Я досчитаю до пятидесяти... (СИ) - Озолс Агата. Страница 15
- Я не буду спрашивать, что и кому засовывал ты, - спокойно ответила, - просто уйди, пожалуйста.
Глеб тоже отступил на пару шагов назад. Посмотрел тоскливо и пошел к двери. Уже взявшись за дверную ручку сказал:
- Я, как пацан пубертатный, дрочил в душе, представляя тебя.
И ушёл, аккуратно закрыв за собой дверь.
Глава 17. Глеб
У мужчин должны быть дни официальных ПМС. Вот у женщин есть, и каждую свою глупость они могут списать на ПМС. У мужчин тоже должны быть. Иначе как объяснить те глупости, которые делаем мы, мужчины?
Дурной пример заразителен. Я вспомнил Отелло и тоже решил устроить разборки со своей Дездемоной. И поехал к Стасе. Дурак. Вместо того, что бы посидеть и успокоится, еще в машине накрутил себя так, что войдя к ней, булькал, как закипающий чайник.
Рассуждая здраво, она мне ничего не должна. В конце концов, миллионы людей разводятся и расстаются навсегда. И никто никому ничего не должен, разве что по исполнительному листу. Но в тот момент мне казалось, что я имею полное право устроить разборки со своей легкомысленной женой. Пусть даже и бывшей.
Мы увлеченно вопили друг на друга как в старые добрые времена. Стаська, она как искра, возгоралась моментально. На людях всегда была сдержанна, а дома могла запустить в меня чашкой. Она не скандалила по-бабски, нет. Она выражала свои эмоции. Эмоции были яркими и вкусными. И мне, по натуре человеку спокойному, очень нравилась эта черта ее характера. Иногда, правда, и у меня накапливались эмоции, и тогда наши ссоры становились особенно темпераментными. Это случалось нечасто, но ведь было. Зато как сладостно мы мирились после таких ссор. Подсознательно я уже предвкушал наше бурное примирение. Мелькнула даже мысль, что ее кабинет совершенно нам не подходит, в нем нет дивана. Может бросить все и поехать домой? У нас там такая кровать стоит без дела.
И когда Стаська оказалась так близко, что я почувствовал тепло и запах ее кожи, то обнял ее за плечи и что есть силы притянул к себе. И совершенно не удивился, ощутив ответные объятия. Пришлось чуть наклониться, чтобы привычно зарыться носом в ее волосы на макушке. На фоне моих почти двух метров роста Стаська была дюймовочкой. Поэтому, чтобы ее поцеловать мне приходилось наклоняться, а ей становиться на цыпочки. Стася подняла голову и потянулась ко мне, я наклонился чуть сильнее.
И как гром среди ясного неба: что я делаю? Зачем лезу в ее жизнь? Один раз я уже все испортил, неужели мне мало? Но как разжать руки? Как отпустить ее от себя? Мы же, как частички одного пазла, совпадаем всеми нашими выпуклостями и впадинками. И даже спустя столько лет, разве может быть иначе?
У мужчин должны быть дни официальных ПМС. Иначе как объяснить мое дальнейшее: "Я не буду целовать женщину, которая меньше суток назад засовывала свой язык в рот другого мужчины"? Врожденной глупостью или острым приступом дебилизма?
Стаська оттолкнула меня и сделала пару шагов назад.
- Я не буду спрашивать, что и кому засовывал ты. Просто уйди, пожалуйста.
Я точно знаю, о чем она сейчас подумала. И благодарен ей за то, что она не стала говорить вслух о том, из-за чего мы развелись.
Все правильно. Ведь с самого начала я знал, что не нужно было приходить к ней. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Но перед тем как закрыть за собой дверь, зачем-то произнес:
- Я, как пацан пубертатный, дрочил в душе, представляя тебя.
Из аэропорта Павел повез мою жену в больницу. Я помчался за ними. Припарковался возле входа в приемный покой, приготовился ждать. Прошло несколько часов, Пашкина машина стояла в нескольких метрах от моей. Не в силах больше выносить неизвестность, пошел в здание больницы.
За стойкой сидела молоденькая медсестра.
- Добрый день, чем я могу вам помочь? - с дежурной улыбкой поинтересовалась она.
- Добрый, - улыбнулся в ответ, - сюда привезли мою жену Самойлову Станиславу Юрьевну. Хочу узнать, что с ней.
Девушка поискала данные в компьютере.
- Самойлова поступила с маточным кровотечением. Она на операции.
- На какой операции?! Что с ней случилось?
- Извините, пока данные только эти. Вы подождите в приемном покое, операция закончится, и врач ответит на ваши вопросы.
Спустя некоторое время медсестра позвала меня.
- Вот идет ваш доктор. Виктор Петрович! - крикнула она. - Тут муж Самойловой ждет.
- Какой муж? - раздалось басовитое. - Нет у нее никакого мужа.
- Ну как же, - немного растерялась медсестра, - муж Самойловой.
Ко мне подошел доктор.
- Это вы муж? - спросил подозрительно.
- Да, Самойлов Глеб Петрович.
- Видите ли, Глеб Петрович, при поступлении госпожа Самойлова сказала, что не замужем и близких родственников в России не имеет.
- Я бывший.
- Ясно. Так что же вы хотели, бывший?
- Хотел узнать, что случилось с моей женой.
- К сожалению, я не могу обсуждать состояние своей пациентки с посторонними людьми.
- Я не посторонний, я муж.
- Глеб Петрович, я понимаю вас, но и вы меня поймите. Сейчас вы именно, что посторонний. Правила есть правила.
- Хорошо, - пришлось согласиться с врачом, - тогда могу я переговорить с заведующим отделением?
- Конечно, - покладисто согласился доктор.
Я отправился к заведующему отделением в надежде узнать, что случилось со Стаськой. Но, ни беседа с заведующим, ни последующий за ней разговор с главным врачом мне не помогли. Для них я так и остался чужим для Стаськи человеком. Единственное, что удалось выяснить, что операция прошла успешно, и Стася еще не отошла от наркоза.
Когда вышел из больницы, машины Пашки на стоянке уже не было. Я набрал его номер.
- Паш, - сказал, едва он снял трубку, - это Глеб. Надо переговорить.
- Ты где? - задал вопрос Пашка.
- Я рядом с больницей, где Стася лежит.
- Значит, уже знаешь?
- Я знаю, что она в больнице. Но мне не говорят, что с ней.
- Приезжай ко мне, переговорим.
Помчался к другу. Пашка ждал меня у подъезда.
- Что с моей женой? - выпалил я вместо приветствия.
- С бывшей женой, - поправил Пашка, прикуривая сигарету.
- Хорошо. Что с моей бывшей женой?
- Глеб, я в курсе, что Стася застала тебя с любовницей и подала на развод.
Я нетерпеливо махнул головой, но Павел не дал себя перебить:
- Я знаю, что вас развели. А еще я знаю, что она улетела в Малайзию.
- Я тоже все это знаю. А теперь скажи мне то, чего я не знаю. Что с моей женой?
- Она была беременна, - ответил Паша и зачем-то уточнил, - ребенок твой.
Последняя фраза была до того глупой и неуместной, что я недовольно скривился. Можно подумать, что у Стаськи мог быть ребенок от другого мужчины. Или что я мог бы сомневаться в отцовстве. Стоп. Ребенок! У нас со Стаськой будет ребенок! Я даже представил этого ребенка. Розового, пухлого, с ямочками на щеках и зелеными Стаськиными глазами. И эта картинка была такой яркой и завораживающей, что я невольно улыбнулся.
- Плод перестал развиваться. Потом началось воспаление. Пришлось делать операцию, - продолжил Пашка.
Странно и неправильно было слышать о нашем со Стаськой ребенке - плод. Какой же он плод? Это же наш ребенок, наш малыш, самый лучший на свете. И вдруг - плод.
- Как перестал развиваться? - тупо переспросил я.
- Замершая беременность, - ответил Пашка. - Иногда ребенок перестает развиваться. Умирает.
Он протянул мне пачку сигарет, я машинально достал одну. Прикурил. Мозг отказывался воспринимать информацию.
- Наш ребенок умер?
- Да.
- А Стася, что с ней?
- Она не заметила сразу, срок очень маленький. Началось воспаление. Позвонила из Стамбула, пожаловалась на боли. Я встретил ее в аэропорту, стразу повез в клинику. Там сделали узи и отправили на операцию.