Чужая жена – за долги (СИ) - Белая Яся. Страница 17
– Кир, сзади!
Это отмирает Бык и с диким ревом кидается на моего мужа.
Кирилл буквально впечатывает его в какой-то старый механизм, ударив ногой с разворота. Вскоре следом за ним отправляется и Рыба.
Кирилл движется красиво, легко, будто танцует. Я заворожено любуюсь им.
Вазир сначала пытается защищаться, и, первое время, – небезуспешно. Но быстро сдувается – смелый и сильный он только с беззащитными женщинами вроде меня или с жирдяями-неудачниками, как Сергей.
Кирилл вырубает Вазира парой приемов. И вот такой крутой Зверь уже на полу. Кирилл заламывает ему руки и давит коленом в спину, а другой рукой – душит за шею.
– Мразь! Ты у меня землю жрать будешь!
Вазир, нужно отдать ему должное, шипит сквозь зубы и ругается на своем.
Кирилл вскакивает и начинает лупить его ногами. Зло, сосредоточенно, и, судя по тому, как тот всё же взывает от некоторых ударов, попадая куда надо. Кир бьёт молча, стиснув зубы. Лишь иногда роняет:
– За каждую её слезинку, ублюдок! - удар-удар-удар. – За каждый волосок с её головы!
И я испытываю злую радость, наблюдая, как такой крутой ещё недавно бандит, сейчас корчится на полу, делая жалкие попытки прикрыться от методичных ударов Кира.
Так тебе, гад, получай!
Когда Вазир начинает плевать кровью, встав на четвереньки, Медведь сгребает Кирилла и пытается оттащить:
– Ты же его убьёшь! Это уже превышение! Ты и так десяток протоколов на хрен послал!
– Плевать! Пусть хоть под трибунал! – отзывается Кир и бьёт Вазира ногой в живот.
Не знаю, чем заканчивается их диалог, потому что в зал вбегают медики и полиция.
Женщина средних лет обнимает меня за плечи:
– Пойдем, девочка. Дальше они разберутся.
И уводит меня из зала. Я лишь успеваю заметить, как двое медбратьев кидается к Сергею, и ещё бригада – направляется к бандитам: их надо подлатать, чтобы смогли предстать перед судом.
...я осознаю себя окончательно уже сидящей в открытой машине скорой помощи. На плечи мне набросили мягкий плед. Меня колотит так, что зубы выстукивают дробь по краю чашки с успокоительным чаем.
Вокруг мельтешат люди: ОМОН, полиция, врачи и даже пресса. Ещё бы – операция века: банду Зверя разгромили!
Парочка журналистов даже суётся ко мне, но медик, что выводила меня из зала, Анастасия Петровна, становится за меня грудью (а грудь у неё – обширная!), и резко осаждает любопытствующих:
– Совсем совесть потеряли! У человека стресс! Идите отсюда, дайте прийти в себя!
Вижу, как девушка-репортёр сникает, даёт знак оператору убрать камеру.
Но уже скоро они переключаются на куда более интересные события…
Куда-то уводят рыдающего Сергея. Быка и Рыбу, скрученных и избитых, заталкивают в автозак. Вазира проносят мимо
на носилках – Кирилл всё-таки здорово его отделал, но судя по проклятиям, которые он изрыгает, бандит всё-таки жив.
Сам Кирилл подходит сбоку и светло улыбается мне. В его взгляд снова возвращается жизнь. Обнимает, а я склоняю голову ему на плечо. Всё ещё не верится, что всё кончено. Что я – рядом с любимым, и теперь всё будет хорошо.
– Я забираю жену, Анастасия Петровна, – говорит он женщине-медику.
– Нет, Кирилл Владимирович, я вам этого не позволю. Дарина Степановна нуждается в госпитализации и медицинском осмотре.
Мотаю головой:
– Благодарю, но я чувствую себя нормально. Можно мне поехать домой? А завтра утром – прям сразу – к вам на прием?
Делаю жалостливые глаза.
Доктор вздыхает:
– Под вашу ответственность, Кирилл Владимирович! – строго говорит она.
Кирилл кивает, берет меня на руки и уносит в машину – тяжёлую, бронированную, хищную – что стоит неподалеку.
За руль прыгает Лис, и спрашивает Кирилла, который устраивает меня на заднем сиденье:
– Вас куда?
Кирилл прикрывает глаза, прячет лицо у меня в волосах и устало произносит:
– Домой.
И я понимаю, что в последнее дни не слышала слова лучше.
Дома, едва Кирилл заносит меня в прихожую и сажает на тумбочку, я тут же бросаюсь ему на шею и жадно приникаю к губам. А он делает то, что я люблю больше всего, – перехватывает мои запястья и инициативу. И мы целуемся – жадно, голодно, сумасшедше.
Он останавливается первый, тяжело дыша, упирается лбом в мой лоб и бормочет:
– Любимая, не сейчас. Нам обоим нужно привести себя в порядок.
Киваю – он прав, мне действительно хочется смыть с себя всю грязь, чтобы быть чистой, нежной, сладко пахнущей его девочкой.
Кирилл снова поднимает меня на руки и несёт в спальню. Правда, опускает на пороге.
– У меня вся одежда и ботинки в грязи. Приму душ внизу и вернусь.
Целует в глаза и уходит.
А я бросаюсь в ванну. О да – здесь мои любимые гели, шампуни, бальзамы. А главное – мочалка, которой я остервенело тру себя.
Мне хочется смыть всю мерзость последних дней, ощущение чужих похотливых рук на моём теле. Жалко, что нельзя залезть в голову и вымыть воспоминания. Я бы тоже отдраила их до блеска. Но боюсь, всё, что мне осталось – затолкать эту грязь подальше и извлекать на свет, как можно реже.
Я всхлипываю, мне надо выплакаться здесь и сейчас. С Кириллом я хочу только наслаждаться.
Тёплая вода, ароматные гели, осознание того, что я, наконец-то, дома и в безопасности, всё-таки успокаивают меня. Из ванной выхожу, едва ли не напевая. Вымытая, душистая, в своём любимом шелковом халатике я забираюсь в постель и, кажется, отключаюсь...
...просыпаюсь от нежных поцелуев и горячих прикосновений.
Кирилл обнимает меня со спины, целует шею, плечи, спускается всё ниже...
Я прикрываю глаза от удовольствия, от неги, от счастья. Мне так хорошо, что в голове нет ни одной мысли.
Кирилл довольно резко срывает с меня халат, поворачивает к себе лицом и начинает целовать – сначала очень нежно синяк и ранку, потом всё жарче – спускаясь на шею, ключицы...И наконец – прикусывая сосок.
Я всхлипываю, запрокидываю голову, закрываю глаза.
– Моя, только моя, – ревниво шепчет он и добавляет: – Любимая, нежная, сладкая.
– Твоя... Только твоя... – выдыхаю ему в губы, цепляясь за плечи, обвивая ногами бедра, выгибаясь…
Чувствую, как он возбуждён, как твёрд и горяч.
Я хочу его так, что дыхание сбивается.
Я люблю его так, что мир за пределами нашей постели перестаёт существовать.
Есть только я и он…
Мужчина и женщина, созданные друг для друга…
Но ... Мне нужно изжить последний страх, убедиться, что я по-прежнему нужна и желанна.
Зажмуриваюсь и говорю:
– Он трогал меня.
Кирилл замирает, потом берёт за подбородок и заставляет смотреть в глаза.
Когда я тону в его грозовом взгляде, муж произносит хриплым шёпотом:
– Я переломал ему за это пальцы. А ты, – рычит он мне на ухо, – не смей думать о других мужчинах!
И делает всё, чтобы я могла думать только о нем, выстанывать его имя и разлетаться вместе с ним на атомы, чтобы собраться в одно целое «мы».
Сегодня Кирилл не обуздан, немного груб и очень жаден. Мне нравится, когда он вот так слегка отпускает свою тьму, теряет контроль...
И ритм, который он задаёт сегодня, – жесткий, рваный, сумасшедший. На грани боли.
Именно такой, как нужно. Чтобы чувствовать себя его женщиной, его частичкой, его миром…
Принадлежу ему, отдаюсь, растворяюсь…
А он берёт, властвует, клеймит…
Свирепо, бесцеремонно, по-хозяйски.
Заставляя заходиться в крике или захлёбываться стонами…
Мой Кирилл… Мой господин…[1]
Мой драгоценный собственник.
Мой единственный…
Мой...
– Люблю тебя, – выдыхаю на пике.
Он ловит это слово губами, запечатывает собственническим поцелуем, чтобы оно не смело улетать, не смело покидать мои уста.
Поэтому сегодня я до утра буду шептать его своему мужчине.
Сегодня я засну на плече у любимого мужа – счастливая, удовлетворенная, познавшая, как же прекрасно не только позволять любить себя, но и любить самой...