Мельничиха из Тихого Омута (СИ) - Лакомка Ната. Страница 3

Платье пришлось мне точно впору, и это удивляло и пугало. Как будто тут знали мой размерчик!

«Не скажи, что ты - не Эдит.», - я вспомнила слова старухи и поёжилась.

Если это был сон - то очень странный сон. И мне хотелось бы поскорее проснуться. Но почему-то не получалось. Потоптавшись ещё в неуютной комнате, я решила спуститься. Взяла в охапку камзол судьи и пошла вниз, держась за грубо оструганные перила.

- .она не в себе, - услышала я голос судьи Кроу. - Говорит как-то странно.

- Будешь тут не в себе, - буркнула мамаша Жо. - Остаться вдовой через полгода после свадьбы!

- Для неё это такой удар? - вкрадчиво поинтересовался судья и насмешливо договорил: -Не рассказывайте сказок, что ваша Эдит безумно любила мужа и спятила от горя.

Я замерла на середине лестницы, слушая в оба уха, потому что это, кажется, касалось меня. Вернее, той самой Эдит, притвориться которой мне посоветовала старуха.

- Грешно смеяться над несчастной матерью, потерявшей сына, - сказала мамаша Жо таким трагичным тоном, словно представляла мать Г амлета. - И вдвойне грешно говорить плохое о покойнике. Мой сын был, конечно, не медок, но он заботился о нас.

- Так заботился, что его жена босиком и зимой сбежала от него в соседнюю деревню? -хмыкнул судья.

- Они просто поссорились, - невозмутимо заявила старуха. - Милые ссорятся - потом горячее любятся.

- А по-моему, у нее что-то в голове разладилось, - сказал судья резко. - Я пришлю доктора, чтобы он осмотрел вашу невестку.

- Нам нечем платить за визит доктора, - тут же сказала старуха.

- За мой счёт, - отрезал судья.

- Лучше бы на хлеб дали двум бедным женщинам, - всё равно осталась недовольна мамаша Жо. - Вы же убедились, что мой сын не оставил нам ни грошена.

- Убедился.

Я услышала, как что-то звякнуло - будто на деревянный стол бросили две монеты.

- Это за дрова, - насмешливо сказал судья.

Спустившись ещё на две ступени, я заглянула в комнату, условно служившую кухней, и увидела, как мамаша Жо прячет за пазуху серебряные новенькие монетки, а судья Кроу уже растопил печку и держал перед огнем свою рубашку, чтобы поскорее просохла. Спина у него тоже была впечатляющая - мускулистая, широкая, а на пояснице - соблазнительные ямочки. Жаль, штаны он сушил на себе.

В это время судья обернулся - будто почувствовал мой взгляд, и мне ничего не оставалось, как спуститься по лестнице и скромненько присесть на лавку у печки, положив рядом камзол судьи. Я перебросила волосы на грудь и принялась разбирать пальцами мокрые пряди. Высыхая, волосы пушились и цвет их становился почти морковно-рыжим. Я не была такой, даже когда волосы летом выгорали на солнце. Собственно, и руки тоже были не мои. С мозолями на ладонях, с обломанными неухоженными ногтями... А ведь только вчера мне сделали влажный маникюр и такой миленький френч.

- Как вы себя чувствуете, хозяйка? - спросил судья, встряхивая рубашку.

- Хорошо, - ответила я коротко, чтобы судья опять не услышал ничего странного. Наверняка, прежняя Эдит не говорила с акцентом. А может, и голос у нее был другой.

Но судью моё молчание не устраивало, и он задал новый вопрос:

- С чего это вы полезли в озеро?

- Купалась, - я опять ответила односложно.

- В это время? - черные прямые брови удивленно приподнялись. - Вы точно хорошо себя чувствуете? А зачем разделись догола?

- Может, чаю? - предложила я ему, чтобы он прекратил задавать опасные вопросы.

Мамаша Жо еле заметно дёрнулась, и я догадалась, что попала впросак. Скорее всего, чай в этом доме не подавали. И кофе - вряд ли.

- Я страшно голодная, - объявила я, вскакивая со скамейки. - Может, сообразим что-нибудь, пока господин судья просыхает?

Старуха Жонкелия поняла намек и мрачно кивнула:

- Посмотрим, осталось ли что-то в кладовой.

Судья проводил нас подозрительным взглядом, и перевернул рубашку другой стороной к огню.

Мы с мамашей Жо прошли по лестнице - на этот раз куда-то вниз, и оказались в коридоре, где пол был покрыт пылью вперемешку с мукой, а в полутьме, как две чудовищные морды с толстыми, плотно сомкнутыми губами, виднелись два каменных жернова.

Толкнув одну из дверей, старуха мотнула головой, предлагая мне зайти, и я оказалась в темноте, где пахло мышами и затхлостью. Чиркнуло кресало, затеплился огонек свечи, и в его неровном свете я увидела гладко оструганные полки вдоль стен - совершенно пустые, если не считать корзинки с десятком яиц и глиняного горшка, по-бабушкиному затянутого на горловине тканью, перевязанной веревочкой.

- Лучше пересидим здесь, - тихо сказала старуха, не глядя на меня. - Пусть этот черт уйдет.

- Какой черт? - переспросила я с раздражением. - Что происходит? И как вы узнали, кто я?

- Да я не знаю и знать не хочу, кто ты, - ответила она презрительно. - Только знаю, что Эдит утонула за четыре часа до того, как судья вытащил тебя из воды, ведьма.

Ведьма? В моём сознании тут же промелькнули сырые казематы, орудия пыток, бесстрастные физиономии инквизиторов и - как вишенка на торте - костер посреди площади.

- За языком следите, мамашенька, - посоветовала я старухе. - Никакая я вам не ведьма. А вот вы точно с какой-то чертовщиной связаны. И если это ваши проделки, я требую, чтобы меня немедленно вернули домой.

- Я такая же ведьма, как ты - жена моего сына, - фыркнула старуха. - И ты сама должна знать, как заняла её место. И для чего. И выбираться должна сама. Если сможешь.

- Бред какой-то! - воскликнула я в сердцах.

- Наверное, это моргелюты, - старуха задумчиво покрутила свечу вокруг своей оси.

- Кто?!

- Духи озера, - пояснила она. - Они утопили моего сына, а потом утопили Эдит. И зачем-то подкинули в Тихий Омут тебя.

- Никто меня не подкидывал! - ответила я бешеным шепотом. - Я упала в озеро! Меня столкнули! А вынырнула возле этой чертовой мельницы! Только получается, что не я вынырнула, - я потрясла руками перед лицом старухи. - Руки - не мои, волосы... - я схватила в кулак несколько прядей и тоже потрясла ими, - волосы - тоже не мои! И я не желаю находиться в теле какой-то там утопленницы!

- Ну прыгни обратно в Омут, - посоветовала мамаша Жо, на которую моя истерика не произвела никакого впечатления. - Если повезет - духи отправят тебя обратно. А если нет

- то съедят. И рядом уже не будет мужика, который вытащит тебя за гриву и на берег.

Я застыла, вспомнив тени, утягивающие меня в глубину. А вдруг. это были вовсе не сети?..

Тут можно было сойти с ума на «раз-два», и я, плохо соображая, что делаю, схватила корзинку с яйцами.

- Правда, готовить решила? - равнодушно поинтересовалась старуха. - Так Ворона этим не купишь. Только ещё больше на подозрение наведешь.

- На какое подозрение? - я уже мало что понимала - и про ворон, и про чертей в омуте, и про утопившуюся Эдит. - Что в горшке?

- Масла немного осталось.

- Отлично, - я сунула горшок под мышку, взяла корзинку и пошла обратно в кухню, пытаясь собрать в горсточку разлетающиеся мысли.

Старуха вздохнула, загасила свечу и потащилась следом за мной, а я поднималась по ступенькам и пересчитывала все странности, что со мной случились.

Так, деревня Тихий Омут, где нет нормальных дорог и сетевых вышек. Так, озеро с какими-то водяными... И меня угораздило рухнуть в это озеро. А ещё - ворон, которого не купишь.

- Про каких ворон вы мне говорите? - спросила я у мамаши Жонкелии, когда мы уже почти поднялись до верха лестницы.

- Про серых, - огрызнулась старуха, обогнала меня и принялась шарить на полке, переставляя закопченные котелки и сковородки.

Судья Кроу, сушивший у печи рубашку, глянул на нас через плечо - быстро и подозрительно, и сейчас он так смахивал на нахохлившуюся хищную птицу.

Какая же я дура, слов нет. Рейвен - это ведь «ворон». Ворон - прозвище судьи, тут и ребенок бы сообразил. Судья, которого не подкупишь. А я разве собиралась его подкупать? Я ничего не сделала, чтобы мне нужно было подкупать судью. Или. сделала? Кто знает, что там за жизнь была у моей предшественницы.