Чужая жена – за долги (СИ) - Белая Яся. Страница 5

Бык и Рыба провожают меня в комнату.

Я на негнущихся ногах дохожу до кровати, падаю на неё, сворачиваю калачиком и даю волю слезам.

Мне страшно, одиноко, больно от осознания, что меня могли предать. Могли кинуть в пасть к Зверю.

За что, Кирилл? За что? Это – твоя месть, что я не влюбилась в тебя? Твой урок мне?

Реву, не сдерживая слёз, которые отравой льются по щекам, обжигая кожу.

Ах, отец, как же ты ошибся, утверждая, что нашёл мне мужа, с которым я буду счастлива и в безопасности. Как же ты ошибся, папа!

И меня утаскивает в воспоминания о том дне, когда родной отец толкнул меня в пропасть…

Глава 3 (1)

Два года назад

Я смотрю на своего отца и не могу поверить, что это он. Такой любящий, дрожащий над своей «принцессой» – ведь я единственный поздний ребёнок. Папа всегда разрешал мне всё, прощал любую шалость. А тут – мой осознанный выбор…

– Значит, колледж ты заканчивать не будешь? – ещё раз уточняет он.

– Я уже сказала, – взвиваюсь, – нет, не буду. Не вижу себя учителем младших классов.  Хочу быть флористом. А для этого мне надо поехать в школу «ЭФдизайн» в Москву. И я поеду, потому что мне уже девятнадцать лет и я…

– Ты никуда не поедешь! – резко и строго отрезает отец.

Для сегодняшнего разговора он даже надел военный китель со всеми наградами. Форма подчёркивает благородную седину у него на висках и оттеняет строгие правильные черты лица.

Я всегда гордилась отцом и горжусь. Лётчик. Боевой генерал. Мама до сих пор влюблена в него, как девчонка.

Я тоже всегда даже немного хваталась перед подружками и одноклассницами: вот мой папа! настоящий герой! он на большом военном самолёте летает.

Папа всегда меня баловал, впрочем, как и маму.

Знаю, он очень любит нас. Зовёт «мои драгоценные девочки». Папа всегда был для меня идеалом мужчины. В детстве я мечтала, что мой муж будет таким же – смелым, сильным, красивым.

Но теперь я выросла, у меня другие планы и красивая мечта. Поэтому отповедь боготворимого мною отца задевает особенно.

Вскидываю голову и, пронзая взглядом, спрашиваю:

– Почему?

Меня просто опаляет злостью. Как он может?! Мало, что я поддалась их с мамой уговорам и поступила в этот дурацкий педагогический колледж, лишь бы остаться в нашем городе, так теперь мне ещё запрещают получить профессию мечты! Немыслимо! Я уже совершеннолетняя, мне больше не семнадцать, я могу уехать, куда хочу.

Это и выпаливаю родителям – мама, кстати, тоже здесь. Сидит в стороне, листает журнал и не вступает в разговор. И это – моя нежная обожаемая мама?! Кто-то подменил мне родителей?!

Но в конце моего выступления мама всё-таки вскидывает голову и бросает на меня чуть ироничный взгляд.

– Дарина, милая, – ласково произносит она, – уехать ты, конечно, можешь. Дело нехитрое, но как жить будешь? Ты же, дорогая, уверена, что деньги растут на деревьях вместо листвы. А в столице средства сквозь пальцы утекают, поверь мне.

Отец подходит к креслу, в котором сидит мама, одной рукой опирается о спинку, другой – берёт холёную мамину ладошку и подносит к губам.

Мама смотрит на него с нежностью и любовью.

– Нет, Марусенька, – воркующим тоном произносит он, заправляя ей золотистый локон за маленькое ушко, – никаких денег в неё не будет.

И это обо мне! В третьем лице! Когда я здесь!

Но папа продолжает, глядя только на маму, будто я внезапно стала прозрачной:

– Хочет ехать Москву покорять – скатертью дорога. Только финансировать её безумства я не собираюсь. А потом знаем мы, чем такие поездки заканчиваются. Я, конечно, приму внука, даже если он будет незаконнорожденным,  – и тут отец поворачивается ко мне, и я замечаю печаль в его глазах: – но тебе, Дарушка, зачем нужна искалеченная жизнь?

Фыркаю и даже подпрыгиваю на месте:

– То есть, принять твой вариант – это не искалечить себе жизнь?

Вообще папа начал разговор с того, что сын его друга – некого Владимира Петровича Тихомирова; известного дипломата, между прочим? – попросил моей руки.

Ну да – в моей семье так говорят «незаконнорожденный ребёнок», «попросил руки» – будто мы не в двадцать первом веке живём.

– И что? – отозвалась я, чувствуя, как в груди вскипает волна негодования и протеста.

– Я дал ему своё согласие, – буднично отозвался отец.

– Феерично! – возмутилась я. – А моим согласием ты не подумал озаботиться?!

– Дарина, – строго сказал отец, – ты выйдешь за него замуж. И точка.

– Папа! – кипела я. – Ты веком не ошибся?! Сейчас девушки не выходят замуж по воле отца! Сейчас выходят по любви и взаимному согласию.

– А ты – выйдешь, – с нажимом произнёс отец, выделяя слово «выйдешь». – К тому, он порядочный парень, офицер, сын уважаемых интеллигентных людей и давно любит тебя.

– Твой порядочный парень что – педофил? Как давно он любит меня? Мне только девятнадцать!

Вначале моей тирады папа поморщился и бросил на меня взгляд из серии «чтоб я таких слов от тебя не слышал!», но потом – смягчился:

– Два года. С тех пор как увидел тебя на выпускном.

– На выпускном?! Он что – то же со мной в школе учился?

Поморщила лоб, силясь вспомнить какого-нибудь Тихомирова из параллели.

– Нет, она уже давно не школьник, просто заезжал тогда за двоюродной сестрой.

– И сколько же лет этому не-школьнику? – спросила я, холодея.

– Тридцать один.

Мне поплохело, и я неуклюже плюхнулась на стул.

Вот это папа называет – не искалечить жизнь?

Смотрю на отца в упор, сверлю взглядом.

– Да, – без тени сомнения говорит он, – мой вариант значит «не искалечить». Дарина, – голос отца наполняет нежно, он сжимает мамину руку, как бы призывая её в свидетели, – я очень люблю тебя. И, поверь, никогда бы не отдал тебя мужчине, который искалечил бы тебе жизнь. Но в порядочности Кирилла и его чувствах к тебе я уверен.

– Ах, так! – вспыхиваю я. – Ну вот и выходи за него сам!

Мать откладывает журнал и поднимается из кресла:

– Ты как с отцом разговариваешь?! – её идеальные брови сходятся к переносице.

Мама, несмотря на свои пятьдесят пять, по-прежнему тонкая, стройная, подтянутая. Иной молодой фору даст. И хотя она невысокого роста (этим я – в неё пошла), особенно на фоне высокого и широкоплечего отца, сейчас выглядит величаво и грозно, как богиня.

Отвожу взгляд и сглатываю колючий комок (я люблю смотреть на родителей, когда они вместе – как символ мужчины и женщины, созданных друг для друга). Мне не хочется грубить маме, у неё сердце, ей нельзя нервничать, но…

Я сражаюсь за свою свободу и право выбора.

Поэтому тоже гордо вскидываю голову, вскакиваю со стула и говорю:

– Разговариваю, как считаю правильным. А вы тут форменный тоталитаризм развели! Никакой свободы воли!

– Доченька, Дарюшка, – тут же смягчается мама (не умеет она долго быть строгой, слишком нежная и мягкая, поэтому и мужа себе выбрала, за которым – как за каменной стеной), – мы же добра тебе хотим.

– Добра! – кричу я. – Выпихивая замуж за человека, который старше меня на двенадцать лет!

– Ничего, – поправляет мама, – Стёпа, – любящий взгляд на папу, – старше меня на десять лет. И ничего, прожили душа в душу.

У меня на глаза наворачиваются злые слёзы – как они не понимают?!  как они могут лишать меня того, что было у них самих?!

– Мама! Вы же поженились по любви! Ты же сама говорила! – достаю последний и самый важный аргумент.

Взаимная любовь – то, что удерживает вместе маму с папой вот уже тридцать пять лет. То, что позволяет им светиться, когда они просто находятся рядом друг с другом. На моей памяти они даже не ссорились ни разу.

Взаимная любовь – то, о чём я так мечтала для себя, любуясь родителями всю свою сознательную жизнь.

Мама улыбается:

– Ты тоже полюбишь Кирилла. Твой отец прав – он очень хороший мальчик.