Враг рода человеческого - Хольбайн Вольфганг. Страница 81
— Что значит “он исчез”? — Кеннели еле сдерживался, чтобы не раскричаться. Ему это удалось только потому, что несмотря на свое превосходное произношение, он с большим трудом изъяснялся на чужом языке. Строй этого языка казался ему ужасно сложным, а правила просто вычурными.
В данный момент Кеннели, однако, не был настроен рассуждать над грамматическими сложностями немецкого языка. Он собрал всю свою волю в кулак, чтобы не сорваться с места и не схватить этого идиота за шиворот. С каким наслаждением он вытряс бы из него душу.
— Но это действительно так! — оправдывался врач, стоявший напротив него.
— Я сам не понимаю, но он… когда я возвращался к машине, вышел мне навстречу! Просто встал и вышел из машины!
— Просто, вы говорите? — кипятился Кеннели. — А почему вы не попытались задержать его?
— Задержать? — врач недоумевающе заморгал глазами. — Но зачем?
— К-как это з-зачем? — заикаясь переспросил Кеннели и открыл рот от изумления. На его лице отразился неподдельный ужас. На этот раз ему понадобилось несколько секунд для того, чтобы снова взять себя в руки. — Послушайте, мистер, еще пять минут назад вы мне сами рассказывали, что этот человек опасно ранен в грудь. Вы утверждали также, что он парализован! А сейчас вы говорите, что он встал и пошел как ни в чем не бывало!
— Я понимаю, что это звучит довольно странно, — ответил врач. — Но так все оно и было на самом деле! Я… я сам ничего не понимаю!
В его голосе звучало страдание, и если бы Кеннели не был так взбешен, он, возможно, почувствовал бы к этому человеку жалость. Доктор выглядел не просто растерянным, а ошеломленным, потрясенным до глубины души. Но раздосадованный Кеннеди не имел ни малейшего желания приглядываться к врачу. Он был настроен агрессивно и решительно.
— Мне кажется, вы во многих вопросах просто некомпетентны, — сказал он, сознательно стараясь оскорбить доктора. — Вы не профессионал, доктор!
Выражение растерянности в глазах врача скорой помощи сменилось изумлением, а затем в них отразилось возмущение. Но Кеннеди не дал ему возможность возразить, он резко повернулся и зашагал прочь, не говоря ни слова. Он слишком ценил свое время, чтобы тратить его на пустые разговоры и ненужные споры. Кроме того, он добился того, чего хотел — сорвал зло и раздражение на этом бедном парне, который ничего не знал обо всем этом деле. Кеннели понимал, что это был дешевый триумф, который шел ему скорее во вред, чем на пользу.
Он направился энергичным шагом к машине скорой помощи, которая стояла на другой стороне улицы, но на полпути к нему подошел один из его людей. Он выглядел очень взволнованным и обеспокоенным. Кеннели сразу же догадался о причине его волнения.
— Телефон уже накалился добела от бесконечных звонков, сэр, — без предисловий начал агент. — Нам нужно принимать какое-то решение. Немецкие власти не желают больше оставаться в стороне.
“Немецкие власти могут идти в задницу”, — подумал Кеннели, а вслух сказал:
— Успокойте их как-нибудь. Черт возьми, вас же учили, как поступать в подобных ситуациях. Или нет?
“Никак нет”, — ответил ему взгляд молодого человека. И это было чистой правдой. Агентов ЦРУ обучали действовать в различных ситуациях — более того, во всех мыслимых ситуациях, за исключением той, при которой в густонаселенном городе на территории дружественной страны велись боевые действия. Молодой агент был достаточно умен и не стал высказывать вслух свои возражения, он только покачал головой и продолжал:
— Не знаю, как долго еще мне удастся сдерживать их. Начальник полиции угрожает снять наше оцепление с городских улиц силой, если мы не будем пропускать на место событий его людей.
“Это все из-за вертолета, — подумал Кеннели. — Ах, этот чертов вертолет! Смиту не следовало настаивать на его использовании”.
Кеннели легко мог представить себе, что сейчас происходило в местных полицейских участках. Они, конечно, слышали выстрелы — более того, черт возьми, они слышали автоматные очереди! — а если этого было недостаточно, чтобы до смерти перепугать их, дело довершил боевой вертолет! Смит, должно быть, совершенно спятил, если позволил применить боевой вертолет для обстрела жилого дома посреди города! Но Смит мертв и, как видно, отдуваться за все придется ему, Кеннели. Вся ситуация грозила вот-вот выйти из-под его контроля. Если и дальше она будет развиваться по тому же сценарию, то, пожалуй, завтра же утром его спросят, как могло получиться, что немецкие полицейские и агенты ЦРУ стреляли друг в друга, а не действовали в этой операции сообща.
Этого нельзя было допустить.
— Ну хорошо, — сказал Кеннели, — я сам поговорю с ними. Задержите их еще на пять минут. Скажите, что я сам свяжусь с ними, а до тех пор мы, мол, ничего не будем здесь предпринимать. Или еще что-нибудь в этом роде. Мне необходимы эти пять минут.
Похоже, слова Кеннели так и не убедили агента, но он не стал возражать, повернулся и быстро скрылся в том направлении, откуда пришел.
Кеннели задумчиво посмотрел ему вслед, но его взгляд был рассеянным. Он, не видя, глядел в пространство перед собой. И, судя по выражению лица, агента сейчас одолевали тяжелые мысли. Наконец он на мгновение закрыл глаза, глубоко вздохнул и его рука скользнула в карман куртки. Кеннели достал оттуда маленький радиотелефон. Сделав несколько шагов в сторону от припаркованных у обочин машин, он набрал очень длинный номер. Набирая его — а в последние дни он делал это все чаще, что само по себе было показательно и не могло не вызывать беспокойства, — Кеннели чувствовал, как в его душе растет тревога. Ему стало не по себе. Движения Кеннели заметно замедлились по мере того, как он приближался к последней цифре номера. Перед последней цифрой он замер на мгновение.
Ему ответили на том конце провода прежде, чем он успел снять палец с кнопки телефона. Это еще больше встревожило его. Раньше все было иначе. Он порой довольно долго ждал, прежде чем на том конце провода брали трубку, а иногда и вообще не отвечали. Сейчас же человек, которому он звонил, так быстро ответил ему, что объяснение этому могло быть только одно: он ждал звонка Кеннели, положив руку на телефонную трубку.
— Да?
— Смит мертв, — сказал Кеннели без предисловий.
Секундная пауза.
— Как это случилось?
— Не знаю, — ответил Кеннели. Внезапно ему в голову пришла мысль о том, что он должен рассказать своему собеседнику о полученной им от Хайдманна информации, но Кеннели тут же отказался от этой мысли. Иначе ему пришлось бы рассказать и о странном исчезновении Хайдманна. И хотя Кеннели отлично знал, что это происшествие вызовет большой интерес у его собеседника, он все же решил умолчать о нем. У него и без этого было здесь множество серьезных проблем. И похоже, что главные трудности и — осложнения ждали его впереди. Поэтому Кеннели коротко сообщил:
— Меня при этом не было рядом. Но он действительно мертв. И люди, которые были с ним, тоже.
Говоря это, Кеннели невольно понизил голос, хотя в этом не было никакой необходимости. Эту линию никто не мог прослушивать. А если даже кому-нибудь и удалось бы подслушать их разговор, этот человек ничего не понял бы. Под номером, который набрал Кеннели, в телефонных книгах значился номер большого виноградарского хозяйства в Тоскане, владелец которого даже не подозревал о существовании Кеннели, не говоря уже о том человеке, с которым говорил агент ЦРУ.
— А остальные?
— Салид еще в доме, — ответил Кеннели. — Мы все вокруг оцепили. Он не сможет уйти.
Три, четыре, пять… наконец, десять бесконечно долгих минут длилось молчание на том конце провода. Затем тот же спокойный, лишенный всяких эмоций голос, произнес:
— Убейте его. И обоих его спутников.
Кеннели был скорее испуган этими словами, нежели удивлен ими. Он подозревал, что получит именно это указание. Более того, он боялся, что получит его
— Это… не так просто, — помолчав, сказал он. — Боюсь, что не смогу это выполнить.