Слепое пятно (СИ) - "Двое из Ада". Страница 184

— Ну вообще-то я все это время рабочие вопросы решал! — обиженно отозвался сисадмин. — А ты рядом присел не спрашивая.

— Я спросил. Когда ты мне сказал, что тоже сюда едешь. Мы обсуждали, что нельзя упускать такой возможности на родине Рембрандта и прочих…

— С тобой бесполезно договариваться, ты все переиначишь! — вскипел Рома. — Будем договора составлять!

— Искусство не терпит рамок! — охотно продолжил спорить Ренат, но, видимо, чтобы убрать свидетелей, быстро перекинулся и на остальных: — И вообще, вы уже посмотрели, что мы тут поставили? — он кивнул Антону и Льву за спины. — Влад с Леней должны были вот сейчас говорить с руководством музея… Они только утром все смонтировали.

— Нет, но мы шли… — разулыбался Леха. — Только хотели собраться. Может быть, раз Рома у нас за всем следит и все знает, он подскажет, где девушки?..

— Они ели, вот недавно тут были, — Роман растерянно обвел взглядом фудкорт неподалеку, но никого не обнаружил. А все потому, что буквально через секунду словно из ниоткуда на Льва совершили самое настоящее нападение; Богданова накинулась на того со спины, запрыгнула, повиснув на шее и обвив ногами бока. Елена и Лев не виделись месяц, потому как и жизнь Богдановой резко изменила свой вектор. Она не стала работать дальше с братом так тесно и теперь являлась агентом, выездным менеджером по связью с иностранными инвесторами или партнерами. Какое-то время после смерти отчима Елена просто восстанавливалась, проходила психологическую терапию, исследовала свой быт и училась жить, постепенно настраивая отношения с братом и лишая себя и его придуманных рамок. Но у четы Богдановых с обыденностью всегда были самые настоящие проблемы; Лена очень скоро увязалась за Настей и ее странным кочевым стилем жизни.

— Лев! — вопила Богданова, тиская брата до такой степени, что тот скоро попросил не душить его и дать еще один шанс. Руки в перчатках не позволяли Елене держаться за плечи Льва по-человечески, поэтому она взяла его шею в самый настоящий борцовский захват.

— Я смотрю, Настя тебя научила всему плохому, чему можно, и сразу, — придушено шипел Богданов под хохот Алены и Романа. Правда, стоило Елене все же отлипнуть от Льва, как на него из-за другого плеча длинной черной тенью бросилась Настя. Она в причудливом городе, впрочем, как и раньше, не отказывала себе ни в чем, что касалось внешности, и являла собой совершенный киберпанк — и впрямь какого-то персонажа «Матрицы». Никуда не делись только дреды, пирсинг и кривая ухмылка. По очереди она расцеловала всех и каждого. Елена вторила ей, но больше обнимала и прижималась. Досталось даже Ренату. Антон, бесконечно счастливый долгожданной встрече, уже сам влетел в Богданову последним и подхватил на руки, а Настю под ее же гневные восклицания — просто приподнял. Даже оказавшись на земле, хакерша, впрочем, продолжала протестовать:

— Я никогда и никого не учу ничему плохому, Лео! Это из-за горячего твоего Горячева она теперь еженедельно кидает ножи. А сильные руки — похоже, и вовсе семейное!

— Ага, не учишь ты, — шутливо бубнил Богданов и тер шею. Елена какое-то время нахваливала Рому за то, как он хорошо следит за Львом, а после опять повисла на брате. На этот раз просто на руках, вынуждая его обниматься. Лев возмущался: — Да что такое! Что за тактильный маньяк!

— Это я еще приличная, — ухмылялась Елена. — Это я вам еще ножи не кидала! Сядем есть, я покажу.

— Если что, с вилками она тоже неплохо справляется, — сочувствующе потрепала Богданова по плечу Настя.

Эля всегда появлялась в самый последний и неподходящий момент и сегодня тоже почти опоздала на встречу. Егор, который шел с ней за руку, налетел на Антона и, как по лестнице, забрался по нему до самых плечей. Горячев, придержав мальца за щиколотки, одарил его взглядом родного старшего брата — или даже отца. Элю, озираясь на очень внимательного Богданова, он приветствовал целомудренным поцелуем в щеку и уступил место остальным; первой оказалась Настя, вооружившаяся замаскированной под объятия ехидной щекоткой.

Каждый сегодня получил свою порцию ласкового человеческого тепла. И так продолжалось бы и далее, если бы не Влад, что появился в самом сердце начавших набухать под эмоциональным порывом историй и радостей.

— Ну где вы ходите, а? — возмутился он. — Все давно готово, смотреть пора, а вы!

Вовин был человеком очень ветреным по натуре. Поэтому никто не удивился тому, что с подачи Алены он вдруг перекрасил волосы из кипенно-белого в лавандовый, как и тому, что свой кислотный гардероб сменил на более спокойный по цветовой гамме — впрочем, простотой фасонов Влад по-прежнему похвастаться не мог. Однако все эти визуальные метаморфозы никак не повлияли на нутро. Вовин был тем же добродушным и верным парнем, который на первый взгляд ни к чему не относился серьезно. Но — только на первый.

Свою последнюю работу Влад и небезызвестные VoLR Band готовили более полугода. Однако загорелся идеей Вовин почти сразу. «Это будет ваша история», — объявил он, когда вывалил ее разрозненные детали в общем чате под Новый год. Затем следовали долгие приготовления, по большей части секретные. Антон, к своему стыду, в какой-то момент даже успел решить, что Влад взялся за нечто неосуществимое и забросил это, потому что несколько раз отвлекался на другие проекты… Затем он, как это часто бывало, пропал. А затем — появился со словами: «Я закончил, мою работу увидели за границей и позвали на выставку!»

Инсталляция называлась «Точка зрения». Это была многоуровневая панорама, число слоев в которой невозможно было охватить обыкновенным беглым взглядом. Она изображала группу людей — вернее, их черно-белых силуэтов — расположившихся сидя на диване и вокруг него, как на классическом групповом снимке. В качестве референса узнавалось общее фото с какого-то праздника, однако действующие лица были максимально обезличены. Их роль, объем и содержание раскрывались только при более внимательном осмотре. Полуденное солнце выхватывало множество фрагментов, из которых были составлены фигуры и их окружение. Часть являлась простыми фотографиями, подобранными так, чтобы создать нужный тон фона. Можно было подойти ближе, всмотреться — и найти там самих себя и множество незнакомых людей, выдернутых из фотоальбомов, собранных в одно маленькое человечество. Вторая часть представляла собой множество сведенных друг с другом стереоизображений. Из них в основном и были собраны персонажи переднего плана и приближенные к ним детали. Бликуя на полуденном солнце, тени людей переливались сокрытыми внутри них сюжетами: в одной фигуре человек с глухой повязкой на лице снимал ее и открывал глаза; в другой тень девушки, замершей среди безучастной толпы, находила поддержку множества протянутых рук; в тени третьей сменялся узнаваемый мистический сюжет: шут, юродивый неожиданно превращался в мудреца; четвертая хранила тайну о том, как блудница оказывается матерью; пятая сперва и вовсе не походила на человека — это был код защитной программы, но под другим углом появлялся рыцарь, загородивший собой группу людей; шестая и седьмая оставляли позади пошлую клубную жизнь и рюмки с коктейлями, принимая новый символ — семью и дом; восьмой превращал разросшийся во всю душу терновник в цветущий сад; а девятый раскрывал крепко сжатый вначале кулак, протягивая остальным свое сердце.

Искусство — молчаливая исповедальня для души. Каждый проходит путь к нему и его осознанию по-своему; нет единой верной дороги, нет карты или инструкции по раскрытию сердечных мышц. Совсем иной случай, когда ты — очаг, нутро творения. Детище творца. Бравая компания молча смотрела на то, как их маленькие жизни, внезапно перекрутившиеся в крепкий канат, стали истоком для искусного исполнения. Влад наслаждался немым благоговением и ждал, когда кто-нибудь нарушит звонкое безмолвие, но не стерпел, как полагается художнику:

— Ну?

— Не знаю, что сказать, — неровным голосом признался Рома, пряча влажные глаза.

— Главное здесь что-нибудь понять! — строго сказал Влад и пробежался взглядом по главным судьям своего труда.