Кельтика - Холдсток Роберт. Страница 52

Я не знал этого, но подозревал, особенно после того, как сам Илькавар неожиданно появился в Похйоле. Этим можно объяснить тот факт, что туда приводят многие путешествия во сне и охота с помощью талисманов. Правда, то ледяное необъятное озеро совсем не походило на этот вонючий пруд под маленьким курганом возле реки Даан.

– Если пойдешь дальше вдоль берега, – продолжал иберниец, – увидишь глухой лес и тропинку через него. Недавно там кто-то побывал. Они пытались скрыться от посторонних глаз. Я сидел здесь и нюхал воздух, идущий из леса. Думаю, тропа ведет на юг. Иногда пахнет травами, которые растут на юге. Иногда запах напоминает кровь…

– Кровь? – Мое сердце учащенно забилось. Я вглядывался в лицо Илькавара. – Кровь и что еще?

– Запах. Чего-то горелого.

– Пронзительный Взгляд! Значит, вот куда она ушла! Видимо, она учуяла эту тропу, пока я летал в прошлое с Ниив на шее. – Илькавар, ты герой!

– Какой из меня герой, – скромно возразил он, – у меня врожденная способность находить подобные переходы. Хотя, как я уже говорил, могу легко заблудиться в них. Это и еще пение – единственное, в чем я преуспел. Я подожду тебя здесь.

Я было отправился по берегу озера, но тут у меня родилась мысль.

– Как быстро ты можешь запомнить мелодию?

– Так быстро, как ты ее споешь, – уверенно ответил он.

Он забрался на мрачную, серую скалу, облепленную узловатыми колючками. Они тянулись к беззвездному небу. Вода в озере немного поднялась, но когда я запел песню, которую Илькавар должен будет играть на своем инструменте, оно как бы выплеснуло из себя в воздух темных крылатых существ. Те полетали кругами, но вскоре снова опустились на воду с легким всплеском, и движение прекратилось.

Илькавар засмеялся:

– А теперь послушай, как получится у меня…

Он наполнил воздухом свой мешок с трубками и сильно сжал его. Гудение снова пробудило озеро к жизни, но оно быстро успокоилось и больше не менялось, пока он наигрывал на своем инструменте печальную мелодию песни, которую однажды пела мать своим детям, засыпавшим у нее на руках.

– Можешь повторить слова?

Я повторил, и он запел под неторопливую, теплую и печальную музыку волынки.

Озеро дрогнуло. Тьма стала еще гуще, деревья задрожали, словно приближался шторм. Подул холодный ветер. Но в этом странном месте было по-прежнему тихо.

Илькавар почувствовал, чего я хочу, и запел снова. Казалось, что звуки музыки и слова песни летят, словно во сне, через озеро к черному промежутку между деревьями, куда ушла та, кого зовут Пронзительный Взгляд.

И снова тихо, только негромкий плеск волн о берег и легкое дыхание леса.

Она появилась неожиданно, высокая, темная фигура, окутанная мраком. Она застыла в начале тропы, как статуя, и смотрела на меня.

Я направился к ней. Заклинание, спетое ибернийцем, вернуло ее с предначертанного пути, заставило повернуть назад, как я считаю, скорее из любопытства. Ее влекли приятные, но болезненные воспоминания. На этот раз я был почти уверен, что знаю скрытую под вуалью женщину.

Я стоял перед ней. Она была так близко, что я мог бы дотронуться, но недостаточно близко для поцелуя. Она не позволяла подойти ближе. Я увидел лицо под вуалью, постаревшее, очень сильно постаревшее, но все равно красивое, какое-то неземное, недоступное; как и я, она затерялась во Времени, слилась с ним.

Медея! Дочь Эета, жрица Овна. И совсем не она! Потому что она стала старше на множество поколений. И она, и я, мы были частью одного древнего сердца. Вечного сердца.

– Кто ты такой? – выдохнула она. – Кто ты такой, чтобы знать мою тайную песню? Ты плывешь вместе с Гнилой Костью…

А я думал, что Медея мертва. Оракул в Аркамоне сказал ее сыну, что она слишком много сил отдала на то, чтобы спрятать его. «Она умерла в страшных муках».

Это, конечно, так. Я все понял, она умирала уже семь веков. Я сам ослепил себя, не желая использовать свои таланты. Предсказательница говорила правду, но не всю правду.

Медея не умерла. Она продолжала жить. Медея тоже странствовала по предначертанному пути, а я не узнал ее, когда наши тропинки пересеклись. Я не узнал девочку, с которой играл в детстве.

– Меня зовут Мерлин, – ответил я, с трудом выговаривая слова, – Когда мы были детьми, мы купались в пруду у водопада. Ты любила стрелять в меня стрелами с фруктами на кончике. У нас было десять наставников, они по-прежнему наблюдают за нами, поджидая, когда мы состаримся. Я до сих пор не знаю зачем.

Она внимательно разглядывала меня из-под своей вуали. Я чувствовал, как ее мозг гудит, словно растревоженный улей, – она не хотела принимать правду из-за страха, неожиданности, удивления.

– Когда Ясон впервые набирал людей на Арго, чтобы плыть в Колхиду и разграбить там ваш храм, меня звали Антиох. Я был среди аргонавтов. Я был во дворце, когда ты инсценировала убийство детей.

Медея наконец узнала меня, с жутким криком она сорвала вуаль и уставилась на меня в упор. Ее дыхание отдавало кровью и горелыми листьями. Она никак не могла полностью поверить в то, что услышала.

Узнавание и внезапное просветление прошли быстро, их сменил гнев. Морщины сразу же стали глубже, ввалились глаза, черты лица потеряли мягкость.

– Что ты говоришь? – зашипела она. – Какая инсценировка? Он никогда не увидит своих сыновей! Передай ему. Я немало труда положила, чтобы спрятать их. Он никогда не увидит детей! Они – все, что осталось у меня в жизни. Они становятся сильными. Я горжусь ими.

– Он уже близко подобрался. Он найдет Тезокора.

– Найдет? Я задержала его на Альбе. Я подняла мертвых против живых. Я способствовала опустошению земель, чтобы задержать вас. Я и здесь остановлю его. Я отравила его сознание, настроила против корабля. Я способна задержать его.

Она не могла отвести взгляд от меня. Я с трудом понимал смысл того, что она говорит. Я вспомнил гигантского быка, который свалился со сплетенных из ивы великанов. Значит, Медея приложила к этому руку. А тот хитрый ворон, спокойно сидящий в голове великана, когда мы все-таки набрались смелости и поплыли под ними? Она, оказывается, была совсем рядом. Интересно, насколько опустошение – дело ее рук?

Я тоже не мог отвести от нее глаз. Призрачные образы, отголоски многих и многих веков, начали обретать форму для нас обоих. Нахлынули воспоминания прошлого, холодные, четкие. На нее было больно смотреть. Она была со мной в Стране Призраков и не знала, кто я, кем мы оба были в прошлом, даже когда я пытался уйти от Пронзительный Взгляд, я не понимал, кто за ним прячется. Я соскучился по ней или по нашему общему детству. Она разрушила магию момента, заговорила быстро, негромко и решительно:

– Вам это не удастся. Ты умный человек, Антиох, и ты друг того испорченного человека. Но я сразу вижу уловки. Ты не такой, как я. Я всегда любила одиночество. Остальные для меня были лишь призрачными воспоминаниями. Я странствовала по предначертанному пути совсем одна. А Мерлин… Мерлин был лишь приятным сном!

Тогда почему же ее губы дрожат? Почему ее знобит? Да потому, что и она начала понимать.

– Я тоже так думал, – сказал я. – Я тоже считал, что я совсем один, что со мной лишь давние воспоминания, которые создавали иллюзию, что есть и другие, такие же как я.

– Нет! – закричала она. – Это всего лишь жестокий обман. Ты каким-то образом выкрал у меня мои воспоминания. Но Гнилая Кость никогда не коснется моих детей. Я так долго ждала, чтобы снова быть с ними. Геката! Геката! – неожиданно взвыла она. – Как он оказался здесь? Как он может быть здесь? Весь мир против меня!

И с этим диким, скорбным воплем, в полном отчаянии она повернулась и бросилась бежать. Она быстро исчезла во мраке.