Враг рода человеческого - Хольбайн Вольфганг. Страница 8

Салид холодно усмехнулся.

— Возможно. Поэтому не будем терять время, — сказал он и указал дулом винтовки на обитую сталью дверь, расположенную в стене рядом со звездно-полосатым флагом. — Нас интересует содержимое вашего сейфа, генерал. Будьте так добры, откройте дверь.

— Пошел ты в задницу, — спокойно сказал генерал, не повышая голоса.

Салид нажал на курок, раздался глухой выстрел, и на синем мундире генерала, там, где билось его сердце, появились маленькие черные отверстия, расположенные на одной прямой, из которых медленно выступила темно-красная кровь. Долю секунды генерал все еще смотрел на своего убийцу широко раскрытыми глазами, а затем повалился на письменный стол, глухо стукнувшись головой о столешницу, обтянутую зеленой кожей, и забрызгав ее кровью.

— Итак, приятель? — голос Салида звучал почти весело, а дуло его винтовки было направлено на еще одного молодого солдата, находившегося в комнате. — Может быть, ты порадуешь нас и откроешь эту дверь?

Солдат колебался. В правой руке он все еще сжимал револьвер, который выхватил из кобуры в тот момент, когда террористы ворвались в комнату. На лице молодого человека так ясно отражались все обуревавшие его мысли, что Салид без труда читал их. Солдат понимал, что у него нет шансов оказать достойное сопротивление. Черты его лица исказил страх.

— Стреляйте! Вы можете меня застрелить, но вам все равно не выбраться отсюда, — произнес он дрожащим голосом.

Салид молча наблюдал за ним несколько секунд, а затем быстро обошел стол, схватил молодого человека за шиворот, поднял со стула и припер к стене.

— Открывай! — произнес он. Солдат замотал головой.

— Я не могу это сделать. Только гене…

Раздался выстрел, солдат завопил, упал, скорчился и схватился обеими руками за свою простреленную коленную чашечку. Салид холодно усмехнулся, перевернул ногой раненого на спину и приставил дуло винтовки к другому колену молодого человека.

— Что скажешь, приятель? — спросил он. — Или ты хочешь, чтобы я снова нажал на курок?

— Не надо, прошу вас, — застонал солдат. Его лицо посерело от боли. Он начал всхлипывать. — Пожалуйста, не надо…

— В таком случае открывай!

Салид держал теперь винтовку в одной руке, а другой ухватился за отвороты военной формы раненого и рывком поднял его на ноги. Получив сильный толчок в спину, солдат отлетел к стене, ударился головой о дверь стенного сейфа и закричал от боли. Но он тут же покорно поднял руки и начал дрожащими пальцами набирать нужную комбинацию цифр на замке сейфа. Раздался тихий щелчок, и стальная дверь распахнулась.

— Ну вот видишь, — добродушно сказал Салид. — Оказывается, вести себя разумно — дело выгодное.

В глазах молодого солдата, страдавшего от невыносимой боли, мелькнула тень надежды. Салид подождал, давая возможность искре этой надежды разгореться в пламя, а затем нажал на курок.

— Мне жаль, малыш, — сказал он, равнодушно глядя на убитого, — но ты слишком уж доверчив.

Краешком глаза Салид заметил, что его напарник бросил на него при этих словах удивленный взгляд. Это разозлило Салида, хотя он хорошо понимал своего приятеля. Пошлые высказывания подобного рода были обычно не в его стиле. Одной из причин успеха в этом кровавом ремесле являлась не только методичность в выполнении задания, но и исключительное хладнокровие Салида, с которым он действовал словно машина, убивающая потому, что она запрограммирована на убийство, а не потому, что убийство доставляет удовольствие или вызывает отвращение. Кроме того, Салид не выносил глупость в любом ее обличье, а подобные сентенции иначе чем глупыми нельзя назвать. Они как будто были взяты из плохих бестселлеров или второсортных детективных фильмов, а не из суровой реальности.

Салид удивлялся самому себе. И тревожился. Каким бы ничтожным ни был в глазах террориста промах его главаря, подобное поведение все же выходило за рамки нормы, а все невписывающееся в эти рамки беспокоило и нервировало Салида.

Следующей ошибкой, которую отметил про себя Салид, было то, что он вот уже целых пять секунд стоял перед открытым сейфом, смотрел в него и ничего не видел. Проклятье! Что с ним происходит?

Салид тряхнул головой и попробовал сосредоточиться на содержимом встроенного в стену сейфа. В нем лежало то, что обычно находится в подобных сейфах на территориях подобных баз: два скоросшивателя с документами, которые Салид не тронул, небольшая сумма наличных денег — Салид тоже не прикоснулся к ним — и папка из темно-красной кожи с бумагами, которые террорист тут же схватил и быстро перелистал Это были четыре страницы машинописного текста, каждая из которых аккуратно вложена в прозрачную пластиковую обложку и сверху помечена бледно-красным грифом “СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО”.

Салид застегнул замочек на папке, снова заглянул в сейф и извлек из него видеокассету, а также небольшую, но поразительно тяжелую капсулу из хромированного металла. Обе эти находки он не задумываясь сунул в карман своей куртки. Следуя абсурдной в данной ситуации потребности соблюдать порядок, Салид аккуратно закрыл сейф и обернулся к своему приятелю.

— Пошли! — бросил он.

— И это… все? — спросил его напарник.

И тут Салид снова поступил против своих правил: вместо того чтобы проигнорировать вопрос, он ответил на него.

— А чего ты, собственно, ждал, браток? — насмешливо сказал он. — Атомную бомбу?

Террорист еле заметно поежился. Вероятно, он воспринял непривычные насмешливые нотки в голосе Салида как знак того, что тот на что-то сердится. Парень молчал, но в его глазах отражался вопрос, который он не осмеливался задать вслух: “И ради этого мы рисковали своей жизнью?”.

Салид привел террориста в еще большее замешательство тем, что вслух ответил на его немой вопрос.

— Ты прав, браток, это всего лишь бумажки, но когда они попадут в нужные руки, то, возможно, станут опаснее бомбы. По крайней мере, для наших врагов, — он спрятал папку под куртку и указал на дверь: — А теперь нам надо как можно быстрее убраться отсюда.

На этот раз второй террорист не стал возражать. Никто не осмелился бы возразить Салиду во второй раз.

Впервые за время их пешего перехода — с тех пор как они бросили машину на дороге — в голову Бреннера пришла мысль, что эта прогулка может кончиться действительно очень плачевно. Мороз усиливался. Небо начало приобретать мрачный грязно-серый цвет, который ясно говорил о том, что потепления не предвидится, а это означало, что путникам грозит переохлаждение, обморожение пальцев на ногах, воспаление легких и сильный жар.

Бреннер поморщился. Их положение было и без того серьезным, поэтому ему не следовало пугать себя возможными последствиями, впадая в панику. Они шли уже двадцать минут. Какое расстояние может пройти человек за двадцать минут? Один километр? Или, может быть, два? Во всяком случае, не больше. А между тем дорога, простиравшаяся перед ними, была все такой же пустынной и сверкала безупречно белым снежным по кровом. Нигде не было видно ни одного указателя, ни одного перекрестка, ни малейшего признака человеческого жилья.

Он обернулся на ходу и бросил взгляд назад: деревья, снег, и опять деревья и снег. Очень мило. Такой пейзаж выглядел бы вполне романтично на почтовой открытке или на настенном календаре. Но когда шагаешь с мокрыми ногами по холодному снегу, проваливаясь в нем по щиколотку, то начинаешь воспринимать красоты природы совсем по-другому. Теперь, по крайней мере, снег не набивался ему в туфли — они уже были полны до краев.

Бреннер окинул взглядом две цепочки следов, оставленных им и Астрид. Они выглядели довольно странно. Его собственные следы тянулись прямой ровной линией вдоль обочины, в полуметре от нее. А цепочка следов Астрид была похожа на прочерченную в снегу синусоиду — на некоторых участках она шла параллельно его следам, затем внезапно отклонялась к середине дороги — это когда Астрид вдруг приходило в голову, что она должна подальше держаться от своего заклятого врага, взрослого человека — и наконец постепенно вновь сближалась с тропкой, протоптанной в снегу Бреннером. Это была траектория спутника, тщетно пытавшегося преодолеть силу притяжения более крупного небесного тела.