Мельничиха из Тихого Омута (СИ) - Лакомка Ната. Страница 10

Конечно же, никто не догадался вывесить ценники на товар в лавке, а расспрашивать хозяина о цене на муку или соль настоящая Эдит точно бы не стала, поэтому я предварительно вызнала у Жонкелии, сколько могли стоить продукты. Покупка гребня чуть не довела ее до припадка, но я была тверда - гребень необходим, потому что быть неряхой мне совсем не по душе.

Сделав вид, что рассматриваю фигурные пряники, выложенные грудой под стеклом, я краем глаза следила, как Савьер Квакмайер отмерял товар.

Весы? Зачем! Всё на глаз!

На полсеребряные монеты он отмерил около четырех килограммов муки в полотняный мешок, который подставила Жонкелия, кусок соленого сала с мясными прожилками, весом на килограмм, и горсть соли в тряпицу. Потом он выложил на прилавок костяной гребень. Неказистый, грубовато вырезанный, но это было лучше, чем деревянный. Я взяла его и спрятала в поясную сумочку - потрепанную, на перетертом чиненом ремешке, постаравшись скрыть, какая сумочка черная изнутри.

Сало принесла дочь хозяина - Сюзетт. Наверное, девушка больше походила на мать, потому что в отличие от отца была хрупкой, очень ладно сложенной, с пикантным и хорошеньким личиком. В моем мире такая лапочка закидывала бы инет своими пикантными фотографиями, но здесь она всего лишь скромно улыбалась, похожая в голубом платье, белом фартуке и кружевном чепчике на фарфоровую куколку. У нее были ярко-синие глаза (как драгоценные камни, честное слово!), очень белая кожа и темные волосы, разделенные на прямой пробор.

Увидев нас, она приветливо заулыбалась и сделала книксен, выставив потом ножку в ажурном чулке и черной кожаной туфельке на каблучке, с высоким переплетением ремешков:

- Госпожа Жонкелия, госпожа Эдит! Как ваше здоровье?

Она говорила ласково и улыбалась так же, но мне почудилась насмешка в этом нежном голосочке. И вообще... рот у Сюзетт был широковат, и когда она улыбалась, то становилась немного похожей на лягушку.

- Вашими молитвами, - ответила я, забирая сало, завернутое в тряпицу. - Спасибо за товар, в ближайшее время долг мы уплатим.

- Жду не дождусь, - вежливо ответил Савьер, глядя, как мы с Жонкелией укладываем сало и соль в корзину, а мешок с мукой перетягиваем веревкой на горловине. - Но не слишком верю, если честно.

- Почему это? - спросила я, и лавочник перестал мне нравиться раз и навсегда.

- Когда мельничиха покупает муку - это может означать только одно - денег нет, и не предвидится.

- Посмотрим, - буркнула я, перекинула мешок через плечо, и вышла из лавки, даже не попрощавшись.

Жонкелия потащилась следом за мной, держа на сгибе локтя корзину с салом и солью. На улице я подождала старуху и сказала, поудобнее устраивая мешок на плече:

- Показывайте, кто тут из бывших работников. Попросим помочь наладить колесо.

- Я же тебе говорю, - завела привычную песню Жонкелия, - они не согласятся, даже если ты заплатишь. А заплатить тебе нечем.

- Заплатим потом, когда мельница начнет работать, - терпеливо возразила я.

- Ну-ну, - сказала она под нос.

- Хотите, чтобы мы с вами ныряли?

Вместо ответа она поджала губы и пошла по улице, к колодцу, который находился на площади, напротив лавки.

Конечно же, ей не хотелось нырять. Да и мне тоже. После того, как я чуть не утонула, подходить к озеру мне было отчаянно страшно. Не говоря уже о зубастой роже, встретиться с которой в воде я бы хотела меньше всего на свете.

Возле колодца сидел парень лет двадцати, и без особого старания вытесывал ручку для ворота колодца. Увидев, что мы подходим, парень насторожился и замер, покрепче перехватив топор. Будто собирался обороняться. Идея пригласить кого-нибудь из деревни для ремонта колеса сразу показалась мне не очень удачной. Что это за работник, если он, того и гляди, отоварит хозяев топориком по голове?

- Олдус, - замогильным голосом позвала парня Жонкелия, - мы решили запустить мельницу, но что-то с колесом. Поможешь? А когда мельница заработает - мы тебе заплатим?

- Можешь даже вернуться на работу, Олдус, - заговорила я как можно приветливее. -Условия оплаты те же.

- Запустить мельницу? - уточнил парень.

- Да, - подтвердила я. - Только всё равно там нужны мужские руки и...

- Ищите дураков! - Олдус ощетинился, как ёж, и вскочил, бросив недоделанную колодезную ручку. - А я - ноги моей не будет на вашей проклятой мельнице!

- Ты что орешь? - сквозь зубы процедила я и оглянулась - не услышал ли кто про проклятую мельницу. Не хватало ещё сыграть на руку господину Закхею, чтобы за мельницу с чертями не дали и десяти серебряных монет. - Нормальная... в смысле, обыкновенная мельница. Если тебе там что-то показалось спьяну.

- Мне показалось?! - он вытаращился на меня, а потом напоказ расхохотался, - Хозяйка, а не вы ли бежали пять миль босиком и по снегу, а потом прятались у пастора в овчарне и вопили про демонов?

Даже так? Ничего себе - меленка-вертеленка. Краем глаза я заметила, что из лавки выглянули Савьер и его дочь, а с противоположной стороны к колодцу с ведрами и кувшинами шли три нарядные девицы в разноцветных платьях и белоснежных передниках. Совсем некстати.

- Слушай, Олдус, - начала я ласково, - то, что было - это было просто недоразумение. Сейчас всё под контро... сейчас всё тихо и спокойно. Мне только и нужно, чтобы ты немного посмотрел колесо, оно почему-то не вертится.

- Вот сами и смотрите! - огрызнулся он, подхватил ручку и торопливо пошел прочь. Оглянулся на ходу - и прибавил скорости.

- Поговорила? - мрачно осведомилась Жонкелия. - Никто не пойдет из деревенских. А приглашать мастера из города - у тебя денег нет.

- Заладила, - проворчала я и добавила уже громко: - Ладно, пошли домой. Обойдемся без этих трусов. Перевелись мужики, наверное.

Мы с Жонкелией развернулись в сторону мельницы, но не успели сделать и пары шагов, как на площадь из переулка вывернул судья. Он сидел верхом на вороном коне и сейчас, в черном камзоле и надвинутой низко на лоб остроконечной шапке, как нельзя больше походил на нахохлившегося ворона.

- Его только не хватало, - прошептала Жонкелия, и ускорила шаг.

Я пошла за ней, делая вид, что не замечаю господина Кроу, но он сам заметил нас и направил коня поперек нашего пути.

- Добрый день, мамаша, - поздоровался он с Жонкелией, но смотрел почему-то на меня. -И вам, хозяйка, добрый день.

Мы с Жонкелией нестройно поздоровались в ответ и остановились, переминаясь с ноги на ногу и не зная, чего ожидать от этой встречи.

- Что это Олдус сбежал от вас, как от огня? - спросил судья, чуть наклоняясь в седле и упирая кулак в бедро. - Чем это вы его так напугали?

- Ничем, - ответила я первой. - Позвали его обратно на работу, но не сошлись в размере оплаты.

Лицо у Жонкелии приняло страдальческое выражение, но она ничего не сказала, и мне пришлось продолжать:

- День сегодня хороший, господин Кроу, но всё равно дождь обещают. Мы пойдем, с вашего разрешения, не хочется потом по грязи тащиться.

- А я вчера искал лодку, - сказал судья так же ласково, как я только что разговаривала с Олдусом, - и не нашел. Представляете?

- Унесло течением, - быстро ответила Жонкелия.

- Утонула, - одновременно с ней ответила я.

Повисла неловкая пауза, и судья заговорил ещё ласковее:

- Так утонула или унесло?

- Мы-то откуда знаем, господин судья? - ответила я, незаметно ущипнув Жонкелию за локоть, чтобы помалкивала. - Нас же там не было. Мало ли что могло случиться. А вдруг ее украли? Может, мне заявление о краже написать?

- А вы и писать научились, хозяйка? - судья удивленно приподнял брови.

Вот блин блинский! Так вляпаться! Я готова была проглотить язык, но проглотить уже сказанные слова было невозможно. Оставалось одно - врать дальше. И как можно правдоподобнее.

- Научилась, - соврала я, не моргнув глазом. - Оказывается, это не так сложно. Я и читать теперь могу, господин судья. Если прикажете - то даже по книжке.