Чужая роза (СИ) - Росси Делия. Страница 47

Так и было. Адриан Безухий, как прозвали в народе кузена Филиппа Смелого, обладал слишком горячим нравом. И прозвище свое заработал не просто так — все в Ветерии знали, что в моменты гнева император переставал слышать своих советников.

— И что на сей раз натворил Бартоломео? — снова повернув на пальце кольцо, спросил Абьери.

Единственный сын и наследник императора жил широко и без оглядки на тень венценосного отца. Вернее, делал все, чтобы эта тень стала как можно короче. Алессандро вспомнил смазливого самонадеянного юнца и усмехнулся. В отличие от Бартоломео, у него самого не было молодости. После гибели отца и последовавшей за ней опалы ему пришлось забыть о радостях жизни и взвалить на себя тяжкое бремя. Нет, отец готовил его к управлению герцогством, вот только не рассчитывал, что этот день наступит так скоро. Всего лишь одна ошибка — и Навере сменил владетеля. Алессандро хорошо помнил, как нелегко ему пришлось. Кузен Филиппа, ставший новым императором Ветерии, первым своим указом повелел собрать с герцогства все долги, накопившиеся за несколько лет, и вдвое повысить налоги. Видимо, Адриан рассчитывал прибрать осиротевшее герцогство к рукам. Но Алессандро не сдался. Он сумел собрать нужную сумму и погасил недоимки. Чего это ему стоило, не знали даже самые близкие. Но он справился. И справлялся еще не один раз, незаметно оставив позади и молодость, и развлечения, и друзей, и беззаботную жизнь.

— Новое увлечение, — пояснил Форнезе. — Какая-то простолюдинка, которую Бартоломео таскает на все приемы и заявляет, что она его невеста. Адриан в ярости.

Друг отложил перо, но тут же снова взял его в руки и принялся постукивать кончиком по ногтю большого пальца, а Абьери задумался.

Что ж, теперь понятно, почему Марко так обеспокоен. Действительно, не самое подходящее время представлять Алессию обществу. Нет, к конрединату в Ветерии относились снисходительно и с пониманием. Любовница высокопоставленного человека, имеющая официальный статус, пользовалась уважением окружающих, а ее дети, хоть и не имели прав наследования, но признавались законом. К тому же, конреди, даже в случае расторжения договора, получала хорошее денежное вознаграждение и пожизненное содержание.

Вот только сейчас не стоит рисковать. Если он подаст в сертолию прошение об официальном признании Алессии его конреди, то император действительно может взбелениться, и в итоге выплеснет на него тот гнев, что приберег для наследного принца.

— Теперь ты понимаешь, почему я прошу тебя подождать? — словно подслушав его мысли, спросил Форнезе и устало потер глаза.

— Хорошо. Я подожду. А с тобой что? Выглядишь так, будто неделю не спал.

— Почти так и есть, — скривился Марко. — Проверяю одну теорию, но пока неудачно.

— Поделишься?

— Да рано еще о чем-то говорить. Может быть, потом, когда немного разберусь, — уклончиво ответил друг и отвлекся на появившегося в комнате нетопыря. — Чего тебе, Бруно?

— Ужин на столе, хозяин, — особо выделив последнее слово, доложил крылатый слуга.

— Хорошо. Мы сейчас придем.

— Осмелюсь заметить, мясная паритта сегодня особенно удалась. А свинина с травами благоухает так, что даже у адского пса аппетит проснется.

В круглых желтых глазах нетопыря мелькнула насмешка.

— Позови нашу гостью к ужину, — не обратив внимания на слова Бруно, велел Форнезе и прикрыл рукой зевок. — Проклятье! Не знаю, чего хочу больше — есть или спать. Ладно, идем, — поднимаясь, бросил друг. — Где-то у меня бутылочка старого перне завалялась, надо будет поискать.

Абьери внимательно посмотрел на Марко, но ничего не сказал и пошел следом. Если Форнезе не хочет говорить о своих экспериментах, расспрашивать его бесполезно. Потом сам все расскажет.

Алессандро вышел вслед за другом в коридор, и оглянулся, почувствовав чей-то взгляд. И тут же замер, ощущая, как тесно стало в груди и как громко забилось сердце. Алессия, в красном бархатном платье, шла по темным каменным плитам и казалась видением из какого-то другого мира.

Абьери с трудом протолкнул вставший в горле ком. Нет, он не променяет ее ни на какие блага и милости императора. Эта женщина особенная. Больше таких нет. За те годы, что провел в борьбе за сохранение герцогства, он научился отличать подделку от подлинника. Так вот, Алессия — подлинник, шедевр, сродни единственной картине Бротто. И он был бы глупцом, если бы не сумел разглядеть то, чего не замечали остальные — редкую красоту души, сияющую за янтарной загадкой взгляда, и удивительное достоинство, больше подобающее не чужеземной нищенке, а королеве.

«Не отпущу, — мелькнуло в его голове. — Алессия — моя конреди, и что бы там ни говорил Марко, больше мне никто не нужен».

Абьери шагнул вперед и протянул ладонь. А когда в ней утонула узкая рука, в темноте потолка снова раздался переливчатый, как звон колокольчиков, смех. Неужели его решение вызывает у кого-то сомнения?

Словно в ответ на сердитое недоумение, колокольчики зазвенели глуше, удаляясь все дальше и дальше, пока окончательно не стихли в глубине переходов. Проклятая магия…

— Ньор герцог?

Алессия посмотрела на него, и он сильнее сжал ее пальцы.

— Алессандро. Помнишь, мы договаривались?

— Хорошо, Алессандро, — после небольшой паузы сказала конреди, а он через силу улыбнулся, стараясь не обращать внимания на засевшую внутри тревогу, и повел Алессию в столовую.

Алессия Пьезе

Ужин прошел как в тумане. Видимо, наступил откат после недавнего стресса. Я смотрела на герцога, вспоминала учиненный им допрос и думала о том, что Абьери на этом не остановится. Он обязательно захочет узнать все подробности моей жизни. Этот властный мужчина не привык отступать. Сейчас он отложил свои расспросы, но это всего лишь краткая передышка, тактический прием, заставляющий меня расслабиться и поверить, что все позади. Вот только расслабляться нельзя.

Я наблюдала за тем, как Абьери ест, как разговаривает с другом, изредка ловила на себе внимательные взгляды, и понимала одно — нужно уходить. Если герцог узнает, что я иномирянка, мне конец. Абьери не сможет переступить через закон, гарантом которого он сам и является. В Навере не зря говорят, что герцог — настоящий Giudice incorruttibile или неподкупный судья. Так и есть. Я сама несколько раз наблюдала с галереи главного зала, как Абьери разбирает тяжбы подданных, и успела понять, что для него ничего не значат ни звания, ни положение, ни симпатии, ни попытки скрыть правду.

Да. Надо уходить. Но почему душа так противится этому? Почему я постоянно придумываю отговорки, лишь бы не расставаться с Абьери?

— Алессия, ты не ешь свинину. Не нравится? Или невкусно?

Вопрос Форнезе заставил меня очнуться.

— Как мясо может быть невкусным? — послышался сверху насмешливый голосок Бруно. — Просто кто-то вместо того, чтобы есть, витает в облаках другого мира.

Я едва не уронила вилку. О чем говорит крылатая мелочь? Что эта мышь может знать о другом мире?

Гумер, словно ощутив мои возмущение и страх, поднял голову вверх и зарычал, уставившись на зависшего над карнизом нетопыря.

— Ой, да ладно, — картинно обмахнувшись крылом, протянул Бруно. — Прямо напугал! Ты такой лапочка, когда рычишь, — добавил он и подмигнул опешившему от подобной наглости псу.

— Гумер, оставь его в покое, — осадил Абьери вскочившего дога.

— Хорошая собачка, — насмешливо пропел сверху мелкий поганец. — Послушная.

Гумер бросился к окну и подпрыгнул. Огромная пасть громко щелкнула, Бруно взмахнул крыльями и перелетел на соседний карниз, а пес тяжело приземлился на все четыре лапы и рассерженно гавкнул.

— Не знал, что Гумер умеет подавать голос, — задумчиво сказал Форнезе.

— Я тоже этого не знал, — не менее задумчиво ответил Абьери и добавил: — В последнее время он все чаще меня удивляет.

— Помнится, я как-то слышал, что доги великолепно поддаются дрессировке, — ни к кому не обращаясь, заявил Бруно, и глаза Гумера опасно заблестели. Казалось, пес примеривается, как половчее добраться до обидчика.