Враг рода человеческого - Хольбайн Вольфганг. Страница 57

Конечно, Бреннер и сам знал, что все это означало. Он не мог пока, правда, предположить, кого именно убил Салид и за что, но он внезапно вспомнил слова Салида, сказавшего: “Я совершил ошибку, вот и все”. О Боже, неужели этот безумец мог назвать убийство человека так коротко — “ошибкой”? Однако Бреннер понимал, что сейчас бессмысленно задавать себе подобные вопросы.

— Думаю, он говорит правду, — произнес чей-то голос, и хотя Бреннер всего лишь один раз слышал его, он сразу же узнал по нему Йоханнеса, проникшего вчера ночью в его палату и представившегося Бреннеру священником этой больницы.

— Что вы хотите этим сказать? — резко бросил ему Шнайдер.

Бреннер повернул голову в том направлении, откуда донесся голос, и с изумлением заметил, что видит намного лучше, чем всего лишь минуту назад. Препарат, который ему вливали в вену, вероятно, очень быстро терял силу своего воздействия. Или, может быть, здесь просто было светлее.

— У меня сложилось такое впечатление, что тот человек не был знаком с Бреннером, — ответил Йоханнес.

— Кто знает, возможно, вы и правы, — заметил Шнайдер. — Лично я начинаю задавать себе вопрос: а не могло ли так случиться, что вы, патер, были знакомы с убийцей?

У двери, ведущей на лестничную площадку, послышалось тихое царапанье, однако его услышал не только Бреннер. Шнайдер сразу же умолк на полуслове, а оба санитара удивленно повернули головы в ту сторону. Через секунду тот же шум повторился, и на этот раз Бреннер понял, что кто-то скребет ногтем по рифленой поверхности армированного стекла. Шнайдер, вероятно, тоже сразу же догадался о природе этих звуков и, сделав знак остальным молчать, указал на закрытую дверь. Один из санитаров — парень со зверским выражением лица, тот, который чуть не придушил Бреннера в кабине лифта, — устремился к двери и взялся за ручку. Должно быть, Салид задумал не совсем удачный трюк. Хотя, с другой стороны, Бреннер с трудом представлял себе, как может такой человек, как Салид, допустить подобную оплошность.

В тот же момент к двери подошел второй санитар и стал рядом со своим коллегой, приготовившись к атаке. Но когда дверь распахнулась, Бреннер понял, что ошибку совершил вовсе не Салид.

Дверная створка, обшитая по краю металлическими полосами, распахнулась так стремительно и с такой силой, что со всего размаха ударила санитара в лоб, и он, отлетев, упал на пол. А затем дверь откинула далеко в сторону и второго санитара, который еле удержался на ногах. Практически в ту же секунду в дверном проеме появился Салид, он устремился ко второму санитару и молниеносным ударом сбил его с ног. Санитар упал на пол, с удивительной ловкостью повернулся на спину и вскочил на колени, собираясь снова подняться на ноги. Но тут Салид вскинул правую руку и направил на санитара ладонь, словно оружие. Тот окаменел, превратившись в соляной столб. Это было довольно странное и смешное зрелище. Хотя, с другой стороны, жест действительно выглядел очень угрожающим, и у всех присутствующих создалось такое впечатление, как будто Салид и вправду держал в руке оружие.

— Ради всего святого, что вы… — начал было Шнайдер.

Салид резко повернулся к нему, и Шнайдер тут же замолчал. А затем террорист кивнул Бреннеру.

— Прекрасная работа, — похвалил он. — А теперь нам надо уносить отсюда ноги. Боюсь, что эти ребята уже вызвали полицию.

— Можете быть в этом уверены! — подтвердил Шнайдер. Если бы Бреннер не остолбенел в изумлении от слов Салила, он поразился бы мужеству доктора, так смело говорившего с террористом.

— А теперь — вперед! И как можно быстрее! — и Салид сорвался с места, стараясь увлечь за собой Йоханнеса, но священнослужитель вырвался из его рук и отбежал в сторону.

— Нет! — крикнул он в ужасе.

Салид, похоже, действительно был ошеломлен подобной реакцией.

— Но я полагал, что мы с вами союзники.

— Я не заключаю соглашений с убийцами.

— Убийцами? О чем вы говорите? Я никого…

— Вы убили Александра, — заявил Йоханнес, не дав Салиду договорить.

— Убил? Так, значит, он мертв? — растерянно спросил Салид, а затем пожал плечами. — Я не хотел его убивать. Мне очень жаль.

— Да, это сразу бросается в глаза, — съязвил Шнайдер, но Салид не удостоил его взглядом.

Две или три секунды террорист, качая головой, с выражением искреннего сожаления смотрел на Йоханнеса, а затем отступил на полшага назад и опустил правую руку в карман своего жакета.

— Жаль, — сказал он, — но если иначе не выходит, то…

Жест, знакомый по тысячам детективных фильмов, произвел на Йоханнеса соответствующее впечатление. Он вздрогнул и, должно быть, побледнел, однако Бреннеру было трудно разглядеть его лицо. Но несмотря на свой испуг, священнослужитель через мгновение снова покачал головой.

— Вы не выстрелите в меня, — заявил он, однако его голос так сильно дрожал, что эффекта, на который рассчитывал Йоханнес, явно не получилось. — Я нужен вам живой, а не мертвый.

Салид, не вынимая руки из кармана, пошевелил ею так, что тонкая вязаная ткань заметно оттопырилась.

— Вы хотите поспорить со мной, поставив на кон свою жизнь?

Бреннер знал, что у Салида нет оружия: на нем был жакет с чужого плеча. Бреннер отлично видел, как террорист бросил махровый халат на пол, ничего не переложив из его карманов в карман надетой им верхней одежды. Нет, у него не было оружия.

Однако Йоханнес не мог знать об этом. Он помолчал еще несколько мгновений — поскольку сразу же сдаться ему мешала гордость — и затем наконец кивнул.

— Ну хорошо, я подчиняюсь грубой силе. Но все равно я должен высказать вам протест. Ваши действия я квалифицирую как похищение!

— Согласен, — смиренно произнес Салид. — Но это мы обсудим позже. Если останемся живы. Похоже, нам предстоит пережить серьезную перестрелку, — и Салид указал свободной рукой в сторону выхода. — Вы слышите? Это полиция, она уже здесь.

Бреннер тоже услышал приближающийся вой сирены. Он был еле слышен, но быстро нарастал. Похоже, Салид обладал столь же тонким и чутким слухом, как и сам Бреннер. Да к тому же он прекрасно видел.

Салид нетерпеливо махнул свободной рукой и направил воображаемое оружие, которое он будто бы держал в кармане, на Бреннера. Бреннер отлично знал, что у Салида нет оружия. У него не могло быть оружия! Но, с другой стороны… Салид некоторое время отсутствовал и мог достать себе какой-нибудь пистолет или что-нибудь в этом роде. Почему бы нет? Хотя вряд ли… Шанс на то, что в кармане его жакета находилось оружие, а не пустая рука, был слишком ничтожен. Хотя все же сохранялся один процент из ста. И Бреннер, не подчинившись террористу, мог запросто погибнуть. Ведь тому уже нечего терять.

Когда они выбежали из клиники и свернули направо, вой полицейской сирены был уже хорошо слышен.

Когда Вайкслер снова очнулся, он почувствовал, что прошло полчаса — не меньше. Его внутренние часы продолжали отсчитывать время. Вокруг царила жуткая звенящая тишина. На мгновение Вайкслеру показалось, что он просто оглох. Но тут он пошевелился и услышал тихие шорохи, которые производило его тело при движении. Он открыл глаза, повернулся на бок и сел.

Электрический свет погас, и Вайкслер не многое мог разглядеть в серых густых сумерках, струящихся в комнату сквозь разбитое окно и смутно отражавшихся в осколках стекла, валявшихся на полу, и в насыпавшемся тонким слоем снегу. Вьюга уже утихла. Сквозь разбитое стекло в помещение уже не летели снежинки, и это тоже играло на руку мертвой звенящей тишине, установившейся вокруг. Возможно, эта тишина казалась Вайкслеру странной и жуткой еще и потому, что в его ушах до сих пор стоял оглушительный вой бурана.

Вайкслер старался не оборачиваться к окну, потому что, кроме воспоминаний о снежном буране, в его памяти сохранились воспоминания о мертвом дежурном офицере, перевесившемся через подоконник. Вайкслер подозревал, что это был не единственный труп, лежащий поблизости. Он осторожно подошел к двери и, нашарив выключатель, щелкнул им, однако свет не зажегся. Возможно, автоматные очереди разбили лампы, но вероятнее всего сгорели пробки. В коридоре тоже было совершенно темно.