Купол над бедой (СИ) - Аусиньш Эгерт. Страница 94

   - Вот как? Продолжай.

   - Они сказали, что для того, чтобы обрабатывать агента подобным образом, нужен изначально, как они выразились, инструментальный подход, не предполагающий ни личного отношения, ни последующих контрактов. Кроме того, человек сам должен быть готов принять такой подход по отношению к себе, и это совершенно особая часть процесса. Они сказали, что самая неприятная - за исключением одного только случая.

   - Какого же?

   - Когда подобное отношение людей к себе является одобряемой общественной нормой. Мой князь, я попытался себе представить это, но фантазия отказала мне на вопросе о том, каковы же при таких общественных нормах должны быть границы допустимого в отношении себе подобного и своего. Мне интересно, но я не сумел ни вообразить, ни рассчитать.

   - Думаю, Дейвин, я тоже не сумею.

   - Да? Жаль, я думал, ты знаешь... Коллеги сказали, что сейчас таких агентов готовят в самых гнилых углах этого мира для одноразовых сложных акций и программ, и даже назвали несколько таких углов, в которых они бы поискали ее возможных хозяев. Если бы речь шла о другом агенте, не о Медунице. Мы с тобой знаем, кто ее хозяева, они не здесь. Мои консультанты утверждают, что, по их данным, она полностью самостоятельна. Так что про конкретное задание... я сомневаюсь, мой князь. И мне интересно, что вообще за цель ей могли ставить, учитывая, что они сказали о ней еще...

   Димитри пригубил кубок и вопросительно поднял бровь, ожидая продолжения.

   - Точнее, они рассказали, кого она им напоминает. Полвека назад Европа была поделена между двумя империями, только они так не назывались, считая себя чем-то другим. Одна из них развалилась еще до нашего прихода, потом ее самый крупный осколок отдал нам Озерный край, а сам стал Московией. Вторая империя находится за океаном. Она до сих пор не признает, что владеет колониями. Еще до описываемых событий эти две империи поделили между собой одну европейскую страну, и та, которая стала Московией, даже построила стену посреди бывшей столицы той страны. Считалось, что часть, отошедшая заокеанской империи, - островок местных свобод и прав, но это было не совсем так. В конце той войны, из-за которой империи и поделили страну, людей, бывших в ней у власти, уличили во множестве преступлений, и я не хочу, мой князь, нести тебе эту грязь и мерзость, хотя коллеги рассказали и показали мне многое из того, что знали. Народ тогда разделил ответственность своих правителей, потому что выбрал их на тинге и не мог не знать, что происходит с их соседями. Многие были казнены, остальным, кто запятнал себя верной службой преступному режиму, запретили служить в полиции и в армии, занимать государственные должности и воспитывать чужих детей. Это кажется жестоким, но зная, что они творили, я удивлен, что они остались живы, потому что их долги невозможно закрыть золотом и работой.

   - Даже так?

   - Да, - кивнул Дейвин. - Именно так. Все известные тебе процессы над некромантами в Исанисе и Исюрмере меркнут перед тем, что мне рассказали, а это не было и сотой частью случившегося. Кстати, лекарства из Европы по этой причине я для себя покупать не стану. Их создавали... - граф замялся на миг, - недолжным путем. И вот лет пятьдесят назад эти, прощенные, решили, что их преступления забыты, а той империи за морем было, в общем-то, плевать на их жертв. Представляешь, князь, та империя отказалась принять к себе людей, зная, что их ждет смерть и что их пребывание не будет ей ничего стоить! И, в отличие от той, что стала Московией, они сквозь пальцы смотрели на всю эту мерзость и даже поддерживали преступников и их пособников. - Дейвин смолк на мгновение, потом подвел итог. - Там было много грязи и преступлений с обеих сторон, но я не хочу сейчас вытаскивать все это. Так вот. В той части разделенной страны, что принадлежала заморской империи, разумеется, были люди, которым очень не нравилось происходящее. Они знали о былых преступлениях своих земляков и считали, что если человек в двадцать был небрежен с чужими жизнями и считал, что неправильный цвет волос - достаточная причина для обращения в рабство или убийства, то и в пятьдесят он станет думать так же, особенно если он хочет власти.

   - Мало ли кому и что не нравится, - пожал плечами князь. - Не хочешь соблюдать правила - путь чист, места под небом много.

   - Не оттуда, мой князь, - качнул головой Дейвин. - Получить разрешение на отъезд из этой земли было непросто. Легче, чем из страны, которая потом стала Московией, но все равно трудно. И выехать можно было только в места с похожим порядком и взглядами. Или туда, где небо вовсе не смотрит на людей и не посылает им ветер удачи.

   - Тяжело... - вздохнул князь. - И что же они сделали, те, кому не нравился этот порядок?

   - Они сперва делали, как принято у нас. Они говорили и писали, что им не нравится, объясняли, почему это плохо и как надо лучше. С ними спорили, они огрызались в ответ... В общем, ничего удивительного. А потом им решили заткнуть рот и запретить выражать недовольство. Ведь, как понимаешь, заморская империя и та, что стала Московией, вовсе не стали друзьями, расправившись вместе с общим врагом. И поэтому любой, кто был против сложившегося положения вещей по любую сторону от стены, разделившей бывшую столицу, объявлялся врагом, нанятым второй стороной. Так что, оберегая покой влиятельных лиц и их право не помнить преступления, совершенные десятилетия назад, власти запретили вспоминать о былом и сравнивать нынешние решения с тогдашними.

   - Но это же попытка закупорить кипящий горшок, не сняв его с огня? - улыбнулся Димитри. - Рискованная политика, а, Дейвин?

   - Именно так и случилось, - кивнул Дейвин. - Те, кому заткнули рты, взялись за оружие, и среди них была талантливая журналистка, ее звали Ульрика Майнхоф. Я не буду пересказывать тебе ее жизненный путь, это мне не кажется важным. Скажу, что она стала не только душой, но и лидером вооруженного сопротивления, и, наверное, ей было очень непросто, ведь по их законам замужняя женщина должна была спрашивать разрешения у супруга, если хотела работать вне дома и быть кем-то большим, чем матерью и женой.

   - Вот как? - князь наклонился в кресле, в глазах его блеснул холодный интерес. - Что за страна?

   - Германия, мой князь.

   - Германия, - задумчиво кивнул князь, опираясь на подлокотник. - Интересно, Дейвин, тот комиссар, пойманный в борделе, случайно гражданин этой страны - или это скорее правило, следующее из их традиций?

   - Судя по тому, как умерла Ульрика, это скорее правило, мой князь, - сухо сказал Дейвин. Димитри, услышав его тон, решил не уточнять подробности. - Именно с ней коллеги и сравнили Алису. Сказали, что она принесла много бед и проблем всем, в том числе своим двум дочерям, рассорив их с отцом, но осталась до конца верна своим принципам, не отказавшись от них даже в тюрьме, куда закономерно попала после цепочки терактов, организованных и исполненных ей и ее последователями. Кстати, до суда она не дожила. По одной версии - покончила с собой, по другой - ей помогли свести счеты с жизнью. Думаю, власти, зная о ее мастерстве журналиста, боялись, что она использует судебную кафедру для пропаганды своих взглядов, а заставить ее замолчать на заседании суда не выйдет. И тогда чернь ее поддержит...

   - Ты ждешь неприятностей из-за согласия Алисы сотрудничать? - Князь внимательно посмотрел на Дейвина.

   - Мы будем скверно выглядеть в этой истории, если ее обнародуют. Причем не только мы. Люди Ивана тоже окажутся причастными. Это мне и объясняли.

   - Интересно, да, - князь отпил из кубка. - Однако это не объясняет, почему ее хозяева расширенный допрос не считают пыткой.

   - Вполне объясняет, князь, - вздохнул маг. - Если она отнесла им хотя бы половину этой истории и хотя бы столько о той их войне, сколько я тебе рассказал.

   - Возможно... - задумчиво произнес Димитри. - Кстати, эту твою мысль подтверждает и то, что Алиса о ваших беседах забыла.