Между честью и истиной (СИ) - Аусиньш Эгерт. Страница 52

   Ксюша думала, что ей повезло с ее мышами и особенно с тем, что мыши думали, что им с ней тоже повезло. Еще давно, в первый год, Минни сказала ей, что не видит смысла рожать от других, если Микки настолько удачлив, что сумел добыть для гнезда человека, способного не только зажечь огонь, но и прокормить всех. Ксюша знала, что без помощи Микки вряд ли она продала бы свои картинки: во-первых, кому они тут нужны, а во-вторых, работорговцы наверняка все еще ловили ее. А сайни, продающий картинки про жизнь сайни, всем нравился, и у него охотно покупали. Он говорил, что картинки Ксюши покупатели держали в домах на видном месте. Сама девушка ни разу не решилась проверить это: она все еще боялась второй встречи с работорговцами. Но ей и не нужно было в город. Мыши были добрыми и болтливыми, ей хватало общения, а когда у Минни рождались мышенята, становилось совсем не до прогулок. В этот раз она решила родить в начале лета. Мимо Ксюши, уже сидевшей перед картиной с кистями, пробежала дочка Минни, Элла, и возбужденно свистнула ей: "Ксюша, гостья!" Девушка привстала и пригляделась. Все было плохо: ее нашли. По тропе поднималась женщина в светло-серой тунике по колено, серых брюках-жойс и серых же сапожках. Кто-то из сановитых досточтимых. Таких же, как те, кто запихал ее, визжащую и упирающуюся, в портал почти шесть здешних лет назад. Ксюша успела протереть кисти от краски перед тем как, перевернув их щетиной к ладони, зажать между пальцами в кулаке, как учил младший брат, оставшийся вместе с мамой дома. Получилось не оружие, но средство защиты. Теперь главное - не разжимать кулак, что бы ни произошло.

   Когда священница приблизилась, Ксения показала ей руку с зажатыми в ней кистями и предупредила на сааланике:

   - Живой не дамся.

   - Я не буду тебя ловить, - сказала священница по-русски. - Пойдем домой, Ксюша. Пойдем в Санкт-Петербург.

   - Ты кто? - сама Ксюша в эту минуту сказала бы про себя "обалдела", а Хайшен определила бы "шокирована", но обеим было не до лирики.

   - Я Хайшен, - представилась священница, - настоятельница монастыря Белых Магнолий, того, что отсюда виден над дальней горой за заливом, и дознаватель Святой стражи. Я знаю, что тебя украли, а ты убежала и спряталась со своими сайни здесь. Досточтимый Кулейн мне рассказал.

   Девушка осторожно кивнула, не сводя со священницы внимательного взгляда. Кулейна ее сайни знали, он был здесь у них один раз, а после не приходил, но иногда угощал их, встречая у моря или в городе.

   - Чем ты докажешь, что приведешь меня домой, а не обратно на рынок? - спросила она.

   - Тем, что приведу тебя домой, - улыбнулась Хайшен.

   Художница покачала головой:

   - Уже поздно, наверное. Моим мышам надо, чтобы огонь был постоянно, у Минни скоро будут дети, я не могу бросить их просто так.

   - Я уйду и вернусь с человеком, который будет зажигать им огонь, - сказала Хайшен. - Они дождутся тебя здесь.

   Ксюша села обратно на камень и заплакала. Хайшен осторожно подошла и взглянула на квамью шкуру, натянутую на рамку, сделанную из остатков ящика для кувшинов с молоком. На шкуре был отлив в солнечный день, и по мокрому песку бодро бежала сайни, а за ее хвостом цепочкой, держась за хвостики друг друга, спешили шесть щенков.

   - Это Минни? - спросила Хайшен.

   - Да, прошлым летом, - кивнула Ксюша, все еще плачущая.

   - Хорошо вышло, - одобрила Хайшен.

   - Еще не закончено, - всхлипнула девушка.

   - Закончишь, - уверенно сказала досточтимая и после небольшой паузы спросила. - А где теперь те ее щенки?

   - Минни их пристроила перед зимой, - ответила Ксюша еще дрожащим голосом. - Маленьким тут холодно: пещеры сырые. А они были уже слишком взрослые, чтобы сидеть в гнезде до весны. Одного она отвела как раз в твой монастырь, неделю ее не было. Еще двух отдала в хлебную лавку, тереть муку. Один пошел в дом к молочнику, и двое живут в гостинице у порта.

   - Хорошо, - Хайшен кивнула. - А как ты хочешь назвать картину?

   - "За крилем", - уже спокойно ответила Ксюша и, увидев озадаченное лицо досточтимой, пояснила. - Те мелкие рачки, которые в отлив остаются на песке, они съедобны. У нас их ловят сеткой и едят, это их земное название. Здесь мы варили из них суп, я научила Минни. Они все ходили собирать их, кроме Микки, он был в городе.

   - О Пророк, - вздохнула Хайшен, - сколько мы еще всего не знаем... Хорошо, что ты не трогала остальные картины. Эта до завтра просохнет?

   - Думаю, да, - пожала плечами девушка, - я же только начала.

   - Тогда пусть сохнет, а ты собирайся. Твои мать и брат благополучны и будут рады тебя увидеть, - сказала досточтимая и после паузы добавила. - А твоих похитителей будут судить. И ты очень нужна на суде - там, в Санкт-Петербурге. Я вернусь за тобой завтра и приведу того, кто присмотрит за огнем для твоих сайни.

   Вернувшись в монастырь, Хайшен собрала человеку, уходящему на пещерное житье "во исполнение договора огня" большой запас провизии. И отправила его с такими словами:

   - Она научила своих сайни есть всякий мусор из моря. Я не удивлюсь, если они умеют ловить и жарить пауков для еды. Корми их как следует. И приберитесь там хорошо, если успеете, эта сайни вот-вот родит.

   С утра они вдвоем вернулись в пещеру, и монах остался, а настоятельница и художница ушли в монастырь, чтобы оттуда отправиться прямо в Озерный край, на родину девушки. С собой у Ксении были только ее картины и несколько обрезков плохого пергамента с эскизами углем. Предлагать девушке другую одежду Хайшен не стала умышленно: дознавателю нужно было, чтобы следователи Земли увидели, как она жила эти шесть лет. На Ксении была относительно чистая люйне, носившая следы многих стирок в морской воде, гэльта, зашитая в десятке мест, и грисс, который уже и зашивать смысла не было. Чулки-окрэй и броги были в таком состоянии, что Хайшен сомневалась, не выйдет ли девушка из портала босиком, но все равно решила рискнуть. С ее братом и матерью настоятельница поговорила после того, как князь рассказал ей историю знакомства со Стасом и трудового контракта с ним, так что знала достоверно, кого забирает. Скоростью своего решения она была обязана младшему товарищу по службе, достаточно упорному, чтобы шесть лет в одиночку расспрашивать девушку через ее сайни и пятерками дней ждать ответа, а дождавшись, записывать его в тетрадь. Она оценила его осторожность и взвешенность действий и, просмотрев записи, поняла, что этот следователь ей нужен в Новом мире, так что сейчас он ждал ее в замке Белых Магнолий вместе со всем отрядом, составившим три пятерки. Войдя во двор монастыря, Хайшен распорядилась: "Бросайте нить в Новый мир. Мы идем в Озерный край прямо сейчас".

   В самом начале первого месяца лета граф да Айгит заметил, что дворяне-мелкомаги, бывшие в резиденции на подхвате, начали сплетничать о некромантке, которую князь помиловал. Дейвин вызвал двух самых языкастых к себе и довольно сурово поговорил с ними, еще раз напомнив разницу между отсрочкой приговора и помилованием и пообещав высылку назад за злословие. А потом, для большей понятности, добавил, что до тех пор, пока нет окончательного вердикта дознавателя Святой стражи, никаких определений в адрес местных быть не должно даже в частных разговорах. После этого полунищая шушера, просившаяся в край в основном затем, чтобы поесть от пуза, притихла: перспектива опять получить в тарелку водоросли и ряску вместо овощей их совершенно не привлекала, да и рыба в Саалан доставалась не так просто, как здесь, не говоря уже о грибах, сырах, всех доступных разновидностях простокваши и прочих деликатесах.

   Сам Дейвин не видел в мистрис Бауэр некромантки. Будь она тем, что из нее попытались сделать на процессе, они бы встретились раньше, и уж он успел бы и опередить досточтимых, и договориться с ней по-доброму. Но несмотря на это, он не мог не признать, что она представляла собой источник моральной инфекции не хуже, чем Медуница. Своих гвардейских дев он уже ловил за игрой в какие-то ниточки на посту и отнял эти ниточки, не обращая внимания на лепет про некую кошачью колыбельку. Отобранную им у кого-то из студентов головоломку выпрашивали назад, потому что она принадлежит мистрис Бауэр. И графу пришлось передавать игрушку по принадлежности через секретаря школы. Заметил он и то, что после появления мистрис в резиденции ни один из гвардейцев не приходил больше в госпиталь, чтобы обработать и зашить укусы, полученные во время растаскивания детской драки. Но гвардейцы и студенты, точно так же, как и весь выводок Айдиша с этой весны, начали ходить с полными карманами всякой мелочи и взяли манеру крутить в руках всю эту чушь при каждом удобном случае. Игрушки содержали простые и красивые логические задачи, тренирующие мозг и требующие умения смотреть на вещи с непривычной стороны, - но, к сожалению, полностью отвлекали гвардейцев от несения службы, а студентов от практики. И он почти каждый день отбирал у кого-нибудь этот мусор и относил мальчику Айдиша, замечая, что и сам по дороге успел собрать из шести лодочек звезду, вставить одно кольцо в другое и оба - в третье, перекатить шарик внутри прозрачного куба с перегородками из одного угла в другой и собрать странную цепочку из четырех колец в сложный перстенек с крохотным розовым камнем. И понимал, что чем дальше, тем интереснее ему становится поговорить с мистрис. Но память о майском инциденте между ней и князем, по праву считавшимся самым обаятельным мужчиной саалан во всем крае, его останавливала. Если эта женщина за считаные минуты сумела обидеть князя до глубины души и остаться при этом правой, Дейвину без серьезной нужды не стоило и пытаться начинать разговор с ней. В конце концов, спасибо Женьке, он приобрел свои источники сведений и поводы для размышлений.