Мой плохой босс (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta". Страница 68

— Что ты о себе возомнила? — Злата окидывает меня презрительным взглядом. — Что, хочешь потребовать, чтобы я ушла с дороги? Развелась с ним? Девочка, знаешь, сколько таких, как ты, я уже прожевала и выплюнула?

О, вот и смена оружия. Да, я не ошибалась, жена политика — не особенно уступит самому политику. Но она позволяет себе быть той женщиной, которая вдохновила своего мужчину быть успешным. Его зеркало, в котором отражается его величие. Но кто сказал, что зеркало само по себе ничего не умеет?

— Таких, как я, ты не прожевала ни одной, — ухмыляюсь я, — ведь ни из-за кого у тебя отношения с мужем не портились, так ведь?

Лицо Златы темнеет от ярости — я все делаю правильно, сношу её барьеры.

Сколько у них проблемы? Месяц? Больше? Я не знаю уровня его самоконтроля, зато знаю, что вообще-то сессии два раза в неделю и обе построенные на болевых воздействиях — это дохрена. Проше нужно было на регулярной основе спускать пар. Как у него клеилось с женой, когда наши с ним сессии закончились?

И почему этот упрямый баран не взял себе другую госпожу? Господи, какими эксклюзивными навыками я вообще обладаю, что он не хотел никого, кроме меня? В чем было дело?

В чем бы оно ни заключалось — он не нашел себе никого другого. И его голодная потребность в унижении, эта жажда адреналина и игры начала подтачивать его изнутри.

И насколько же наша принцесса соскучилась по своему мужу? По возбужденному, дикому мужу, которым он всегда возвращался после сессий, когда он брал её на первой попавшейся поверхности, потому что терпеть сил не было.

А она всегда к этому готовилась!

Ей это нравилось. Нравилось настолько, что она даже приняла мое существование.

— Значит так, — замечательно, девочка включает «госпожу», она это умеет — с другими людьми, не с мужем, но она это умеет — и сейчас пытается перехватыватить контроль над диалогом.

— Значит так, — продолжает Злата Зарецкая выпрямляясь и прибавляя убийственности выражению своего лица, — ты сейчас берешь себя в руки и едешь к нему. Делаешь все, что ты делаешь обычно. Как можно лучше. И если он не разочарует меня вечером — возможно, я не скажу ему, что ты приезжала. Ведь он не будет этому рад, ты ведь знаешь, дорогая!

Ну, если бы действовал наш с ним контракт — да. Получалось бы, что я нарушаю правила конфиденциальности и лезу на запретную территорию, к семье, и совершенно резонно было бы ожидать, что после такого Прохор Зарецкий не оставит от меня мокрого места.

Но контракта у нас с ним больше не было. И наши с ним правила он нарушил первым.

— То есть тебя устраивает мое существование, так? — сладчайшим из всех моих медовых вариантов голоса, спрашиваю я. — Устраивает, что твой муж уже год ездит ко мне два раза в неделю. Устраивает то, что ты сама по себе его не интересуешь, не заводишь?

Если бы это был бокс — эта моя тирада была бы серией мелких ударов по корпусу. Причем часть ударов пришлась бы ниже пояса. И Злата даже отступает от меня на шажок, резко бледнея.

Больно. Ей больно. Так и должно быть. Да, она будет злиться на меня. Но и на него — тоже. И это мне просто необходимо.

Я всегда искала в нем того, кто заменит мне Верещагина. Того, кого на коленях перед собой хотела видеть с самой первой встречи.

И как-то сейчас выходит, что, возможно, это было чутье. Я чуяла в нем того, кто очень хочет, чтоб его наказали. И я его хотела. Наказывать. И не только.

Но все это время я удивлялась, как Проша выбрал себе именно Злату. Эту его нежную женственную фею, которая не повышает голоса, не опаздывает, и вообще не расстраивает мужа.

Если бы это был брак по расчету, договорной, я бы поняла, но это был брак, основанный на глубоких чувствах. Прохор Зарецкий обожал свою жену. Прохор Зарецкий, обожающий ползать в ногах у женщины, вылизывать её стопы и принимать из её рук боль в любом количестве.

Возможно ли, что все это время Прохор Зарецкий искал ту самую Госпожу, которую чуял в собственной жене и которую она так упорно подавляла?

— Хочешь, я расскажу, почему я стою здесь? — продолжаю я. — Потому что я пыталась с твоим мужем порвать. А он, представь, этому не обрадовался. Я была одной из его разовых девочек, из тех, с кем он легко прощался, а со мной он — не смог. Тебя это устраивает? Ты согласна, чтобы я и дальше продолжала с ним?

Нет. Не устраивает. Она пытается это скрывать, но её ярость прорывается на её лицо с боем.

Никто так не умеет выбесить женщину, как её явившаяся поглумиться соперница. Вот и у Златы Зарецкой, красивой, обворожительной, потрясающей женщины, крышечка на чайнике с закипающим самоконтролем подпрыгивает все выше.

Свою эпитафию я могу разглядеть на её лице. Ничего. Не страшно. В конце концов, если я ошибаюсь в расчетах — мне в любом случае конец. Проша постарается. Так что… Так что плевать.

— Итак, как ты там говорила, мне сесть в машину? И поехать к нему? Постараться как можно лучше? — не унимаюсь я. — Ты уверена? Он ведь ждет меня. Он заставил меня согласиться на эту встречу. Шантажом требовал. Хочешь, расскажу тебе, на что он пошел, лишь бы меня вернуть?

— Замолчи! — свистяще выдает Злата, глядя на меня глазами голодной пумы. Волшебно!

Имя мне Стерва — да! С большой буквы “С”. И без комментариев. Но я не могу придти к женщине, которая за четырнадцать лет в браке столько времени отчаянно скрывала свой голод, и с порога предложить ей взять и выдрать своего мужа. Нет. К этому нужно подвести. А терять мне все равно особо нечего.

И вот сейчас — я чувствую её голод. Кожей чувствую, как хищник чует другого хищника. Да — менее опытного, ничего в охоте не понимающего, но именно юные и неопытные — куда меньше контролируют свой голод, чем взрослые и умелые.

И возможно — именно это нужно ему. Её голод. Именно её. Тот, что вырвался на свободу лишь однажды, и слишком мало, чтобы Прохор Зарецкий мог распробовать как следует. Но он его в ней чуял. Хищник чует жертву, жертва — хищника…

Интересно, как она держится? Тайком учится иглоукалываниям, нарочно вгоняя иголки в самые болевые точки?

— Чего ты хочешь, говори? — цедит Злата. Воспитанная девочка. Я бы уже послала её нахер. Впрочем, ко мне никто «из постели Верещагина» не приходил. Антон дорожил всеми своими органами…

— А чего сейчас хочешь ты? — сладко улыбаюсь я.

Она молчит. Смотрит на меня с концентрированной ненавистью, едва заметно дрожит. И молчит. Хорошо держит лицо — многие бы уже не выдержали. Эта же — леди даже сейчас. Ну, кроме того, что обращается ко мне как к девке, но она наверняка считает, что это она делает оправданно.

И все-таки молчит…

Хорошие жены в таком не признаются?

Хотя, кто вообще бы сказал потенциальной сопернице, что хочешь побить её до синяков, а с любимого мужа — содрать кожу. Натурально, не метафорически. По маленькому клочку. И тоже — заживо.

Но это же так не по-женски!

— Я могу сейчас сесть в машину, — ровно произношу я, скрещивая руки на груди, — и сделать то, что ты сказала. И он приедет к тебе — такой же, каким обычно от меня приезжает. И ты продолжишь жить и знать, что где-то там есть я, без которой твой муж жить не может. А можем сделать по-другому… Так, что после этого вечера никого, кроме тебя, для него существовать не будет. А про меня он даже не вспомнит.

Ну, это я, конечно, преувеличиваю, но надо же поманить девочку чем-то сладким. Срабатывает!

— Как? — сипло спрашивает Злата, и я улыбаюсь уже естественней.

— Ответь мне на вопрос, и я тебе расскажу. Ответишь? Только честно!

Она кивает. Хорошая девочка, играет по моим правилам. Ничего, не безнадежна, еще научится не вестись.

Время для вопроса! Самого важного в этом разговоре со Златой Зарецкой. Того самого, к которому я её вела.

— Скажи, сейчас, сию секунду ты хочешь сделать своему мужу больно?

Глава 45. Антон

— Ты опоздал, — моя снежная королева встречает своего Пэйна неприветливо. Но он и вправду опоздал, почти на десять минут, было у меня ощущение, что так он пытается доконать Иру уже окончательно. По идее, уже после выставленных им условий её должно было трясти от бешенства. А уж после опоздания, которое будто еще один акт неповиновения… Ох, и не позавидовал бы я спине Зарецкого. Но это больше похоже на осознанное усугубление вины.