Проект «Юпитер» - Холдеман Джо. Страница 31

— «Tlaquepaque», — подсказал Риза. — Я как-то раз провел там целую неделю. Наприключался вдоволь.

— Давно вы с Блейз вместе? — спросил Франклин. — Надеюсь, мой вопрос тебя не обижает?

Он, конечно, хотел сказать не «вместе», а совсем другое слово.

— Мы близки уже три года. И еще пару лет до этого были просто хорошими друзьями.

— Блейз была его научным консультантом, — добавил Марти.

— По докторской диссертации?

— Кандидатской, — поправил я.

— Понятно… — сказал Франклин и чуть улыбнулся. — Ты заканчивал Гарвард…

Джулиан подумал, что только такой сноб, как Франклин, мог произнести это с оттенком жалости в голосе.

— Сейчас, наверное, ты спросишь, добропорядочные ли у меня намерения? Ответ такой: у нас нет никаких намерений. И не будет до тех пор, пока я не уволюсь с военной службы.

— И сколько тебе еще осталось?

— Пока война не закончится. Может, еще лет пять.

— Блейз будет уже пятьдесят.

— Если точно, то пятьдесят два. А мне — тридцать семь. По-моему, это волнует тебя больше, чем нас с ней.

— Нет, — сказал он. — Может, это волнует Марти? Марти глянул на него исподлобья.

— Что вы будете пить?

— То же, что обычно, — Франклин продемонстрировал дно своей чайной чашки. — Давно ли это было?

— Я желаю вам обоим только добра, — сказал Марти. — Ты знаешь это, Джулиан.

— Восемь лет? Или девять?

— Господи, Франклин! Ты что, в прошлой жизни был терьером? — Марти потряс головой, как будто хотел очистить ее от грустных мыслей. — Все это закончилось еще до того, как Джулиан перешел в наше отделение.

Появился официант, принес вино и три бокала. Почувствовав напряженность за столом, смышленый парень разливал вино по бокалам так долго, как только мог. Мы все следили за ним, не говоря ни слова.

Потом Риза сказал:

— Ну, так что там насчет этих салонов с девочками?

Невропатолог, который на следующее утро пришел осматривать Амелию, был слишком молод и вряд ли имел достаточную квалификацию хоть в какой-то области медицины. У него была жиденькая козлиная бородка и прыщавая кожа. В течение получаса лекаришка задавал Амелии одни и те же простенькие вопросы, то и дело повторяясь.

— Где и когда вы родились?

— В Стурбридже, штат Массачусетс, двенадцатого августа тысяча девятьсот девяносто шестого года.

— Как звали вашу мать?

— Джейн О'Баниан Хардинг.

— В какой школе вы учились?

— В начальной школе Натан Хэйл, в Роксбури. Он помолчал, потом сказал:

— Сперва вы говорили — в Стурбридже.

Амелия глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

— Мы переехали в Роксбури в две тысячи четвертом году. Или в две тысячи пятом.

— Ах вот как. А где вы получали высшее образование?

— В высшей школе математических наук доктора Джона Д. О'Брайена.

— Это в Стурбридже?

— Нет, в Роксбури! И в среднюю школу я ходила тоже в Роксбури. Что вы себе…

— Какой была девичья фамилия вашей матери?

— О'Баниан.

Он что-то записал в своем блокноте, потом проронил:

— Так, хорошо. Встаньте.

— Что?

— Встаньте с кровати, пожалуйста. Встаньте! Амелия села на постели и осторожно опустила ноги на пол. Она прошла, пошатываясь, пару шагов, придерживая сзади полы больничного халата-распашонки, на котором не было ни пуговиц, ни завязок.

— Голова кружится?

— Да, немного. Конечно, кружится!

— Поднимите, пожалуйста, руки.

Амелия сделала, как он велел, и полы халата разъехались в стороны, обнажив ее спину.

— Славненькая у тебя попка, малышка! — прокаркала старушенция с соседней койки.

— А теперь закройте глаза и медленно сведите вместе вытянутые пальцы, чтобы они соприкоснулись.

Амелия попробовала — и промахнулась. Она открыла глаза и увидела, что промахнулась больше чем на дюйм.

— Попробуйте еще раз, — сказал «невропатолог».

На этот раз пальцы соприкоснулись. Доктор снова записал что-то в блокнот.

— Вот и все. Вы свободны.

— Что?

— Вы выписаны. Можете идти домой. Не забудьте захватить свою рационную карту на проходной.

— Но… Разве меня не осмотрит врач? Я имею в виду настоящий врач.

Он покраснел, как рак.

— Вы что же, думаете, я — не врач?

— Да. Разве это не так?

— У меня хватает образования на то, чтобы вас выписать. И вы выписаны, — прыщавый развернулся и ушел.

— А что с моими вещами? Где моя одежда? Он лишь пожал плечами и скрылся за дверью.

— Поищи в третьем шкафчике, лапушка. Амелия проверила все шкафчики, один за другим.

Дверцы открывались туго, с противным громким скрипом. Внутри были только тощие стопки простыней и больничное белье, но ничего похожего на кожаную дорожную сумку, которую Амелия брала с собой в Гвадалахару.

— Похоже, кто-то их унес, — предположила другая старушка. — Наверное, тот черномазый парень.

Ну да, конечно же! Амелия вдруг вспомнила, что сама попросила Джулиана забрать сумку домой. Сумка была дорогая, ручной работы, и здесь просто негде было ее поставить, чтобы не опасаться за сохранность вещей.

Интересно, что еще она забыла? Высшая школа математических наук доктора Джона Д. О'Брайена находилась на Нью-Дадли. Кабинет Амелии в лаборатории — номер 12—344. Номер телефона Джулиана? Восемь.

Амелия забрала из душевой сумочку с косметикой и разными мелочами и достала оттуда мини-комм. На панели с кнопками остался застывший мазок зубной пасты. Амелия села на кровать, отчистила комм и набрала номер Джулиана.

— Мистер Класс на занятиях, — сказал автоответчик. — У вас что-то срочное?

— Нет. Просто сообщение, — Амелия помолчала. — Милый, принеси мне какую-нибудь одежду. Меня выписали.

Она положила комм обратно в косметичку и потрогала затылок. Пальцы наткнулись на прохладный металлический диск в основании черепа. Амелия смахнула набежавшие слезы и коротко ругнулась:

— Черт!

Высокая, массивная санитарка вкатила в палату кресло-каталку, на котором сидела маленькая дрожащая китаянка.

— Это еще что за новости? — возмутилась санитарка, увидев Амелию. — Эта кровать должна быть свободна!

Амелию разобрал смех. Она взяла под мышку косметичку и книжку Чандлера, другой рукой запахнула поплотнее больничный халатик и вышла в коридор.

Я отыскал Амелию далеко не сразу. В ее палате были только крикливые старые склочницы, которые или ничего не говорили, или обманывали меня. Амелия оказалась в приемном покое. Ей нечем было заплатить за комнату и за медицинское обслуживание, но зато ей бесплатно принесли порцию какой-то совершенно несъедобной пищи — хотя она ее и не заказывала.

Наверное, эта еда оказалась последней каплей, переполнившей ее чашу терпения. Когда я подал Амелии одежду, она одним движением сбросила убогий голубоватый больничный халат и осталась совершенно обнаженной. В комнате, кроме нас, было еще восемь или девять человек.

Я застыл, словно громом пораженный. И это — моя скромница Амелия?

Регистратор, кудрявый молодой человек, вскочил с места.

— Стойте! Вы… Что вы такое делаете! Здесь нельзя!..

— Ничего, смотрите, — Амелия первым делом надела рубашку и неторопливо застегнула ее на все пуговицы. — Меня вышвырнули из моей комнаты. И мне просто больше негде…

— Амелия!.. — она и бровью не повела, будто не услышала меня.

— Пройдите в женский туалет! Уйдите скорее!

— Спасибо, но я не уйду, — Амелия встала на одну ногу и принялась натягивать носок, но пошатнулась и чуть не упала — я едва успел поддержать ее. Все присутствующие замерли в почтительном молчании.

— Я вызову охранника!

— Не вызовете, — Амелия, в одних носках и рубашке, совершенно голая от талии до лодыжек, прошагала через всю комнату и остановилась у столика регистратора. Она была на пару дюймов выше парня-регистратора и смотрела на него сверху вниз. Он тоже смотрел вниз — так, будто никогда в жизни не видел рядом со своим столиком треугольного островка женских лобковых волос. — Не вызовете. А то я закачу истерику, — ровным голосом произнесла Амелия. — Можете мне поверить.