастерскую?

Его мысли все еще путались, вращаясь по замкнутому кругу нелепых сравнений и ассоциаций, как у шизофреника. Однако сквозь них все слышнее становились другие голоса, свидетельствующие о серьезных сдвигах его сознания. Эти голоса вели между собой замысловатые разговоры, смысл которых не всегда был приятен Бреннеру.

Так, например, один голос внушал ему, что у него в голове настоящая каша, и вообще он, пожалуй, скоро получит еще пару ушибов, и ему из-за этого придется задержаться в больнице. Другой же голос настаивал на том, что он находится вовсе не в больнице, а в заточении, хотя этот голос умалчивал, где именно, у кого и по какой причине.

Бреннер поморщился, приказывая нестройному хору голосов, одолевавших его, молчать, и сосредоточился на окне. Оно было закрыто черным экраном, поставленным здесь, по-видимому, совсем недавно и в страшной спешке. Это были, по существу, дешевые бумажные жалюзи, которые поднимались при помощи обыкновенной веревки. Бреннер попытался поднять их, но это было не так-то просто сделать одной рукой. Экран перекашивался, но ни йоту не приподнимался. Однако в конце концов Бреннеру удалось сделать небольшую щелку внизу, сквозь которую он, пригнувшись, мог выглянуть во двор.

Но то, что он увидел, вызвало у него разочарование. За окном до сих пор царила зимняя непроглядная тьма. Даже здоровые глаза не могли бы в ней рассмотреть ничего, кроме теней и каких-то смутных очертаний. Однако в этой мгле Бреннер уловил отличие земли от неба: темнота вверху была не такой насыщенной, как внизу, и ему даже удалось разглядеть несколько звезд. Хотя, впрочем, они горели не на небе, а внизу. Это были уличные фонари. Фантастика! Еще вчера он, пожалуй, не смог бы увидеть горящий уличный фонарь, даже если бы наткнулся на него. Как видно, ему все же не понадобится тратиться на собаку-поводыря.

Бреннер стоял несколько секунд у окна, наслаждаясь открывающимся из него видом — хотя последнего по существу не было — и чувствовал прилив сил. До сих пор в больнице не была поднята тревога, и к нему в палату не сбежались ни медсестры, ни санитары в белых спортивных тапочках и со смирительными рубахами в руках. Наверное, все же диагностический компьютер — или как там назывался прибор, стоявший рядом с его кроватью, — действительно вышел из строя.

И, возможно, именно в этом заключалась причина того, что он себя так хорошо чувствовал.