Бесконечная война - Кьеза Джульетто. Страница 6

Чему равен 1 процент, остающийся в карманах почти миллионного афганского сельского населения? По данным UNDCP, порядка 100 млн долларов. А для крестьянских семей, занимающихся разведением мака, это составляет приличный годовой доход – 10 тысяч долларов.

Если приведенные цифры отражают реальное положение вещей, можно представить, каковы доходы главных участников наркобизнеса. За вышеназванный период чистая прибыль международной организованной преступности от продажи афганского героина составила фантастическую сумму – 9,15 млрд долларов. Еще примерно 850 млн долларов остались в Пакистане.

Ахмед Рашид в своей книге делает одно важное уточнение. Изначально – то есть на протяжении 80-х гг. – самым крупным производителем героина в мире был Пакистан. Затем по ходу войны в Афганистане появилась неограниченная свобода действий на соседней территории. Именно это, а также необходимость финансировать вооруженные формирования моджахедов, не залезая в контролируемый государственный бюджет, привели к тому, что плантации опийного мака постепенно переместились из Пакистана в Афганистан. Ахмед Рашид пишет: «Наркобизнес приобрел огромный размах под прикрытием поставок оружия при непосредственной причастности ЦРУ и ISI… Как во Вьетнаме ЦРУ закрывало глаза на наркобизнес своих местных союзников, так и в Афганистане США решили не обращать внимания на крепнущий альянс моджахедов, с одной стороны, и пакистанских наркодельцов и военных – с другой» (там же. С. 120).

Нетрудно представить последствия, которые имела почти двадцатилетняя никому не подконтрольная торговля наркотиками для слаборазвитой экономики Пакистана. Широкий приток криминальных денег дал дополнительный толчок коррупции, которая приобрела характер эпидемии. Наркодоллар стал безраздельно властвовать в экономической, политической и общественной сфере страны. Для полноты картины добавим, что сегодня Пакистан стал ядерной державой.

Но вернемся к основной теме. Теперь становится ясно, почему влиятельные круги в Исламабаде считают сохранение контроля над артериями, по которым течет драгоценный товар, проблемой первостепенной важности. Более того, они заинтересованы в максимально широком его распространении по всем направлениям. Из провинции Гильменд, где производится почти половина афганского героина, или из района Кандагара, где самые плодородные земли, на юг через пустыню Белуджистана к пакистанскому побережью – порту Макран. Или через Иран в Турцию, или же из провинции Герат в Туркменистан через прозрачную границу, далекую от назойливых, любопытных глаз.

Маршруты нефти

Итак, смысл символического жеста с «освобождением» талибами каравана в 1994 г. предельно ясен. Исламабад давал понять, что именно он вновь откроет наземные торговые пути и будет гарантировать их безопасность. Совершенно очевидно, что под коврами и тканями, лекарствами и продуктами питания будет находиться более ценный и прибыльный товар. В этой сфере тесно соприкасаются интересы Пакистана и Саудовской Аравии. В меньшей степени пересекаются интересы Пакистана и Соединенных Штатов, которые безуспешно пытаются одной рукой (DIA – Drug Intelligence Agency – Агентство по борьбе с наркотиками) разрушить то, что создавали другой рукой (ЦРУ) на протяжении целого ряда лет. Зачастую все не так просто, как может показаться на первый взгляд. За прошедшие бурные годы в данном регионе сталкивались различные и противоположные политические линии. Поэтому никого не должно удивлять, что политика главных действующих лиц неоднократно претерпевала изменения.

Толчком к пересмотру политики послужило открытие огромных залежей нефти и газа в районе Каспийского моря. Вплоть до 1991 г. море считалось почти полностью советским, за исключением «чужестранного» иранского побережья. Но затем неожиданно оно оказалось в центре внимания многих влиятельных сил. Первые оценки запасов месторождения были просто фантастическими. Перед ними меркли даже природные богатства Саудовской Аравии и Ирака, вместе взятые. Впоследствии оценка запасов значительно снизилась, но тем не менее энергетический потенциал этого региона оставался огромен. Все крупные нефтяные компании мира устремились туда. Первой удалось закрепиться на месте компании «Шеврон», располагавшей широкой поддержкой правительства США, которое в то время активно обхаживало казахского президента Нурсултана Назарбаева. «Шеврону» удалось вместе с другими участниками создать совместное предприятие по разработке огромного Тенгизского нефтяного месторождения. Но многое еще было непредсказуемым и неустойчивым. Речь шла не только о том, как добывать нефть и газ, но, главным образом, как решить проблему их доставки на мировые рынки. Необходимые инфраструктуры отсутствовали. Пришлось бы строить новые газо– и нефтепроводы. Где их проложить? Любой вариант решения поднимал целый ворох проблем и грозил политическими, дипломатическими и стратегическими осложнениями.

Первым, кто готов был рискнуть своими капиталами на афганском направлении, стал аргентинец итальянского происхождения Карлос Булгерони, президент аргентинской нефтяной компании «Бридас». Чутье предпринимателя подсказывало ему, что ключом к каспийскому крану и проблеме транспортировки нефти в Персидский залив является Туркменистан. Булгерони получил от Ниязова право распоряжаться 50 процентами добычи нефти и газа на месторождении Яшлар, расположенном вблизи от афганской границы.

Другую, еще более выгодную концессию он получил на нефтегазовом месторождении Кеймир. Жаждавший инвестиций президент Туркменистана предоставил Булгерони право на 75 процентов будущих прибылей от разработки месторождения. Тем временем «Бридас» пытается свести воедино интересы Туркменистана, Пакистана и США. О России речь не идет ни в каком контексте. Ниязов не делает тайны из того, что Москва остается вне игры. Более того, неучастие Москвы выдвигают как непременное условие, которое откровенно радует США, которые не хотят, чтобы Россия сохранила хотя бы остатки своего влияния в регионе. Ниязов боится всплеска ностальгии по советским временам, которая могла бы угрожать его независимости и его неограниченной власти. Между 1991 и 1994 г. разрабатывается проект нефте– и газопровода через территорию Афганистана. Из Яшлара нефть и газ предполагалось транспортировать до Суй в Белуджистане, где находится центр хранения и переработки энергетического сырья. Оттуда сырье могло бы как идти на экспорт, так и использоваться внутри страны.

В те годы в Афганистане полыхает междоусобная война. Булгерони поставил перед собой задачу встретиться со всеми лидерами враждующих группировок моджахедов. Он спешит в Герат на встречу с Исмаилом Ханом; летит в Кабул, где его принимают Раббани и Масуд; он частый гость в Мазари-Шарифе, где консультируется с узбекским генералом Дустумом; отправляется в Кандагар на переговоры с вождем талибов Мухаммадом Омаром. Всем он обещает солидные дивиденды в обмен на гарантии, что никто не будет мешать строительству нефтепровода, а после завершения строительства нефтепровод не превратится в объект для споров и шантажа. Параллельно в туркменской и пакистанской столицах в ход идет закулисная дипломатия. Ставки в игре очень высоки. Требуются дополнительные капиталы. «Бридас» предлагает другим нефтяным компаниям (которые планируют участвовать в разработке каспийских месторождений) войти в долю и получить доступ к будущему нефтепроводу. Среди этих компаний самый большой интерес к проекту проявляет «Юнокал» (занимающая 12-е место в рейтинге американских нефтяных компаний), главный консультант которой не кто иной, как Генри Киссинджер.

На календаре начало 1995 г. Военная обстановка в Афганистане остается напряженной и крайне запутанной. Талибы наступают, но никто не верит в их победу. В марте того же года тогдашний президент Пакистана Беназир Бхутто и Сапармурад Ниязов подписали меморандум, согласно которому «Бридасу», наконец, поручалось проведение подготовительных работ для строительства нефтепровода Яшлар-Суи. Меморандум оказался высшей, но в то же время и конечной точкой в туркмено-афганской карьере Карлоса Булгерони.