Чужая жена – за долги (СИ) - Белая Яся. Страница 9

Сажусь есть, но не чувствую вкуса пищи. Ем только потому, что Рыба прав – силы мне могут понадобиться. Для побега!

Я уже понимаю, что сидеть и ждать, когда меня спасут, – нет возможности. Видимо, Кирилл всё-таки отказался от меня. Или… решил проучить таким образом… И мне, как не печально это признавать, придётся действовать самой.

Ну а если всё-таки ищут – в отце-то я уверена - значит, будет что-то вроде «подкопа на встречу». Папа рассказывал о таком. Я сбегу, и тогда он меня быстрее увидит.

Быстро перекусив, стучу в дверь, чтобы отдать посуду.

Рыба тут же материализуется на пороге, забирает поднос, фыркает:

– Что так мало поела?

– Спасибо, я не голодна.

– Босс её накормит, – доносится из коридора, а за тем следует дружный гогот.

Даже знать не хочу, о чём они. Но в приоткрытую дверь рассматриваю коридор – длинный, узкий и полный бандитов. Когда дверь закрывается – возвращаюсь на кровать. Тут я чувствую себя в относительной безопасности.

И с печалью вычёркиваю очевидный путь побега – через дверь не выйдет.

Остаётся окно. Задираю голову – узкое отверстие под потолком едва пропускает свет. Даже если я встану на стул, даже на каблуках – всё равно не достану. Вернее, даже если поставлю стул на кровать, а потом заберусь на стул на каблуках – не доберусь. Я – не сотрудник спецслужб, как некоторые. У меня нет нужных навыков. Да и вылезать из окон в узкой юбке и на «шпильке» не очень-то удобно.

Чёртов Кирилл с его запретами и загонами!

Это началось ещё на Сейшелах, после нашей сногсшибательной первой ночи.

Когда мы утром вышли на террасу нашего бунгало, Кирилл замотал меня в покрывало едва ли не с головой и, проведя носом по щеке, хрипло прошептал:

– Не смей загорать.  Млею от белизны твоей кожи.

Когда мы вернулись из свадебного путешествия – и вовсе распоясался. Вытащил как-то из шкафа все мои вещи, включая бельё, собрал их большую сумку, оставив только пару платьев, и понёс выкидывать.

Я бежала за ним с криком:

– Зачем ты это делаешь?! – и пыталась отобрать сумку.

Но воевать с Кириллом – всё равно, что с асфальтоукладчиком. Он мягко отстранил меня и сказал:

– Мы купим тебе всё новое, а из этого ты выросла.

– Что значит «выросла»? – возмущалась я, вспоминая, что некоторые вполне миленькие вещи я купила всего месяц назад.

– А то, Дарушка, – спокойно возразил этот деспот, – что теперь ты – моя жена. И должна выглядеть, как желанная женщина, а не как подросток-неформал, – он подошёл к мусорному контейнеру, что стоит на заднем дворе нашего с ним дома, и бесцеремонно зашвырнул туда сумку с моими вещами. Потом – притянул меня к себе, приподнял лицо за подбородок, поцеловал в заплаканные глаза и проговорил: – Любимая, трусики с медвежатами – конечно, верх милоты и даже немного меня заводят. Но, поверь, кружевное бельё и чулки заводят меня куда больше. – И, обжигая горячим дыханием шею: – Даже, когда я тебя просто представляю в таком виде.

В тот же день мы поехали по магазинам, и Кирилл мне накупил нарядов, которые больше подошли бы моей маме – это она любит элегантные платья, строгие костюмы, юбки и блузы. Я всегда предпочитала более свободную, молодежную одежду. Растянутый свитер и старенькие джинсы были моей любимой одеждой. Как и туфли на толстой высокой платформе. От них, как и от нескольких пар кроссовок, мой депотичный муж тоже избавился.

Я не могла ничего поделать – Киру даже скандал закатить невозможно. Он всегда умеет погасить любую мою вспышку – нежно, ненавязчиво, задобрив красивым подарком или просто зацеловав. А я, как мама, не умею долго дуться.

С обувью и вовсе удалось быстро убедить.

Как-то утром, когда я ещё нежилась в постели, он подошёл к кровати, опустился на колени и поцеловал мою ступню.

Мои щёки залила краска смущения от такой необычной ласки.

Кирилл улыбнулся и поставил на покрывало коробку.

Я заглянула в неё и увидела очень хорошенькие туфельки – светло-серые, нейтральные и очень стильные.

Кирилл нежно погладил мою ступню – она помещалась в его ладонь ­– и проговорил, наполнив голос обволакивающим бархатом:

– Такую изящную ножку нужно подчёркивать столь же изящной обувью.

Вот и пришлось мне осваивать туфли на каблуках.

Тоже было и с волосами.

Как-то я посетовала, что они у меня слишком длинные – тогда ниспадали уже почти до пояса – и что не мешало бы их подстричь.

Мне показалось тогда, что на лицо Кирилла набежала грозовая туча – мы как раз завтракали, и он сжал вилку так, что та согнулась.

– Ты не будешь стричь волосы, – произнёс он таким пугающим ледяным тоном, что у меня мурашки побежали по позвоночнику. Всё-таки Кирилл умеет быть по-настоящему жутким.

И скорее из врождённого духа противоречия, чем действительно желая с ним спорить, когда он в таком состоянии, я возмутилась:

– Это почему ещё?

– Потому что, – безапелляционно заявил он, – когда ты сладостно выгибаешься подо мною, твои волосы так красиво рассыпаются по подушке.

Весомый аргумент, нечего сказать!

Теперь, по его вине, у меня коса до бёдер.  А это та ещё морока!

В общем – теперь я бледная, длинноволосая и в неудобной одежде! Зато Кирилл млеет, или сгорает от ревности, когда на меня таращатся другие мужики.

Ревнивый фетишист! Вы слышали о таком? А я с ним живу уже два года.

Почему я соглашаюсь со всеми его запретами? Почему не иду поперёк? Это бесполезно. Пустая трата сил и нервов. Он разбивает меня в пух и прах и в словесном поединке и в противостоянии характеров. Вернее, мне просто никто не позволяет противостоять – меня берут на руки и несут в постель. А если я возмущаюсь – затыкают рот поцелуем. Целуется Кирилл отпадно, и секс у нас всегда крышесносный, но сил на войну после него не остаётся.

А ещё его любимый аргумент/довод/козырь – фраза: «Ты – моя жена». Без комментариев. Без пояснений. Словно достаточно сказать это – и всё становится понятно.

Размышления о Кирилле и о побеге, так увлекают меня, что я пропускаю момент, когда в коридоре вновь начинается возня. В себя прихожу, лишь когда распахивается дверь, и в комнату вваливаются… Рыба и Бык.

– Я поведу.

– Нет я, ёпт…

Вскидываюсь, смотрю на них с ужасом и лепечу:

– К-куда?

– К боссу, – ухмыляется Рыба, – говорил же: глянулась ты ему.

Холодею внутри: пока сидела, вспоминала – упустила время. Теперь не убежать. Но… можно попытаться договориться…

И я пробую:

– Ребята, – выжимаю из себя улыбку, – мой отец – обеспеченный человек. Он вам хорошо заплатит. Только помогите выбраться отсюда.

Они переглядываются и ржут.

– Ты чё, девка, – лыбится Бык, – подкупить нас решила? Только зря. Мы-то всю твою подноготную знаем. Нас богатым папой не проведёшь. Но, – его похотливый взгляд скользит по мне, и я чувствую гадливость, – если бы ты предложила кое-что посущественней, мы б может и подумали… Ёпт..

Рыба кивает, ухмыляясь и поддерживая подельника.

– Но мне нечего вам предложить, – развожу руками, – сумочку вы у меня забрали, телефон разбили…

– Ты чё, в натуре лохушка, ёпт? – говорит Бык. – Зачем нам твои деньги и шмотки. Если у тебя есть сладкие дырочки…

Мрази! Вот что им нужно, оказывается.

– Не дождётесь! – вскидываю я голову.

– Ещё как дождёмся, – гыкает Рыба. – Щаз босс тебя выдерет, а мы – следующие. Хватай её, Бык.

Я прыгаю на кровать, пытаюсь отскочить в самый дальний угол, по пути – задеваю стул, и тот падает под ноги Быку…

Бык кувыркается, цепляет Рыбу, и теперь уже они оба катятся кубарем.

Это даёт мне фору. В коридор – нельзя, но закрыться в ванной – могу. Задираю юбку, спрыгиваю с кровати и мчусь, что есть сил, к заветной двери. Остаются считанные сантиметры, но Бык – недаром, я его проворность ещё раньше отметила – вскакивает, перегораживает путь и буквально сгребает меня в охапку.

4(2)

Я лягаюсь, пытаюсь укусить.